Доктор Просекос : Просянки, блин

(Бытовой середнячок)

- Во-о-о-т. А я… - На этих словах Маринин голос принял томные интонации, девушка по-верблюжьи вытянула шею, и, наклонясь через весь стол, приблизилась к Игорю с заговорщицким видом. Недавно порыжевшие волосы засыпали ее лицо.
За три года встреч он уже досконально изучил эти уловки. «Сейчас будет лепетать что-то своим фирменным страстным полушепотом, потом осторожно опустит свою руку на мою, прикроет глаза и выпустит мне на чуб струю воздуха», - подумал он.
Игорь уже забыл, о чем там шла речь. Да, кажется, она рассказывала, как за ней ухлестывает заместитель начальника. Ее послушаешь – так по Марине вся контора сохнет. Да и на улице ей, во избежание ДТП, лучше не появляться: еще не родился тот водила, который в силах просто так откатить восхищенные шары от ее ног. «Впрочем, надо признать, она действительно неплоха», - думал Игорь. - «Понтов многовато, но общаться можно, неглупая опять же. Только меня не прет чего-то». Впрочем, несмотря на это, Игорь частенько соглашался на совместное убийство свободного вечера именно с ней: Марина больше других женщин любила его. Они давно уже не были любовниками, но иногда, сильно упившись, могли часами целоваться взасос в слезоточивых клубах любимых ночных заведений. Все шло к тому, что и этот вечер закончится тем же.
- Откуда это!?! – вдруг вскрикнула девушка, тыча пальцем ему под левый глаз.
- Где? – Игорь от неожиданности дернулся, провел рукой по щеке. – Что там?
- Куда они делись? – собеседница пристально всматривалась в его лицо. – Просянки. Только не говори, что ты ходил в косметический салон. Баба выдавила. Баба! Кто эта блядь?!? А?
- Начинается… Нет, ну какого хрена ты мне это все? Ты что, жена мне? Ку-ку, мы даже не спим!
- И слава Богу! – Марина нервной рукой сунула мобилу в сумку и выбежала из кафе.
«Догадливая», - подумал Игорь, вкладывая купюры между корочками кожаной книжечки, в утробе которой официантка принесла счет. Все правильно, вчера ему была сделана беспрецедентаная операция по удалению просянок.
Работа закончилась еще в обед – он позвонил Ольге. Она сказала, что ждет. Как всегда. Потом был долгий поцелуй в коридоре, коньяк, кофе, коньяк, крохотные сладкие печенюшки, тяжелое мягкое одеяло. Белая персидская кошка забралась ему на плечи и, усевшись между лопаток, принялась наблюдать с высоты своего положения за человеческой любовью. Не отрываясь от процесса, Игорь резкими движениями корпуса несколько раз сбрасывал с себя глупое животное, но оно вновь вскакивало на прежнее место.
Потом была ванная – впервые за год их интимного знакомства. Сначала Игорь возражал:
- Проверено на себе: в советской ванной заниматься сексом нельзя.
- Она не советская, а турецкая.
- Дело не в производителе, а в размерах…
- Ясно.
Потом они ели кутью – был сочельник, после чего Ольга заявила:
- А теперь я с тобой сделаю о чем все время мечтала.
- Интересно?
- Выдавлю, наконец-то, твои просянки.
- Что выдавишь?
- Просянки.
- У меня есть какие-то просянки?
- Ты мне должен предоставить в пользование свое лицо…
- Хорош пугать-то!
- А просянки – вот они, белые, видишь?
Игорь рассматривал в зеркальце свою физиономию, по которой кто-то пьяной дрожащей рукой разбросал крупинки манной каши.
- Я думал, это просто угри.
- Угри – совсем другое, а это просянки.
- Прикольно. У меня есть друг с фамилией Просянкин.
- Прямо таки Просянкин?
- Ну почти Просянкин.
- Хороший человек, наверное.
- Ага. Познакомлю как-нибудь. Тебе понравится.
Она села на диван, он устроился на полу, устроившись между раздвинутых Ольгиных ног спиной к ней, обхватил ее бедра и запрокинул назад голову. Игорю казалось, что она нажимает на какие-то кнопки, расположенные на его лице, о существовании которых он до этого даже не догадывался. Ольга работала не только руками, но и иголкой; больно не было.
- Хорошо идет, - место каждой выдавленной просянки она прижигала поцелуем.
- А ты того… не брезгуешь?
- Ничуть. Наоборот…
- Да. Женщины вообще не брезгливые.
- Ага. Я тебе уже говорила: если вдруг узнаю, что ты ходишь в туалет по малой или даже по большой нужде, мое отношение к тебе не измениться.
- Не, не узнаешь. Нужде… Так низко. Как ты могла. Я только того… фиалками, если ты еще этого не знаешь.
- Знаю.
- А я, кажется, понял, почему женщинам все это по фиг. Им приходится иметь дело с детьми. А уж они точно писаются и какаются. В журнале прочитал.
- Еще ведь и рожаем.
- Н-да… Это вообще по ту сторону добра и зла. Как подумаю обо всех этих кишках, плохо становится.
Потом они пили чай и не заметили, как засиделись до семи. Вспомнить о времени заставил глухой щелчок в замке: о возвращении возвестил муж. В принципе ничего страшного не произошло. Супруги уже давно жили в режиме разрешенной измены – это когда разводиться сил нет, но у каждого есть пассии на стороне. Оба знали об этом, однако среди строго упорядоченных положений режима разрешенной измены был параграф, требовавший делать вид, что ты самым тщательным образом скрываешь свой «левак». На правах общего знакомого Игорь несколько раз общался с Ольгиным мужем, высокопоставленным перцем в державе, но от этой встречи ему стало не по себе: сейчас Игорь был похож на человека, еще не отошедшего после пластической операции – его выдавало лицо, перекошенное и покрасневшее.
Увидев это, муж, пришедший было в хорошем настроении, сразу помрачнел. Супруг, конечно, не стал предпринимать никаких действий, направленных на дальнейшую деформацию Игориной физиономии, но неприятный осадок остался у обоих. Зато Ольге, отыскавшей на прошлой неделе на рубашке мужа еле заметный след чужой помады, это доставило радость.
Игорь шел из кафе на остановку и думал, как глупо он дважды спалился из-за каких-то микроскопических точек на морде. В это время судорога мобильного телефона известила о сообщении: «Ia pogoriachilas. Tu ne obidelsia? Kstati, ia gorazdo lyche davliy prosianki. Obrashaisia v sledyiyshii raz ko mne». “Блин, да сколько можно!» - он порывистыми надавливаниями на кнопки удалил sms.
Только сейчас он понял, что фиг там – ничего не смирит его с ТОЙ мыслью. ТА мысль – а она будет донимать его до самого гроба - проста, как рецепт приготовления яичницы: мы любим тех, кто не любит нас, нас любят те, кого не любим мы. Вот и все. Исключения бывают лишь на время или во сне. «Все очень просто. Меня любит Марина, я люблю Олю. Но даже если если не люблю, то хочу быть с ней. Она любит своего мужа. Хорошо, если не любит, то, во всяком случае, не собирается с ним расставаться. А если бы попыталась расстаться ради кого-то – да хоть бы ради меня, - и тут нашлась бы своя засада, например, я бы ее разлюбил. Ее любит еще кого-то. Может, даже Марину. Или не ее, а какую-нибудь бабу, муж которой любит Марину. И так с каждым, и так до бесконечности. Вот она, эпоха Кали-Юги, эпоха смешения добра и зла. Слава Богу, она заканчивается. Остался какой-то миллион лет. Но страшно не это. Страшно то, что, по всем правилам, надо заставлять себя с этим смиряться».
Он не заметил, как забрел на школьный стадион. Здесь гуляли дети – мальчик и девочка лет восьми. Девочка позвала своего друга:
- Артем, смотри, сколько здесь чистого снега.
Действительно, среди потоптанных людьми и загаженных собаками белых ковров оставался довольно большой участок нетронутого снега. У детей с собой были небольшие пластмассовые ведерки. Они наполнили их снегом и, сидя на корточках, принялись размешивать его лопатками.
- А потом прилетел орел, - рассказывал Артем. – Он забрал все голографические письма и улетел на скалу…
- Да ты путаешь, - перебил Игорь. - Это не орел их забрал, а ослик. Да, и увез их.
Дети замолкли.