Юра Дзоз : По небу пешком.

По небу пешком.

Понедельник. Утро. Жора первый раз за два дня видит солнце. Плохо ему совсем, колотит всего на отходняках. За окнами просыпается город, начинается новый летний день. Особенный день. Сегодня нужно освободить квартиру. На поиск нового жилья нет ни сил, ни денег. Так что через какие-то несколько часов он станет бездомным. Солнечный свет продирается сквозь шторы. Жора кое-как собирает вещи, едет вокзал и садится на поезд. Боковое место в плацкарте за последние деньги. Он убегает. От залитых алкоголем наркотиков, съёмных квартир, сомнительных связей и долгов. Так всё это и началось.

Второй месяц Жора жил на профсоюзной базе отдыха под Одессой. Сколоченная из досок хибара отводилась его старому другу, Михе. Миха работал поваром в тамошней столовой и благодаря этому, они могли жить и питаться за счёт профсоюза металлургов и горняков.
В тот день они купались в море, пили домашнее вино и курили траву. Вечером пошли в бар на пляже. Там Жора впервые встретил Лизу. Он подошел к ней и сказал, что любит её. И всю жизнь любил. Так и сказал, а потом спросил, как её зовут. Получилось не оригинально и не смешно. Тупо получилось. Но Лиза почему-то рассмеялась. Милая девочка, блондинка в белом платье.
Через неделю Жора и Лиза разбили на берегу палатку и поселились на пляже. Миша наведывался к ним каждый вечер. Они расстилали у моря покрывало, пускали по кругу косяк и смотрели на звёзды. Говорили то, что думали и не боялись быть неверно понятыми.

Миха сказал как-то:
- Знаешь, мне кажется, что голова это цензор сердца. Ведь всё что хочет сказать человек, рождается у него в сердце. Неважно ужасное или прекрасное, главное такое как есть. Потом это проходит через голову, осмысливается и меняется. Почти всегда люди говорят совсем не то, что изначально хотели. А мы с вами говорим сердцем. Напрямую, минуя голову. Такая себе контрабанда общения.
- Плохо только, что скоро всё это закончится, – сказала Лиза, – всё станет так, как было раньше: наступит осень, мы разъедемся и, наверное, уже не увидимся.
- Осени не будет никогда! – сказал Жора.
- Ну, – подтвердил Миха, – в натуре не будет. Зачем нам осень?! Останемся здесь, построим хижину, посадим дурь, будем питаться рыбой и фигачить чаек. Кто-нибудь пробовал чайку? Я - нет. Они большие такие, как раз нам на троих. А ты будешь об этом писать. Ты же хочешь стать писателем, вот и будет тебе материал.
- Ты хочешь стать писателем? – спросила Лиза.
- Не обращай внимания милая, он удолбался.
- А что, отличная тема получится. Вроде «Записок охотника» Тургенева. Только у нас будет «Записки охотника на чаек».
- Записки чайхотника?
- Записки чайхотника! Да!
- Ты, правда, собираешься стать писателем? Я не знала.
- Просто ляпнул ему как-то по пьяни.
-Не верь ему, Лизочка. Собирается. Слушай, когда начнёшь писать, не забудь вспомнить о том, как мы тут жили. Парочка и их друг всю ночь напролёт пыхтят, и на море пялятся. И похуй им ветер! А?! Вот это сюжет! Литературный артхаус! Это вроде как Леннон с Йоко в постели во имя мира лежали, 1 так и мы тут за него же сидим. Заплетёшь там, вроде мы не просто так сидим, а за что-то боремся.
- Не, лучше правду.
- Что мы балду гоняем?
- Ага.
- Нет. Так просто нельзя, нужно завернуть как-то. Давай как в «Дивном мире», 2 мы, типа, дикари, а этот пляж - маяк в котором мы заперлись от шизоидного общества. Как думаешь?
- Думаю, это и есть правда.

Лиза уехала через неделю. Они обещали писать друг другу, но в последнюю ночь нарезались в стельку и забыли обменяться адресами. Ели держась на ногах, Жора посадил её на утренний автобус и смотрел, как он становиться черной точкой на дороге. Жора не чувствовал грусти. Жора чувствовал сильную головную боль.

Сезон подходил к концу. С каждым днём отдыхающих становилось меньше, пляжи пустели. Каждый вечер Жора с Михой сидели у своей хибары, пили пиво, провожали отъезжающие автобусы и думали, куда двигать дальше.
Жора не хотел возвращаться домой, не хотел искать работу, не хотел снимать жильё, не хотел селиться у родителей, не хотел видеть тех, кому должен и не хотел от них прятаться. Миха дорабатывал последние дни и тоже в родные края не особо не спешил.

Жора вспомнил о своем приятеле по прозвищу Татарин. Имени его Жора не знал и ни разу не слышал, чтобы его называли иначе.
Татарин – художник, живет отшельником на Кинбургской косе 3. Его картины имеют успех и хорошо продаются на аукционах Лондона. Сам Татарин в Лондоне никогда не был, он предпочитает оставаться неизвестным и жить в небольшом доме на краю цивилизации.
Жора познакомился с ним на психоделической сессии. В лесу под Одессой. Там играла странная музыка, повсюду бродили бородатые дядьки в пёстрых рясах. Они ели грибы и смеялись как дети. Или молчали, покачиваясь как сатирики. Тогда Татарин пригласил Жору к себе на косу, он гостил у него неделю. На прощанье Татарин взял с него обещание, что когда-то, Жора навестит его снова.
- Я знаю, куда мы поедем, – сказал Жора, – подай ещё пива.

Катер отправлялся в три. У них было несколько часов на то, чтобы купить гостинцы: чай, колбаса, коньяк, вода и пиво. Миха ещё взял две пачки батареек, в отрезанных от мира местах они всегда они кстати.
Татарин жил в старом кирпичном доме в пяти минутах от моря. К дому вела песчаная дорога, по обе её стороны росли дикие маслины и всякие разные кустарники.
Дверь не открыли, никого не было дома. Они пошли на пляж. Татарин стоял по колено в воде и рыбачил. На нем была соломенная шляпа, разодранные шорты и футболка.

- Здорова, Татарин! – Выкрикнул Жора, но тот не услышал.
Подошли ближе. Татарин увидел их и заорал зычным голосом:
- Лещ идёт, прикинь! Уже четыре штуки! Прямо с берега! Гиганты! Давно не видел, чтобы так берега шел, косяк какой-то или что!?
- Привет, Татарин. Как дела, что нового?
- Да какие, блин, дела?! Лещина на спиннинг прёт! О! Смотри! Оооооо! Цепенууул! Иди сюда ихтиандр!
Татарин стащил с крючка пойманную рыбу, наживил, и со всей дури закинул лесу обратно в море.
- Решил навестить тебя, старик. Обещание сдержать. Я с корешем, это Миха.
Татарин достал из кармана ключи и бросил Жоре.
- Располагайтесь и подходите. Или отдохните с дороги. Как хотите, в общем. Пока так идёт, я ловить буду, после подойду. Такое дело не часто, сами понимаете.
- Мы тогда тебя дома подождём.
Татарин ничего не ответил.

Во дворе гуляли две курицы, петух и гусь. Ещё там было костровище, деревянный стол с лавочками, колодец и гамак. Дом представлял собой холостяцкую берлогу из трёх комнат и кухни. В одной комнате Татарин сделал библиотеку. Получилось нормально, книг прилично влезло, до самого потолка. Там же стоял компьютер, стереосистема и диван. Стены второй комнаты сверху донизу были увешаны картинами разного размера. Они, словно разноцветные фигурки тетриса, прислонялись одна к другой. Вся стена была одной, но состоящей из множества, картиной.
Жора и Миха вышли на улицу, сели на лавочку, открыли по пиву и беседовали о какой-то ерунде. Открылась калитка. Уверенной походкой во двор вошла розовощекая блондинка в выцветшем сарафане. На вид ей было лет тридцать.

- Привет малыши, пивко мантулите?
- Угощайся. – Миша протянул гостье банку.
- Спасибо. А где Татарин?
- Рыбу ловит.
- А вы что, в гости приехали?
- Ага.
- Мальчики, тут такое дело, мне нужно шкаф передвинуть. Не поможете?
- Нет проблем, – отозвался Миха, - иди далеко?
- Нет, здесь рядом.
- Ты иди, Миха, а я останусь. Вдруг Татрин вернется, а нас нет.

Они ушли. Вскоре вернулся Татарин:
- Десять штук! Смотри, какие красавцы! У нас будет отличный ужин!
Он вывалил на стол груду рыбы.
- Пиво будешь?
- Давай. А где твой друг?
- Да тут дамочка заявилась, блондинка, попросила помочь шкаф перенести.
Татарин подавился пивом.
- Когда они ушли?
- Недавно, а что?
- Бежим. Быстро!
Не успел Жора опомниться, как Татарин вытолкал его за калитку и они побежали куда-то по песчаной дороге.
- Объясни, в чем дело? – Попытался спросить на бегу Жора, но Татарин только повторял:
- Только б не опоздать. Только б не опоздать.
Показалось несколько домов, к одному из них шел здоровенный мужик.
- Кажись, опоздали, – сказал Татарин и остановился.

Вечером того дня Миха рассказал что с ним случилось:

Заходим мы с ней в дом, я говорю: «Показывайте, где ваш шкаф». А она мне: «А у меня его нет». Дверь на ключ и одним махом сарафан свой - хоп! И передо мной смуглое от загара голое тело. Улыбается, идёт на меня и говорит:
- Ну чего же ты смотришь, глупенький. Иди ко мне, малыш.
Я замер, что делать не знаю. И тут она как заорёт во всё горло:
- Хватить пялиться тупорез! Трахни меня долбоёб хренов! Отшарабань прямо на этом столе! Давай малыш, давай сука!
Я рефлекторно попятился назад. От моего замешательства она пришла в дикий восторг и заорала ещё громче:
-Куд-а-а?! Куда собр-а-ался котик?! А киску забыл покорми-и-ть?!
Выкрикнув это, она ринулась на меня как солдат в атаку. Тут я подумал: «Хоть крыша и протекает, но тётка-то в целом нормалёк, так что чего уж там».
Она кинулась на меня, штаны содрала и давай сосать. И всё вроде хорошо. Но тут врывается этот лось. Она увидела его и орёт:
- Ваня! Ванечка! Он изнасиловал меня! Ваня! Этот урод заставал меня сосать! У него пистолет, Ваня! Убей его! Убей!
И давай рыдать.
У этого глаза навыкате, со рта пена, всё как полагается:
- Наконец-то я тебя застал, – достаёт из-за пояса тесак, каким только говяжьи туши разделывать, и на меня - кончу суку!

Жора с Татарином подошли к дому и хотели заглянуть в окно, но оттуда, им навстречу, вылетел абсолютно голый Миха. Вылетел и понёсся по степи как молодой жеребец. За ним, только через дверь, этот дылда с тесаком.
Жора с Татарином тоже побежали. Татарин кричал Михе:
- Миша! Ко мне беги! К калитке! Поворачивай!
А этот обернулся и за ними. Хорошо он весом килограмм сто двадцать был, выдохся быстро. Татарин с Жорой успели во двор забежать и дверь захлопнуть. Миха двухметровый забор одним махом перелетел. Муженёк в дверь молотит: «Убью! Всех замочу на хер!» А когда стал тесаком замок ломать, Татарин достал ружьё несколько раз в воздух выстрелил и кричит ему через дверь:
- Вали отсюда на хуй, Ваня! Бухать завязывай, мозги свои в порядок переведи и нимфоманке своей объясни, чтоб на людей не кидалась. Ещё раз тебя с ножом здесь увижу – чердак снесу до фундамента.
За воротами стало тихо.
- Ушел вроде.
Жора налил Михе стакан коньяка. Он надел трусы, выпил залпом и спросил:
- У вас тут все такие?
Татарин улыбнулся:
- Почти. Тебе мама не говорила, что нельзя с незнакомыми тётями уходить?
- Не, серьёзно. Татарин, что это было?
- Местные знаменитости. Она трахает всех кого к себе домой затянет и специально подгадывает, чтобы он застукал. Ему назло. Она вроде от этого особое удовольствие получает. А у него на этой почве, плюс бухло, совсем крышу рвануло, всё её любовников ловит. Буйные шизики, короче. Здешние о них знают, давно внимания не обращают. Она для своих спектаклей заезжих отлавливает. Ладно, больше он сюда не сунется, давайте рыбу жарить.

Они стали готовить ужин.
- Вовремя вы приехали. Завтра меня не застали бы, уезжаю.
- Куда?
- На Тендру 4. Отсюда минут десять на моторке. Я там с Мурым охочусь. Я б вас с собой взял, но Мурый молчальник, нелюдимый совсем. Всех вместе обратно отправит. Так что вы оставайтесь и будьте как дома. Послезавтра я вернусь. Если что, ключи под коврик положите.
- Ладно. А этот чудик точно к нам не полезет?
- Точно. Но если вдруг - ружьё здесь, пальни пару раз в воздух и убежит.
Рано утром Татарин уехал. Жора и Миха остались одни.

Они пили целый день: сначала пиво, потом коньяк. Прохладное сентябрьское море не давало превратиться в хлам. Вечером разожгли костер и жарили соевые сосиски из местного продуктового ларька. Кроме них на берегу никого не было, по золотистому песку гуляли чайки, садилось солнце.
Миха тарахтел как заведённый:
- Вот это - настоящая жизнь. Я делаю только то, что хочу. Я сам себе хозяин, а значит, я всё могу. Я гуляю по небу пешком, смотри, это звёзды у меня под ногами. Выпьем за это!
А потом ещё:
- Никто и никогда не загонит меня в это стадо. Я много об этом думаю. Я не вернусь домой. Ведь мне в жизни мало нужно. Один старый панк 5 как-то сказал: «У меня нет особых предпочтений. Я предпочитаю пять долларов трем долларам». Вот и у меня так: кусок хлеба, банка пива. Мне нужна свобода, без неё я сдохну. Это единственное, что я про себя знаю наверняка.
- Ага, согласен.
- Вот Батя мой, к примеру, обычный мужик, работяга, всю жизнь на одном заводе вкалывал. Только о работе и говорил: выполнили план, не выполнили план, наработки, производство, и всякая такая мура. В пять подъём, в десять отбой, по выходным - дача. И всё с надломом таким, всё в напряг. Домой приходил злой как собака, на меня орал, на мать. Вроде это мы виноваты, что он с утра до вечера на говно по пустякам исходит. Он вроде для нас старался, но нас этим и прессовал. Мне кажется, он ни одного дня своей жизни не был по-настоящему счастлив. Он многому меня научил.
- Знаешь, – сказал Жора, - я одного чувака знал, так он в 42 года собственную смерть инсценировал. Родные труп опознали, все дела. А он документы новые купил и пустился по миру путешествовать. Я его в Крыму встретил, так он пешком на Алтай шел. Через три года, говорит, доберусь, прикинь. Я спросил: «С какого перепуга ты всё это замутил?» Деньги ведь есть, (он хозяином крупной компании был) чего не хватало? А он мне: «Надоело всё до смерти, а по-настоящему умирать страшно».
- Он просто не смог из той каббалы вырваться, в которую я впрыгивать не хочу.
- Может и так, не знаю.
- Я ведь тоже бегу от своей «нормальной» жизни. - Продолжал Миха. Она могла быть комфортной и удобной. Нахуй! Комфорт это ограничение свободы. Сдерживающий фактор. Вот врубись: живешь ты в квартирке, которую в кредит взял. Уже связан. Работать должен, чтобы её выплачивать. И место потерять боишься. И вынужден всяких уродов слушать и кивать на то, что неправильным считаешь. Иначе комфорт свой потеряешь. Так эта система изо дня в день отучивает тебя за своё слово стоять. Отучивает бороться. Комбинат, короче, форменный 6. В конечном счете, ты готов с чем угодно соглашаться и любые правила принимать. Только вот ты этот, уже не ты. Этого я боюсь.

Взошло солнце и они пошли спать: задернули шторы, закрылись на замок и вырубились.
Сквозь сон Жора услышал стук. Кто-то ломился в ворота. Он посмотрел в окно и увидел, как через забор лезет какой-то мужик. На всякий случай Жора достал из шкафа ружье, тихо вышел на крыльцо, навёл и ждал. Мужик спрыгнул на землю, повернулся, и как заорёт: «Не стреляй, дело есть! Не стреля-я-й!»
Жора опустил ружьё, смотрит, а гость багряный совсем, труситься с похмелюги. За сто пятьдесят коньяка, он поведал, что всю ночь пил с главой крышатечного семейства соседствующих героев любовников, к прекрасной половине которого Миха позавчера нанёс визит. Гость, – его звали Нестор, - сказал, что Вася ходил к своему брату, местному участковому. Писал заяву об изнасиловании супруги. Капусты хочет срубить. Любезный Нестор пришел предупредить, что лучше бы им валить, потому что дело- дрянь. Сказал, что катер отходит через два часа, следующий – завтра, но он, если не поторопятся, может уже не пригодиться. Жора растолкал Миху и всё ему объяснил. Нестор согласился провести их до катера огородами, получил ещё бутылку пива и воссиял лучезарно.

Татарину оставили записку, в которой всё объяснили. Бог, как говорится, располагает. Планы прожить на косе до октября вылетели в трубу. Нежелание возвращаться домой осталось.
Моторка неслась к берегу. Они смотрели на воду пустыми взглядами.
- Ну, какие планы?
- Понятия не имею.
- У меня знакомых здесь больше нет. Нам нужно денег хотя бы на билеты домой раздобыть.
Миха услышал про возвращение домой и скис окончательно. Они шли по берегу, тащили на горбу сумки и пили теплое пиво.
- Есть у меня подруга в Одессе, – сказал он, - я сней мутил, когда там жил.
- Арес помнишь?
- Если не переехала.
- А деньжат она нам сможет одолжить?
- Наверное. Она мажорка, деньги не особо считает.
- Это подходит, - сказал Жора, и они зашагали быстрее. – Только ты понастырней, без денег не уходи, а то нам до Киева автостопом ехать придется.

Элитный многоэтажный дом в центре Одессы.

- Добрый день, Алина дома? Кто спрашивает? Старый знакомый, Михаил с Пересыпа.
В домофоне что-то затрещало, голос пропал. Через несколько минут спустился стероидный качёк. Слащавый словно пидор. Блестит весь, будто полиролью для мебели натёрся. Неприятный человек. Явно из тех, кто фотографирует и выкладывает в сеть свой накаченный торс.

- Шо надо?
- Алину.
- Я её муж.
- Круто, а она где?
- А ты, чухан, кто такой вообще? Чего тебе от моей жены надо?
Тут, надо сказать, он был прав. Выглядели они действительно зачуханно.
- Мне поговорить с ней надо. Пусть она даже папы римского жена.
- Мне говори, я передам. Она не любит с посторонними общаться.
- Слушай, дядя, ну позови девушку, тебя ж просят. - Вступился в разговор Жора.
- О! Ещё один чмырдяй вылез.
- Что ты там из своего припудренного ротика извлёк!? Ближе подойди, я тебе на ухо шепну, что тебе сделать нужно.
- Да ты охуел!
Прямой в лоб, Жора старался увернуться – не вышло, лапища здоровенная. Миха подоспел и великолепной двушкой оттеснил муженька на задний фланг.
- Миша! Максим! Что здесь происходит! – На пороге возникло миленькое создание в розовом халатике с капюшоном. Она злилась и громко сопела от волнения.
- О, Алинка! Привет! – Радостно сказал Миха, стряхивая после удара руку. – Мне поговорить с тобой по очень важному делу нужно. Алина на подошла к качку. Интенсивно гладя его по голове, она что-то шептала ему на ухо. Он бросил свирепый взгляд и ушел.
- Бойкий у тебя кавалер, отличный парень!
- А какой правый хук! – По взгляду Жора понял, что настроение у Алины не игривое.
Миша отвёл её в сторону. Они стояли к Жоре спиной, но разговор их он слышал:
- Чего тебе?
- Слушай, тут такое дело, я в Одессе случайно оказался и в неприятности попал. Одолжи денег, а? Я домой доберусь – сразу вышлю.
Она посмотрела на Мишу долгим и презрительным взглядом.
- На кого ты стал похож, Миша? Посмотри на себя? Был такой милый мальчик!
- Да я, блин, только с Кинбурна, с леса, понимаешь? Там неприятности случились, пришлось валить быстро, даже умыться не успел. Алина только покачала головой.
- Нет, ты посмотри на себя, ходишь по городу с какими-то оборванцами, грязный, просишь денег. От тебя перегар на километр! Я не дам тебе денег, Миша. Но этим я помогаю тебе, а не наоборот. Тебе нужно устроиться на работу, и начать вести нормальную жизнь! Пусть мой отказ будет тебе стимулом…..
Миша развернулся и пошел прочь, Жора следом.

Они сидели на лавочке возле Оперного театра и смотрели на голубей.

- Ты представляешь, какая сука! Сама ни дня не работала, никогда ни в чём не нуждалась! И она мне нравоучения тележит, что нужно найти работу. Она! Она вообще понятия не имеет, как без мазы работу искать? Без папиного звонка, когда тебя никто не знает и триста лет ты никому не нужен. Она вообще не в реальности живёт, а в коконе своем семейном!
- Да ладно тебе, успокойся. Её жизнь уже наказала. Она же за этим дятлом замужем. Он, к гадалке не ходи, прёт ещё пару спортсменок после своих тренировок. Она ему для карьерного роста нужна. Ты лучше поделись соображениями, что делать будем? Ещё какие-то мысли есть?
- Нет!
- Ладно. Но всё равно не расстраивайся так, слышишь?

Миха не ответил. Они были в центре большого города, с копейками в кармане, ни жилья, ни знакомых, но главное – ни одной идеи как из этой ситуации вырулить. Очень хотелось есть. Около часа они просидели молча. Вдруг Миха улыбнулся, посмотрел на Жору и сказал:
- Нам не нужно сидеть здесь и впустую тратить время. Давай купим поесть, насколько хватит денег, пойдём на трассу и будем голосовать. В крайнем случае, у нас есть палатка, сможем заночевать в лесопосадке. Рано или поздно уедем.
Других вариантов не было.

Купили хлеб, воду, четыре плавленых сырка и спички. Добрались до границы города и стали ловить попутку. Миха поднял руку и возле них с грохотом затормозил груженый металлом «КамАЗ». Просто удивительно, не прошло и десяти минут.
За рулём сидел коренастый мужик без трёх пальцев на одной руке и весь в корявых татуировках. Он согласился подбросить до Кировограда, а это добрая половина пути. Залезли в салон. Вымпелов там было - штук сто, выцветшие фотографии тёток с сиськами и спортивных машин. Воняло потом и табаком. Водила оказался разговорчивым весельчаком. Он ржал громко и буквально со всего. В промежутках между высказываниями он обильно харкал в окно. Миху с Жорой он называл архаровцы.

- Чего гуляем архаровцы, заблудились?
- Ага.
- Золотое время, понимаю. Я тоже будь здоров пошарился. После дембеля мы с Пашкой весь союз прохерачили, от Камчатки до Каспии. На поезде, правда.
- Не, мы по месту.
- А с нами чего только не случалось! Пашка один раз нажрался и в общагу к невесте пролез, в окно. Но этаж перепутал и к комендантше вломился. А она с перепуга сковородкой его отрихтовала! Так он чуть обратно не выпрыгнул! Ох, и выхватывался я с него, умора! Всю общагу на уши подняли! Да, Пашка постоянно в истории влетал, бухал просто как черт. Он однажды в Ялте с капитаном знакомым встретился. С одного города. Хуё-мое, засели, в общем, квасить. Я к барышне ушел, а Пашка в каюте у него вырубился и в Батуми с ним снялся, конь педальный. Просыпается - в открытом море! Прикинь! Мне телеграфировал в порт, так я за ним поездом выехал. Эх, чего только не было.
Такие вот истории Вован, – так звали водилу, – травил два часа без остановки. Его было смешно и интересно слушать. А потом он сказал:
- О, вот и Любашка, как раз вовремя! Пошли архаровцы, трохи червячка заморим.
Машина остановилась у придорожной закусочной «У Любаши».
- Да вы идите, кушайте, а мы тут подождём.
- Да, мы не голодные.
-Пошли, говорю. Угощаю! Тут столовка классная, я Любашку сто лет знаю, нормальная бабца, с херни не готовит. А про деньги мне нечего мусолить, голяки, понимаю, сам такой был.

Очень хотелось есть. Этот покоцанный, прокуренный, беспалый и переполненный историями мужик угостил их борщом, картошкой с котлетами, заказал по сто пятьдесят водки и по куску пирога с кофе. Такие дела. Он знал, что больше никогда их не увидит. В действиях его была чистая доброта - желание бедняка помочь ближнему. Всю остальную дорогу они безмятежно проспали.

Вован остановил свой КамАЗ на пустынной развилке. Вокруг не было ни людей, ни машин.
- Всё архаровцы, здесь мне налево. Вон там остановка, это выезд на киевскую трассу. Можете тут голосовать или пешком часок прогуляться, там движение поживее будет, быстрее поймаете. Я б на вашем месте так и сделал.
Сразу за остановкой дорога ныряла в лес, дальше ничего видно не было. Жора и Миха от всей души благодарили Вована, на что он ответил:
- Да ладно вам, епт, хорош ветер мусолить! – Надавил на педаль, грузовик с лязгом повернул и исчез в клубах пыли.
- Встречая таких людей, я начинаю верить в человечество!
- Пошли, прогуляемся часок.

Настроение было отличное. Они шли по обочине лесной дороги, не имея понятия куда и сколько ещё осталось пути. Оказалось не близко. Через час с лишним увидели деревянную беседку, такую, что строят у дороги, чтобы водители могли остановиться и перекусить. На ней была табличка: какое-то там лесничество.
- Отличное место! Слушай, давай разобьем здесь палатку и заночуем. Всё равно ночью попутчиков редко берут, а до утра на трассе как-то в лом торчать.
- Можно в спальниках прямо в беседке на лавочках лечь. И для костра место есть.
Они бросили вещи и пошли в лес за дровами. Сухостой быстро занялся, костёр затрещал. Ночь была тихая, а небо звёздное. Они сидели у костра и смотрели в темноту леса.
- Хорошо, всё-таки, - сказал Миха, - что мы вот так с тобой путешествуем. И даже то, что мы посреди леса застряли – тоже хорошо.
- Не самый плохой вариант сидеть сытым у костра ночью. Ни суеты, ни напряга, только ветки трещат, и мы с тобой словами перекидываемся. Нормально. Я от этого настоящее удовольствие получаю.
- Настоящее удовольствие… а знаешь, кстати, почему мы с Алинкой расстались?
- Откуда?
- Она всё время меня куда-то с собой тащила: на приёмы, тусовки всякие, дни рождения. Один раз даже на похороны ходили, а я даже покойника не знал.
- И как вы расстались?
- В общем, она меня постоянно куда-то вытаскивала. На этих мероприятиях я должен был улыбаться как идиот, пить шампанское, от которого у меня живот болит, и поддерживать разговоры на неинтересные мне темы. Они там, в основном, друг перед другом пыжились: кто какую тачку купил, кто и где отдыхал, кто кого и как трахнул. Держались фальшивенько. Видно было, что они родителей богатых детишки, и всё то, о чём они так гордо толкуют, всего лишь отчёт о тратах их карманных денег. Они были скучные. Глаза у них были пустые и остывшие, как у стариков. В свои двадцать с лишним они устали от жизни, устали иметь всё что захотят.
- Ну и как ты с ними сладил?
- Никак. Просто садился за дальний стол и в окно смотрел. Я от этих закрытых сходок никакого удовольствия не получал.
- Её, я так понимаю, это не устраивало?
- Нет, не устраивало. Её аж колотило всю. Цвета меняла, как хамелеон. Подбежит ко мне, поругается, опять свою лыбу резиновую нацепит, бокальчик в руки и обратно к дружкам своим. И так целый вечер: ко мне, в «краску», от меня. Я ей говорю: «Давай я уйду, нечего мне здесь делать». А она только головой трясет: нет и всё. Зато потом, когда домой возвращались, она мне за всё высказывала. Что я её позорю, что ей за меня стыдно, что у всех парни как парни, а у неё чучело какоё-то. Я пытался напомнить, что ехать никуда не хотел, но она не слышала. Потом успокаивалась, эта маска с неё слетала, и она становилась той Алинкой, с которой я когда-то познакомился. До следующего выезда. Я никак понять не мог, нахуй она этот маскарад устраивает? В чём прикол? Деньги есть - живи в своё удовольствие. Зачем выдавать себя за другого и вести себя не так, как обычно себя ведёшь? Я думаю, если человек, когда расслабляется с друзьями, маску надевает и другим становиться, то, неверное, не особо он и отдыхает. В общем, в ней уживались два разных человека. Один меня любил, второй - ненавидел.
- И что дальше?
- Один раз, когда мы с очередного такого цирка возвращались, она сказала мне, что больше не может это терпеть. Что про неё уже слухи распускают и меня все высмеивают. Поэтому нам нужно разойтись. Я не стал спорить, а она заплакала. И громко так, прямо в машине рыдала и повторяла: «Ну почему ты такой, ну почему такой!» И всё на этом.
- Это тусовка, Мишаня. И она, как видишь, сердцу вполне свободно приказывать может. Ты, ей Богу, благодарить её должен за то, что она тебя бросила.
- Тихо! Слышишь?
- Мотоцикл, вроде. Похоже, к нам приближается.

Они увидели свет фар. Через минуту возле беседки остановились три мотоцикла. Харлеи.
- Да тут занято! - Сказал один.
- Тьфу, бля! Я двое суток нормально не спал, вырубаюсь. – Ответил второй.
Жора и Миха подошли ближе: три байкера, матёрые, бородатые как ZZ Top. Пузатые кабаны в косухах.
- Добрый вечер. – Поздоровался Жора.
- Привет.
- Можете здесь остановиться. У нас палатка есть, мы можем в ней спать.
Они перекинулись парой слов, подъехали к беседке и заглушили моторы.

Раззнакомились быстро. Оказались нормальные ребята, настоящие мотоциклетные отморозки. Они жили на двухколёсных машинах. От них пахло машинным маслом. Теперь все вместе сидели у костра, пили пиво и разговаривали:

- Мы в Одессу тулим, – говорил, по-видимому, старший из них, Саня. – Там мероприятие, мы работаем. Аппаратуру настраиваем.
- Что за аппаратура?
- Звук. Мы с Коляном – звукорежиссеры, а Ник – звукооператор. Площадки для концертов готовим, для фестивалей всяких.
- А вы чего здесь застряли? – Спросил Ник.
- Домой возвращаемся, в Киев. Автостопом добираться пришлось.
- «Дунуть» хотите?
- Конечно!
- Хе-хе-хе! Давай Ник, доставай свой саквояж. – Сказал Саня и открыл следующую банку с пивом.
Ник достал саквояж и вынул оттуда пакет с травой и папиросы. Пошло дело.
- Мы в этой беседке часто останавливаемся. Отдохнуть пару часов, покурить и съесть чего-нибудь. - Сказал Саня и передал Жоре косяк.
- А мы случайно набрели, – сказал Миха, - нас подвезли и высадили недалеко отсюда. Мы переночевать решили и с утра на трассу.
- Хорошая трава, – сказал Жора.
Ночь летела вперёд. Разговор легко перетекал из темы в тему. Жора и Миха рассказали про любовное приключение на косе. История вызвала восторг и бурю смеха. Байкеры тоже рассказали пару историй. Как Ник однажды выебал молодую жену начальника ГАИ. Тот их застукал. За Ником потом все патрули города гонялись. Ещё они рассказывали о фестивалях, где они звук настраивали, а потом отрывались.
Появлялись новые и новые папиросы. Костёр горел ярко. Всем было весело. Самый молчаливый из них, Колян, прямо там вырубился. Жора с Михой установили палатку, им подсветили фары мотоциклов. Жора влез в неё и заснул сразу же. Миха остался у костра, Ник и Саня - тоже.

На рассвете Миха растолкал Жору:
- Пойдем, потрещим.
- Дай поспать, сволочь!
- Не, не, не могу, вставай. Дело важное.
Жора продрал глаза, съежился от холода, надел свитер и сел в палатке:
- Говори.
- Я с Саней этим всю ночь трындел. У него бессонница. Говорили мы с ним о многом. Мы с ним похожи очень. Он, в общем, обмолвился, что им в банду механик толковый нужен. А я ж не только повар. Я до десятого класса каждое лето с дядькой в гараже проводил, любой движок с закрытыми глазами до винтика разложу. Он предложил мне к ним идти, механиком. Я согласился. Ты ж меня лучше меня самого знаешь. По душе мне это, сам понимаешь. Так что я с ними поеду. Саня сказал, что до трассы нас довезёт и на машину тебя до Киева посадит.
- Ладно. Давай так и сделаем.
Миха светился от радости:
- А как думаешь, правильно я делаю, что с ними двигаю?
- Вы, блин, ночью у трассы посреди леса встретились. Это судьба, Мишаня. Правильно ты всё сделал, механик в мотоциклетном таборе - это твоё.

Три мотоцикла неслись в сторону трассы. От грохота двигателей в небо поднимались стаи птиц. Отполированный металл блестел на солнце. Они становились на трасе, возле строй автобусной остановки.

- Здесь быстро поймаем, – сказал Саня и заглушил мотор.
Байкеры откинулись на задние дуги своих мотоциклов, Жора и Миха пытались поймать попутку. Через несколько часов остановился старый «Икарус». Табличка на лобовом стекле говорила, что он направляется из Николаева в Киев.
- Так у меня ж денег нет! - Опомнился Жора.
- Сколько до Киева, командир? - Спросил водителя Саня.
- Полтинник.
Саня достал из затёртого бумажника новенькую сотку и протянул Жоре:
- Держи, дядя. Дорога дальняя, поесть что-нибудь купишь или пиваса треснешь.
Жора поблагодарил. Байкеры завели моторы, отъехали чуть вперёд и ждали своего нового механика.

- Ну, давай, Жоржик, – сказал Миха, обнял Жору и громко забарабанил ему по спине. Я как заякорюсь – сразу дам тебе знать. Твой Киевский номер у меня есть.
- Пока, Михась. Ты только поаккуратней пока в коллектив не вольёшься. Смотри, чтоб эти гориллы в угаре башку случайно не снесли.
- Ну, быстрее там! – Заорал водитель. – Вас что, все пассажиры должны ждать.

В автобусе воняло грязными носками. Какой-то гений наглухо замкнул все окна, дышать было совершенно не чем. Кислород в салон поступал из нескольких источников: два люка, водительское окно и пара форточек в салоне. Измученные пассажиры отчаянно пытались создать ветер всеми подручными средствами и от этой напряженной работы потели ещё больше. Они злобно смотрели на Жору, но ему было похуй. Он занял первое попавшееся свободное место, отвернулся и посмотрел в окно. Раздался раскат грома, небо затягивали тучи.

Жора провождал отъезжающие мотоциклы взглядом, и не испивал ни грусти, ни радости. Снова он остался один. Он соскучился по своему одиночеству. Ему было спокойно и хорошо в этом вонючем автобусе. Он ехал вперёд. Он возвращался искупленным и очищенным. «Лечите душу ощущениями, а от ощущений пусть лечит душа» - так, кажется? 7 Он снова не думал о завтрашнем дне и получал от этого своё особое удовольствие. Но теперь всё будет иначе. Неизвестно как, может ещё безумней, но точно по-другому. Ведь время течёт.

Один знакомый как-то сказал ему, что убежать не получиться. Жора ответил ему тогда, что он может валить к ебеням с такой философией. Вся жизнь побег от точки к точке и кто не видит этого – тот обречён. «Футбольный сезон окончен» 8 сказал Томпсон, перед тем как размазать мозги по стенам. «Игра продолжается» - подумал Жора, закрыл глаза и под монотонный стук дождя о крышу автобуса заснул крепким сном.

Примечания:

1. 7 дневный (25-31 марта 1969 г.) постельный протест (или Бед – ин) молодожёнов Джона Леннона и Йоко Оно против войны во Вьетнаме.
2. Речь о персонаже романа британского писателя Олдоса Хаксли « О дивный новый мир».
3. Кинбургская коса – песчаная коса в северо-западной части Кинбургского полуострова между Днепровско – Бугским лиманом и Черным морем. Малозаселённая территория.
4. Остров Тендра – остров вблизи юго-западного побережья Черного моря.
5. Эту фразу, в одном из своих интервью сказал Игги Поп. Американский музыкант, один из основателей панк – рока как направления музыки.
6. «Комбинат» - обозначение системы с её деструктивным влиянием на личность, приведённое в романе Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом».
7. Фраза из романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея».
8. Хантер С. Томпсон – американский писатель и журналист, основатель гонзо журналистики. 20 февраля 2005 года, в возрасте 67 лет, застрелился в собственном доме. Вскоре после его смерти, журнал «Rolling Stone» опубликовал последние слова Томпсона. Записка была озаглавлена «Футбольный сезон окончен».