Стас Домбровский : Иди за кайфом

- Куда идем?
- А как в кайф, по ногам смотри. Давай так: в кайф на право? В кайф налево? Пошло по ногам тепло? О!!! Идем...
Идти за кайфом, он не обманет...
Я выходил из дома рано. Светало только и я выбегал на улицу. За Черновцами всегда приглядывали социальные. Это был очень чистый городок. Улицы влажные, но дождя не было. Запах этого города, это каштан+предвкушение+свежесть.
Черновцы. Ватутина 1. Квартира 15. Сталинка со двором. Во дворе гудит телефонная станция. Дребезжа гудит. И бомбоубежище, почему то огороженное забором. Со двора выход - центр. С одной стороны синагога переделанная в кинотеатр "Жовтень" еще до того, как я стал понимать, что такое синагога. В другую сторону школа имени молдавского поэта в которой учились я и евреи. Сбоку театр им. Ольги Юлиановны. Но все мимо. Я к Саше Ангелову бежал всегда. На Пирогова. Правда он не всегда выходил. Иногда любил, чтобы его просили и я просил. Иногда плакал.
Странная мы были парочка. Я здоровый и трусливый, он маленький и дерзкий.
В основном мы шли тырить. Естественно. У Саши дядя сидел и смотрел за валютчиками на красноармейском рынке. Отчим был на особом режиме. Все авторитеты. А у меня театралы, да папы не было. Отчим - автоматная рожа, афганец. Руки по локоть в крови и это боялись без уважения. За подписку не канало.
Мы с Сашей автономные гаврики были. В бильярдную за "ц.у." до братвы не ходили. Все карманячие: Калуца, Шмурля, Боцман, Зеленый, Князь, Жид и иже с ними, всего около тринадцати достойных, маршруты в резине давно поделили. Понту не было, да и десятую долю - в черное. Не в кайф. И весь этот бред воровской, че по чем - хоккей с мячом, кто и где по жизни, кто фуфлыжник, кого закрыли, трусики, марочки, заварочки, вся эта чепушенция короче - не особо вставляла. Даже пугала и вызывала отвращение.
Люди тоже. Зубов нет. Бледные шо спирохеты. Синие все, злые. Дичь, но тогда эта дичь решала все... На улицах и в подвалах. Днем город жил внешне, но всегда умирал внутри. В театре танцевали одно, в школе трусили третье, на углу могли спросить за недоступное к пониманию. Когда реальность снимала "вольту" безликую, чаще всего там было желтое лицо урки под опиумом.
- Кем живешь, малой?
- Стремлюсь...
- К чему стремишься, убогий?
- К черному, к общему, к воровскому...
- В общее уделяешь, кто по жизни?
- За меня Люди сами скажут, дубрик погоняло...
А за Дубрика говорили плохо. Ну не любили меня. Причем очень. Та то такое. Но то, что я босяку не соответствовал, так это на все 100%.
Сейчас вот, смотрю на одного нашего депутата-карлика, и очень хорошо помню, как он мне пальцы в щель двери от сейфа засовывал, и ломал сука, и спрашивал за лисапед... Я сдал тогда всех. Да и хоть сукой не был, но пытки переносил плохо. Особенно психологические. Значит таки был и есть.
Помнишь Москаль? Стасика Домбровского? Помнишь как с мамой в кабинете закрывались? Шо ж Вы там делали? Будущее страны обсуждали? Эх...
С Сашкой мы выходили вверх по Нагорной. К тюрьме - на Советской площади. Прямо напротив - памятник неизвестному солдату. И парк. Там всегда панки собирались. Вот меня к ним тянуло. ****ец как любил их. А они меня не очень. И тогда я их ****ил. За это. Но с многими таки дружил. Были и легенды. Косым, Кактус, Конь, Рыжий, Муха, Усатый, Напасов, Рашпиль и Зеленый...
Кстати среди них были очень достойные. Напасова как то загнали в угол, так он ножом от пятерых отмахивался до полика. Так я его и признал. Сначала доску подал, шоб его уже йобнули, бо заебал орать, потом за планом к нему бегал, с сестрой Светой встречался...
Мое первое это были книги. Во всех книжных магазинах - висело мое фото. Я занял такую нишу себе - тырил книги и продавал их книжникам. Только распогодилось тогда с издательствами, и возле Жовтня, и за ним - был базарчик свирепый.
Запах новой книги. Знаете, это как целый мир - в руке... Роберт Шекли. Гарри Гаррисон. О!!! Крыса из нержавеющей стали!!! Ясон дин Альт... Межгалактический мошенник. Планета Пир, где даже растения могут отхватить тебе ногу...
- Шо принес, малой?
- Да вот Ильф и Петров, из архивов печати, "Необыкновенные истории из жизни города Колокаламска"
- О!!! Давай...
- По чем возьмешь, Аркаша, книга свежеспизженная, зырь какой переплет, это тебе не Разоблаченная Изида в самиздате))) Двадцать пять и поехали катаца.
- Дурак ты Стасик и бабушка твоя в кедах, - теософия наше все, но за семнадцать возьму...
Счастье ходило с кожаным портмоне и в свитере "Бойс" заправленном в "бананы". Всегда говорило на украинском языке.
Счастье были в подворотнях ногами. Отнимали последнее. Снимали туфли. Счастью сцали за шиворот. Быки. Это пэтэушники из сел. Возле муз училища мы их пасли, во время выдачи стипендии.
- Ты звидки хлоп?
- Я з миста.
- А, ну тоди пызда тоби.
- Ой не быйте по губах, бо я на флэйти граю!!!
Помню как нас на Кобыле толпа их ебнула. Зеленому челюсть сломали. Саша съебался. Меня пинали, шо старое ведро, но я толстый был, пару ребер только сломали.
Мы шли куда в кайф. Просто по улице, заглядывая в каждый двор, магазин и в глаза всем, кто был слабее или шо то имел с собой.
В каждом магазине, если перегнуться, делая вид, что приглядываешься к чему то на прилавке - можно было опустить взгляд и увидеть кассу в ящике. Ящик открывается и вместе с самой шуфлядкой - за пазуху. А потом надо бежать. А я ****ец как быстро бегал.
И еще: мне фартило. В 1991 году, на рубеже рубля и купона я въебал 120 000 новых купонов. Со мной дружило пол города. Обо мне говорили. Меня искали мусора. Обо мне услышали. Я стал собой. Пацан который купил себе кайф. Дружбу. Признание. Не талантом. Слепым фартом босяцким.
Моя бабушка торговала по старой Одесской привычке на крытом рынке всякой ***ней. Когда мы проходили мимо - всегда слышал крик:
- Смотри Макаровна, это мой ВНУК!!! Стасик, иди бабушка тебя поцелует, иди сюда выродок, ты почему не в школе? Шоб ты сдох, ты должен учиться, вот я маме все расскажу... Ну на тебе турбу твою. Ты кушал? Скотина!!!
Любовь.
...ее звали Люда. Про нее знали и ловили. И еще Алена с рощи. Становились в очередь. Любили... До крика и крови.
А еще была Наташа Солошенко. Я ей первый стих с****ил у Пушкина, но когда увидел, что между сисек могут расти волосы, мне стали сниться пухлые блондинки, вместо тощих евреек.
Я вырос... Буду писать. Вот и сейчас все это, выписал, потому, что ударил жену, сломал кошку. Понимаете, у меня обида на Бога.
Почему, у меня так, почему я такой. Для чего?
Саша Ангелов сгнил уже от винта. Все перечисленные здесь люди - мертвы... Трое живы в теле.
Но что мне от этого? На моем плече смерть играет на скрипке.
Три эпизода краж. Одна из них не карманная. Скрипка. Альт. Не имеющая цены. И полтора года малолетки... А потом еще и еще...
Самое страшное: Я не жалею ни о чем. Вот только люди здесь, страшнее, и продуманнее чем в зоне, чем на улице. Чем в детстве. А самое страшное, что никогда не знаешь, с кем имеешь дело. И иногда как та собака - все понимаешь в нем, сразу, с одного в глаза взгляда, всю подноготную, а сказать ничего не можешь и обреченно ждешь, - когда предаст, подставит, вывернет на свое лицо - твою изнанку.
Скоро у меня будет ребенок. Мне есть, что вспомнить, но о чем мне ему рассказать? Наверное я буду читать ему Гарри Гаррисона. Я расскажу ему о Ясоне. О ровном пацане, который победил в себе растение с зубами, готовое отхватить ногу любому, кто слабее, и прогнуться перед любым, кто смеет защититься.
Куда идем?
- А как в кайф, по ногам смотри. Давай так: в кайф на право? В кайф налево? Пошло по ногам тепло? О!!! Идем...
Идти за кайфом, он не обманет...