Khristoff : ОН

Господи! И как ее угораздило поехать по ленинградке в десять утра?! И ведь не было такой уж сильной необходимости выезжать настолько рано. Время рейса вполне позволяло, как минимум еще час проваляться в кровати. И не стояла бы она сейчас в этой многокилометровой пробке, зажатая со всех сторон автомобилями своих соотечественников, которых она искренне ненавидела. Ненавидела за их мелочность, грубость и хамство. За постоянное психологическое давление со стороны этих мразей, которые независимо от их социального статуса, нагло пялились в ее сторону. Те, что на дешевых машинах, откровенно завистливыми, преисполненными ненавистью взглядами кричали ей: « Сука, сколько ты отсосала за эту машину?!». Не лучшие мысли читались в глазах владельцев роскошных авто. Плотоядной ухмылочкой опутанные лица, с которых как пот стекала похоть, казалось, они трахают уже, не выходя из своих машин. Твари, как они могут так думать о постороннем человеке, о котором НИЧЕГО не знают, кроме того, что видят?!
Сколько раз она себе клялась, что это в последний раз, что больше она никогда в жизни не сядет за руль, во всяком случае, в этой стране. Все чаще, ее преследовала мысль, что он нарочно купил ей эту машину, чтобы она постоянно испытывала унижение, добираясь до его дома. Что ему нравиться, когда она приезжает вся издерганная от бесконечных «подрезаний», сигнальных гудков и грязных ругательств, летящих в ее адрес на каждом светофоре. Чем дольше она об этом думала, тем сильнее ненавидела его и тем безумнее желала его тела. Это было как наваждение, как болезнь. Их отношения, длившиеся уже больше года, буквально иссушали ее, но сама мысль, что она может потерять его навсегда, была ей ужасней смерти.

Знакомство их состоялось при обидно банальных обстоятельствах. Леночка только окончила институт, едва недотянув до красного диплома, и родители, люди далеко не богатые, премировали ее поездкой в Испанию. Это была ее первая поездка за границу, к волшебно незнакомому миру, где, подумать только, не услышишь ужасающей русской брани, где, абсолютно точно, ходят красавцы мужчины и ждут свою Единственную принцессу из далекой снежной России. В целом, так оно и было, если не считать того, что русские все-таки уже присутствовали на этом курорте, хотя и были представлены не худшей своей частью, да и красивых молодых иностранцев было не много, и в основном они ходили уже со знойными испанками, неприлично тесно прижавшись друг к другу.

Дня два Леночка не выходила дальше территории отеля, хотя ее и звали пару мимолетных приятелей, с которыми она успела познакомиться в самолете.
Наконец, вечером третьего дня, она решилась выйти в город, еще бы – немногим более недели ей выпало жить в этом раю, и ни разу не выйти посмотреть заграницу?! Нет уж – не такая она и робкая натура, хотя патриархальное, как любил говорить папа «углическое» воспитание, и наложили на нее вуаль целомудрия. За пять лет института, в условиях «общажной» жизни от этого целомудрия не многое осталось, разве что самоуважение.

Улицы города искрились, как новогодняя елка, несмотря на поздний вечер, было полно народу: буквально все толпились как в метро в час-пик. Только в отличие от мрачной давки в метро, здесь царила куда более веселая, волнительная атмосфера. И улыбки. Никогда в жизни Леночка не видела столько улыбающихся лиц сразу в одном месте. Казалось, что она попала на какой-то праздник, Новый Год, к примеру. Только особенный, где не было пьяной швали, что уже к полночи едва стояла на ногах. Нет, здесь все выглядели трезвыми и счастливыми.

Она зашла в приглянувшееся ей кафе, вход которого был украшен большими круглыми фонарями. Внутри играла музыка и царил пьянящий полумрак, оттененный тусклыми светильниками в стенах заведения. Народу было достаточно много, чтобы не чувствовать на себе изучающих взглядов «старожилов», но места свободные были. Молодой парень, по видимому официант, пригласил ее жестом вглубь кафе, показывая свободный диван. Да, здесь не было столов и стульев, какие она привыкла видеть, за свой немногочисленный опыт посещений ресторанов в Москве. Только большие диваны и крохотные, на одного посетителя столы с раковиной-пепельницей посредине и ярким ламинированным листом бумаги с фотографиями напитков. Официант, подождав пока Лена осмотрится и, что называется, прочувствует атмосферу заведения, подошел вновь и спросил на английском, решила ли леди, что будет пить. Леночка, с детства учившая испанский, попросила его повторить фразу на этом языке. Мальчишка расцвел, видя, что красивая иностранка так хорошо говорит на его родном языке, и, выдав длиннейший, витиеватый и абсолютно двусмысленный комплимент бросился выполнять заказ.

Она сидела на том же самом диванчике, куда ее усадил мальчишка-официант, и пила через трубочку коктейль, когда появился Он. Высокий, лет сорока, одетый в белую рубашку и темные брюки, он, также как и она четверть часа назад, нерешительно застыл на пороге, вглядываясь в темный зал. Потом, вошел и направился в ее сторону, выглядывая свободные диваны. В этом углу их было два, один – через столик от Лены, а другой боковым углом примыкал к ее месту. Незнакомец, мельком бросив взгляд на оба, направился к ближнему от Лены.
- Простите, здесь свободно? – спросил он мягким низким голосом.
- Да, конечно, - поспешней, чем ей хотелось, ответила Лена.
Он попросил стакан вина и, в ожидании пока официант выполнит заказ, рассеяно смотрел на соседние столики. Лена же глядела только на него, позабыв обо всех чувствах приличия. Наконец, он это заметил и вежливо осведомился:
- Мы знакомы, леди?
- Нет, что Вы! Извините меня. – Она смутилась и покраснела, хорошо в темноте он не мог этого увидеть.
- Могу я узнать, откуда Вы приехали? – мужчина чуть наклонился в ее сторону.
- Я из России. – Почему-то сильно стыдясь этого, ответила Лена.
- Ах, вот как! – Воскликнул незнакомец на чистом русском языке. До этого разговор протекал на испанском. – Надо же, какая удача: самая красивая девушка, которую я здесь встречал, оказывается тоже русской!
- Вы так часто сюда ходите? – Лене совершенно не понравился этот прямой, как железнодорожные рельсы комплимент.
-Простите меня за бестактность. Я давно не говорил комплименты на русском языке, совсем разучился. Очень Вас прошу, не обижайтесь на старого дурака.
- Да я вовсе и не обижаюсь, - улыбнулась Лена, - а вы не из России?
- Я уехал из этой страны больше десяти лет назад. Теперь живу во Франции, а сюда приехал на выходные. Не поверите, но уик-энд гораздо дешевле проводить в Испании, чем на Родине. Ну, то есть во Франции. – Он немного смутился, произнося последнюю фразу, впрочем, несильно.
- Меня зовут ВиктОр, в прошлом – Виктор, а Вас, как позвольте узнать?
- А меня Лена.
-Лена? Елена – прекрасное имя! Простите, а что за гадость Вы пьете?
-Почему гадость? Пино-Колада, довольно вкусный коктейль.
- И все-таки я прошу Вас, нет – умоляю, оставьте Леночка свой напиток и позвольте мне угостить Вас вином.
- Но мне вовсе не нравится вино! – возразила Лена, которой действительно совершенно не понравился кислый вкус незрелого винограда и тем более, синтетический аромат дешевых десертных вин, которыми ее угощали незамысловатые институтские поклонники. Но Виктор, словно читая ее мысли, произнес:
- То, что Вы пили у себя, у нас в России, вином назвать нельзя. Впрочем, если не верите мне на слово, попробуйте сами.
Он придвинулся к ней ближе и поднес к ее губам стакан, наполненный густой, буро-красной жидкостью. Лена, немного отпила. Вино на самом деле было восхитительным на вкус, но еще волнительным оказалась та дистанция, вмиг сокращенная Виктором, до почти интимного расстояния.
- Вам нравится?
-Да, очень – почти шепотом ответила Лена, не понимая, что именно имел в виду Виктор: вино или дистанцию между ними.
Официант, принесший бутылку вина, деликатно убрал пепельницу с соседнего столика.

На пляже было тихо, лишь плеск воды, да приглушенное дыхание ночного города нарушали волшебство безмолвия. Они шли рядом, взявшись за руки и попеременно отхлебывая из горлышка вино. Счастье незримой тенью стелилось за парочкой, бесшумно огибая оставленные отдыхающими «шезлонги».
Черное небо, слабо подсвеченное искорками звезд, тихое море, не слышно воркующее волнами и, едва обозначающие горизонт, сигнальные огни кораблей – ничего прекраснее за свою жизнь Леночка не видела. Она остановилось, плененная этим пейзажем и невольно, сжала руку Виктора. Он обнял ее за плечи и нежно провел рукой по волосам. Лена повернулась, мягко пытаясь высвободиться, но вместо этого еще ближе прижалась к телу Виктора. Через мгновение их уста сплелись в долгом страстном поцелуе. Виктор, не переставая осыпать Леночку жаркими поцелуями, мягко положил ее на еще неостывший песок, подложив под голову свою рубашку. «Господи, что я творю?!» - промелькнула в голове у Лены, но тело ее не слушалось, ему хотелось ласки, любви…

- Милый,… какой ты милый – бормотала в сладком исступлении Лена, чувствуя жаркое дыхание партнера, но еще больше тая от сладких, едва осязаемых вначале, но все настойчивее и горячее с каждым ее вздохом, ласок. Пальцы и губы Виктора, играли на ее теле пронзительную сонату страсти.
- Только… не делай мне больно, прошу… - но Виктор не дал ей договорить, мягко но настойчиво закрыв губы поцелуем. Нежным, как и эта бархатная ночь подсвеченная звездным небом. Лена закрыла глаза, блаженное тепло разлилось по ее телу, внизу живота, там, где в небольшой роще скрывалась ее коралловая пещера, нестерпимо жгло, будто бы огнем. Словно чувствуя это, Виктор опустился ниже и вот уже он посыпает поцелуями ее цветок, раз за разом все глубже раскрывая набухшие влажные розовые лепестки и доставая языком до бутона. Он продолжал целовать и посасывать ее клитор, пока она не достигла оргазма. Затем он, не переставая гладить ее грудь и живот, снял штаны и оказался голым – трусов Виктор не носил. Лена в темноте различила очертания его члена еще не вполне возбужденного. Она взяла его руками и нежно помассировала кончиками пальцев от основания к головке, оттягивая необрезанную плоть. Немного поглаживаний и его член полностью напрягся, а яички, покрытые волосами, отвердели. Лена встала на колени и облизала языком его головку чуть солоноватую на вкус. Виктор раздвинул слегка ноги, чтобы ей было удобнее, тогда как пальцы его продолжали теребить ее соски и клитор. Лена с наслаждением сосала его толстый блестящий член, одной рукой оттягивая кожу, а второй массируя простату. Виктор застонал и сжал ее голову, она еще глубже, до самого основания заглотила его член и почти с силой сжала окаменевшие яйца. Тугая струя горячей спермы ударила в горло, наполняя собой все ее тело.
- Да, давай детка, давай - исступленно бормотал Виктор, пока она продолжала поглощать тягучую теплую жидкость.

Уже позже, лежа на песке, когда они довели себя до полного истощения постоянно меняя позы и раз за разом испытывая наслаждение от любви, Лена призналась, что впервые так сделала.
-Что впервые? – не понял Виктор.
- Ну, впервые целовала Его. Понимаешь? – Лена смутилась.
- Аа, тебе не понравилось?
- Что ты? Даже очень! Я как будто частью тебя сделалась, понимаешь?
- Думаю, да. – Виктор крепче прижал ее к своей груди. Через несколько минут они заснули.

Потом были встречи у него дома, поездки в Москву, где он и купил ей квартиру и эту злополучную машину. Пару раз съездили к ее родителям в Углич. Папа очень скептически отнесся к молодому эмигранту, мама же напротив – была счастлива за дочь.
Но, несмотря на кажущееся внешнее благополучие, Лену постоянно терзали сомнения, что-то не так в их отношениях. Даже вернее, в самом Викторе. Ничего конкретного она не могла назвать, но неприятное, тягостное ощущение после каждой их встречи оставалось. Как комок на сердце оседал.В последнее время эта тяжесть заметно усилилась, вроде даже, как и физически стала проявляться. Лена стала гораздо хуже спать, стали посещать кошмары, чего раньше никогда не было. А в субботу она обнаружила неприятную сыпь в районе сосков. Ее лечащий врач внимательно изучил ее, но ничего опасного не нашел, посоветовав не принимать какое-то время противозачаточных таблеток и не волновать, хм, хм, область в районе появления сыпи. Лену такие расплывчатые указания совершенно не убедили. Поэтому то она и решила слетать в Париж, чтобы там пройти полное обследование. Ну и уж конечно, она твердо решила поговорить об этом с Виктором. Потому как интуитивно чувствовала, что причина в ее болезни именно он.

И вот она торчит в этой жуткой пробке, зажатая со всех сторон автомобилями. Слева уже к ней начинает клеиться отвратительный усатый толстяк на «Паджеро». Господи, ну когда же это все кончится?!