Послемрак : Яма, 4

Не ожидая более встретить в этот вечер Галю, подросток снова увидел ее на улице, выходящей из круглосуточного. Она также держалась позади, оставаясь при этом в центре, насмешливо обсуждающей что-то компании. Галя нарочно отстала от замешкавшихся на крыльце магазинчика двух подруг, подозвала третью и, заговорив с ней, и, не ожидая, что подросток обернется в это время в ее сторону, указала на него пальцем, прямо вытянув руку. Расстояния между ними было метров сто, насколько выявил подросток своим хилым глазомером, и он готов был поклясться, что в его сторону была поднята Галина рука с указательным пальцем. Он не помнил, сколько она продержала этот жест, поняв, что он ее видит. К тому времени, «подросток» находился по другую сторону от зловещего дома, шел один вдоль каких-то заведений, и больше указывать ей было не на кого. И так впервые образовалась приятная для него загадка, связанная с этой девушкой.
Существующая вероятность того, что он сумел привлечь чем-то внимание этой таинственной незнакомки, привела подростка в состояние благоговения, в состояние, при котором соединившийся с верой рассудок запечатлевает на долгие годы даже пустяки и все вокруг будто обретает причинность и взаимосвязь.
- А все-таки, если я стар, как этот, – и тут в уме подростка всплыл плоский образ брыластых щек старика, – если мы с ним на «ты», можем ли мы иметь что-то общее с этой Галей? И все же, одежда моя – почти подростковая. Наверно, я все же молод. А этот – да мало ли, почему мы с ним близки? Да и сам он допускает мысль, что я могу «неровно дышать» на его Галю. А кукла-то какая у него затасканная! – вдруг вспомнил он непроизвольно жену старика, – Фу!
В этот момент в кармане темно-синего пуховика заиграла стандартная мелодия мобильного. Справившись с застежкой, подросток с неприятным чувством вора выудил чужой телефон.
«Тихий» - высветилось на залившем лунным светом глаза дисплее.
Может, сейчас что-нибудь разведаем? – подумал подросток. Он напряг связки, но голос вышел уже не такой гремящий, как на кухне Тихих, даже напротив – слабоватый. Это огорчило подростка, потому что слышанный им на кухне свой новый голос понравился ему.
- Алло – прожурчал он.
- Алло! Корытин? Слушай, Корытин, ты сегодня точно не вдарил? Очень странный был! – сжатым шепотом разливался паточный голос.
- Да нет же! – машинально защитил подросток свою новую личность.
- Смотри, знаем мы. Не балуйся! Да и помни – писатели мы только во внерабочее время! Не перебарщивай с напитками, родителей хоть пожалей… А то и уволить могу. Все, не могу говорить.
Продробили короткие сигналы и вызов закончился.
Странно, очень странно… Значит, и родители у меня есть? Или не у меня, а у этого человека? – думал подросток, – По крайней мере, если за ним водится такой грех, то можно представить следующее: что, в очередной раз набравшись, он забылся, ему причудилась вся эта яма с рыбой, собака (которую, к тому же, он мог видеть ранее в том доме), а очнулся он уже на кухне своего товарища. При этой версии, по крайней мере, становится понятно, кто я: какой-то балбес-писатель, «латентный» писатель, который по пьяни возомнил себя подростком, а потом уже ему причудилась яма, затем рыба и все остальное. Я инстинктивно направился в знакомый дом… Но все равно странно. Он… То есть Тихий лишь сомневается, пил ли я – а неадекватен я был абсолютно, если половину беседы думал, что сижу под столом. Так что он без сомнений заметил бы это… Ну пусть пока будет так. Другой теории у меня нет. Одно я знаю точно, что Галя эта не чужая мне – как родная!.. Ну тянет меня к ней – незнакомке! – не знаю, почему. Отец ее, возможно, когда-то и был страстным. Но с годами его страсть, охая и ахая, разжирела в старость, и он изжился в обычного сластолюбца. Эка я завернул! Наверно, и впрямь какой-то гуманитарий… А впрочем, вернемся к проблеме. По семейному положению этот Тихий: бабник, тиран и подкаблучник, что последний звонок подтверждает. (Как он быстро трубку бросил-то!) Оставил дочь с матерью, а сам купился на молодость и свежесть. Но Галя - «хорошая девочка». Хотя очень прискорбно, что мнения таких, как этот, почти всегда ошибочны. Неужели она не добрая и не милая?! А, что ж, другому характеру до меня дела и не будет!
Мысль о Гале, как сгусток протонов, выскочившая из хаоса этих размышлений, отбила всякие подозрения и задушила загадки.
- Он говорит, мы с ней – из разных миров. Да куда уж мне с такими яркими компаниями водиться! Он прав в этом, но…
«В разных камерах мира все же мы едины» - всплыло в памяти Корытина.
Интересно, кто это? Бродский? Нет, что-то песенное. Высоцкий? Цой? Черт, что-то знакомое! Смутное воспоминание, как он лежит на кровати, придавленный смыслом песен, бухнуло подростка, как обухом – словно в затылок забили литой стержень по самое нёбо. По крайней мере, память мне не отшибло – помню много имен и событий. Только: что это за улицы? Ни одной не помню. Или я их и раньше плохо знал? Названия улиц мне всегда тяжело давались… Мне? Мне. Я?
Я! Я! «Корытин». Хм… Я - «Корытин»!
Впервые за этот вечер, человек, уже не мнивший себя подростком – Корытин – присмотрелся к тому, что было вокруг. Унылый частный сектор, убитый в тени сумерек, и как будто плававший в слякоти, как пришвартованный Ноев ковчег. Восходящая расхлябанная дорога из грунта и гальки, ведущая из него и раздваивающаяся на пригорке. Редкие, бьющие колким дождем фонари.
Корытин не только пригляделся, но и принюхался. Пахло гарью и снегом. Один из любимых запахов. Запах жизни, копоти, перерождения – таким воздухом питаться можно! Вспомнив Галю, и что она сейчас гуляет неподалеку и вдыхает тот же самый воздух, Корытин принял окончательное решение – обходить и заново узнавать все эти места.
«Во имя сына человеческого, Иисуса Христа, дай мне возможность видеть ее!»
И поразился непроизвольно возникшей в голове молитве.