Brewbug : Город-остров, ч. 2

14:01  03-03-2015
Начало здесь http://litprom.ru/thread62565.html

Глава вторая - 'Знакомство с родителями'

У тебя такая заводная семья. Простая-простая
Советская семья.
А.К.


Модест ГермАныч Блюбмерштоф из Лёлечкиных скупых рассказов и Митечкиных красочных кошмаров, был, конечно, форменный ариец. Другое дело Модя Блюм, о котором злословили соседи – этот выглядел и вёл себя как чистопородный еврей. Модест реальный, из плоти и крови сидел теперь напротив Мити за широким, но пустоватым кухонным столом; препарировал юношу взглядом и жестоко пытал вопросами, решая, достоин ли сей смерд составить счастье ненаглядной Лёлечки.
Дела у Митечки шли неважно. Модест оказался папистом – судил по принципу «скажи, кто твой отец, и я скажу тебе, кто ты».
– Так где, вы говорите, он служит? Вот как. Бывает. В каком, простите, чине? И без надежды на продвижение? Но позвольте, разве ваша семья не в родстве с господином N? Ах, однофамильцы…. Очень! Очень жаль. Совсем ни с кем не в родстве? Ну, может, учились вместе? Нет? Тогда действительно без вариантов. Что же ваша матушка? Тоже ничего? В смысле, в добром ли здравии? Прекрасно. Ну а сами-то вы, Дмитрий, как жить собираетесь? Пойдете по стопам?
Раздосадованный Митя готов был встать и отправиться по стопам немедленно, но Лёля больно сжала под столом его руку. За время ужина она не проронила и нескольких слов. Сидела пунцовая, смотрела исключительно в тарелку. Почти не тронутая костистая скумбрия сочувственно взирала с тарелки единственным выпученным глазом.
Не зная, что предпринять в патовой ситуации, Митя последовал примеру подруги и сосредоточился на еде. Хотя еда к тому не располагала. Картины гастрономического изобилия, которые рисовало накануне Митино воображение – баварские колбаски с горчичкой и хреном; исходящие соком пузатые сардельки, жмущиеся друг к другу точно молодые поросятки – теперь казались насмешкой. Праздник желудка не состоялся. Ни рульки по-штоффски, ни даже клопса по-блюмовски гостю не предложили. А рыбу Митя не уважал. Ковырял весь вечер салат и поглядывал голодными глазами на им же самим принесенные конфеты.
– Итак, молодой человек….
Салат, что характерно, состоял из одной травы. Руккола, заправленная соевым соусом.
– … Вы мне не ответили…
Затесавшуюся в траве помидорку черри – вишенку на торте проваленного ужина-собеседования – Митя бережно отложил в сторону, на крайний случай – подАвится ей, когда станет совсем худо.
– … Чего же вы хотите?
– М-м?? – Митя набрал полный рот рукколы.
– Модечка, не приставай к мальчику. Он такой худенький. Дай покушать спокойно. – фрау Штоф вернулась из гостиной с хрустальной конфетницей и фарфоровой сахарницей в цветочек.
Лёлечка надрывно закашлялась. Проглотила кость? Модест насупился, бросил сердитый взгляд на жену – мол, что за фамильярности при посторонних? Ты роняешь мой авторитет. И вообще не мешай, здесь серьезный мужской разговор.
Непробиваемая фрау Штоф ласково потрепала супруга по щеке и улыбнулась Мите: – Вкусно?
Митя широко улыбнулся в ответ. Глаза слезились соевым соусом. Несправедливо, иррационально, но в этот момент он ненавидел радушную фрау даже больше, чем Модеста. «Чистый передник, полный порядок. Ни дыхнуть, ни бзднуть, ни других забот».
– Ну всё-таки, Дмитрий, - Модест не унимался, - чего вы ждете от жизни?
Лёлечкин кашель был похож на сдавленный смех.
– Десерта.

***

После Митиного ухода Ольга демонстративно закрылась в своей комнате. Супруги остались в кухне. Невозмутимая фрау Штоф мыла посуду, а перенервничавший Модест курил в форточку.
– Нет, ну каков нахал!
– Ты сам напросился.
– Да неужели?
– Вот скажи мне, милый, чего ты ждешь от жизни?
– Для себя – уже ничего. Хочу только, чтобы у Лёлечки всё сложилось. Но в его годы я…
– Верил в победу коммунизма?
– Не смешно. По крайней мере, у меня была гражданская позиция.
– У Дмитрия есть позиция. Они с Ольгой вступили в молодежную организацию. Название ещё такое звучное – «Свои».
– Что? Как?! То есть… С этим-то потомственным нищебродом всё понятно – хоть по партийной линии в люди выбиться…
– Совсем ты, Модечка, обрусел. В любом порядочном человеке подлянку выискиваешь.
– Но Ольга… Зачем?!
– Говорит, у них на курсе все вступали.
– А кто не все?
– А кто не все, того накажут.
– Дожили.
– Дежавю?
– Да уж.
– Брось, в «своячестве» есть свои плюсы. Льготы там разные, поездки опять же… В Остров вот на той неделе….
– Ага. Клуб путешественников. Юннаты-юннатки, попойки-палатки. Стоп. Какой еще остров? Почему я всё узнаю последним? Не пущу! Чтобы моя дочь с туземцами под пальмой…
– Да при чем здесь пальмы? Город Остров – это под Псковом. И Ольга тебя предупреждала. В начале года ещё. Тогда правда речь шла о студенческом экономическом форуме во Франкфурте. Но ввиду недавних событий… переиграли вот в последний момент. Вместо Франкфурта – в глубинку, на картошку. Возрождать славные традиции времён нашей юности, между прочим. И знаешь, по-моему, правильно. Чтобы изучать экономику, её надо сначала того… поднять.
– Бред! – Модест точно с цепи сорвался. – Ну полный же бред! Картошка! Традиции! Своячество! Удумали тоже. Хрен этот Дмитрий, выходит, свой, а я, значит, чужой! Так?
Не настроенная выслушивать мужнину истерику непробиваемая фрау Штоф молча положила на стол ключик от серванта со шнапсом и чинно удалилась.

В тот же вечер на другой кухне.
– Вернулся, Ромео? Ну? Когда уже меня с Лёлькой познакомишь?
– Привет, па. Никогда.
– У-у-у. Ясно. Может, оно и к лучшему. Далась тебе эта Блюмберша.
– Она Берштова!
– Да какая она Берштова! Неважно.
– Да, неважно. Закрыли тему. Что у тебя в конторе нового?
– А что там может быть нового… Отчёт вот надо писать. О состоянии и перспективах развития лё-о-гонькой промышленности.
– И?
– И. Ни промышленности, ни перспектив. Состояния на этом не сделаешь. Лучше ты рассказывай.
– Нечего рассказывать. Жизнь кончена.
– Ладно раскисать-то. Всё наладится.
– Как у тебя наладилось?
– Остынь. И не дерзи отцу. Прорвёмся.
– Я не знаю, что мне делать...
– А что делать? Отправляйся себе спокойненько в Остров. Своди там какую-нибудь селянку ночью на сеновал, воздухом подыши. Остров – красивое место. И Пушкинские горы рядом. Мы ещё с твоей маманькой бывали… Романтика… Вот слушай: Там рядом Пушкинские горы; там речка Сороть, солнца блики; корзинки, полные черники, и среднерусские просторы…. А ты, выходит, ещё ни разу. Съезди обязательно. И селянку с собой возьми…. Туда, где “чудное мгновенье” и Святогорский монастырь. И глубь, и гладь. И высь, и ширь. И даль. И умиротворенье…
- Что такое глупь?
- Глубина, болван.
- Не, не возьму селянку. Ещё утонет.
- Не понравились, значит, стихи?
- Пиши отчет, па… От мамы кстати нет вестей?
- Звонила вчера. Хахоль у неё новый… Эх.
- Па, ты б побрился, а? Совсем уже на чучмека похож. Ещё свитер этот…
- Много ты понимаешь! Это Хэмингуэевский стиль.
- Хэмингуэевский стиль, па, вышел из моды. Тридцать лет назад.