Шева : Взвейтесь кострами, синие ночи

Такси, на удивление, подъехало быстро.
Сели на заднем сиденьи. Комов захлопнул дверцу, назвал адрес.
Только потом повернулся к Ане, - Ну как, не затрахали тебя сегодня твои оболтусы?
- Да нет, - ответила Аня. Затем устало улыбнулась, - Разве что чуть-чуть.

Аня работала преподавателем математики и информатики в колледже. Чему обучали, или кого выпускали из этого колледжа, Комов не знал, да это его и не интересовало.
Ему то что? Главное - чтоб Анечку его не обижали. Бабский коллектив, конечно, смотрел на Аню, как бык на красную тряпку - всего лишь второй год после института, а толковая, умненькая, характер - в обиду себя не даст.
Как в той поговорке - Вчера на меня всем селом напали, так еле отгавкалась!
Но самая главная обида женского коллектива была, Комов это прекрасно понимал, что Аня не просто молода.
Молодых-то много, да и красивых немало, но таких сексапильных - это, как говорится, надо поискать.
Главным козырем Ани, её не тайным, а совершенно открытым оружием были ноги.
Нет, не от бедра, но как метко заметил классик - у меня нет слов, чтобы описать эту красоту.
Это были идеальные по форме и удивительные по стройности ножки молодой красавицы. Которая, на беду?, знала об этом, и ходила исключительно в коротких юбках и платьях.
Благодаря чему, собственно, они и познакомились.
Еще на первой встрече удивлённый Комов спросил Аню, - А как твой педколлектив терпит, что ты ходишь в колледж с такими голыми ногами?
Аня тогда бесхитростно ему ответила, - А в моих группах зато самая лучшая по колледжу посещаемость - девяносто процентов. Ни у кого такой нет!
Комов не знал, кого выпускал Анин колледж, но знал, что основной контингент были пацаны.
Пятнадцати-семнадцатилетние.
И он, вспоминая себя в молодости, прекрасно понимал, какими глазами эти пацаны смотрели на «его» Аню. Еще, небось, и дрочили на задних партах.

- А чуть-чуть - это как? - спросил Комов. И усмехнувшись, добавил - На полшишечки?
- Да представляешь, наглючие, говорят мне сегодня, да еще так хитро улыбаются, - «Анна Владимировна, а вы дома не ночевали!».
Я спрашиваю, - С чего это вы взяли?
А они смеются, - «А вы сегодня на работу пришли в том же самом платье, что и вчера!»
- Ты не сказала им, как в своё время Фаина Раневская – Пионэры! Идите в жопу!
- Нет, я спокойно им так отвечаю, - А на мне лифчик другой! У них и челюсти поотвисали.
Комов с лёгкой грустью подумал о том, что в его школьные годы таких учительниц не было…

Он вспомнил сегодняшнюю ночь с Аней.
На «автомате» левая рука потянулась к её ногам. Хотя край юбки и так опустился довольно низко, но Комов бесцеремонно сдвинул его еще ниже и слегка раздвинув ноги Ани, положил свою руку между.
На.
Аня замолчала. Только быстро повернувшись к нему, чуть улыбнулась.
Комов начал легонечко и нежно поглаживать тонкую ткань трусиков.
Там.
Аня немного напряглась.
Тогда Комов нащупал заветный бугорок.
И сжал его.
Аня прикусила нижнюю губу, Комов еще подумал про себя - Ну прямо Анастейша!, и показала глазами на водителя.
Комов беззвучно, одними губами, ответил Ане, - Да похуй!
Аня поняла, улыбнулась и положила свои пальцы на пальцы Комова.
Он почему-то испытал чувство дежа-вю, будто с ним когда-то давно, а может, в другой жизни, это уже было.
И вдруг Комов вспомнил.

Это был первый в его жизни пионерлагерь.
Маленький городишко на берегу Азовского моря, живущий за счёт пионерской саранчи, надсмотрщиков-вожатых, и редких семейных отдыхающих.
Тёплое, солёное, удивительное море, раскалённый из-за горячего южного солнца песок и вкуснейшие-превкуснейшие вяленые бычки – это были, перефразируя классика, три источника и три составные части ежедневного удовольствия октябрёнка Комова.
Не считая еще одного - тайного, а потому наиболее сладкого.
Комов был уже не какой-то сопливый первоклашка, он гордо считал себя второклассником. Хотя на самом деле до второго класса было еще целых полтора месяца. По тем годам – целая жизнь. И жизнь эта открылась тогда второкласснику Комову удивительной стороной.
У его дружбана Серёги, с которым он закорешевал в их отряде, была сестра. Она тоже была в этом же лагере, в одном из старших отрядов.
Она закончила уже третий класс. А может, и четвёртый.
Комов хорошо запомнил только то, что у них было три года разницы.
Приходя проведывать брата, она познакомилась и с маленьким Комовым. Причём не просто познакомилась, а отнеслась к нему очень приветливо, дружелюбно.
Жалела. Потому что на самом деле Комову, впервые оказавшемуся без родителей, иногда было…не очень.
Тоскливо, короче. И домой хотелось.
Через какое-то время Оля - так звали Серёгину сестру, стала маленькому Комову тоже - как сестра. Или - как мама.
А потом…
А потом один раз она пришла к ним с Серёгой, когда у них был «тихий час».
Почти все уже спали. Вожатых не было видно. Это сейчас Комов понимал, что у них, наверное, тоже был свой «тихий час».
Оля села на кровать к Комову, ласковым голосом что-то начала говорить - будто сказку читала. Потом начала гладить Комова по голове.
У него тогда чубчик еще был такой прикольный.
Комову было очень хорошо.
- Чего же ты не спишь? Давай я тебя присплю! – сказала Оля, и сверкнув коленками неожиданно быстро нырнула к Комову под одеяло.
Не по годам умный Комов тогда еще засомневался, - Увидят - будут ругать!
- А мы одеялом с головой накроемся! – весело ответила Оля.
И накрывшись одеялом, она крепко прижала к себе Комова.
Комов одновременно стеснялся и вместе с тем чувствовал нечто такое, чего с ним еще никогда не было.
От Оли шёл такой классный сладкий запах. Как от ванильных булочек, которые им давали на полдник. Его коленки упирались ей прямо в живот, и даже ниже.
Отчего Комову почему-то было неловко.
…Потом Оля учила его, как надо целоваться в губы.
Потом трогала и теребила его пипиську.
А потом засунула его боязливую руку себе в трусики.
И положив сверху свои пальцы, направляла его…

- Малые же совсем были, - подумал Комов, - да еще три года разницы. Да еще, для него – «в минус», а такое вытворяли!
«По молодости» - хмыкнул внутренний голос. И тут же самодовольно добавил - Нет, таки лучше, когда разница «в плюс». В некоторой степени - те же три года.
Комов повернулся к Ане и неожиданно спросил, - А ну, математик мой, подтверди, я же не ошибаюсь: три в третьей степени - двадцать семь?
Улыбнувшись чему-то своему, Аня прижалась к нему и строгим, но одновременно покорным голосом затраханной учительницы, а может, ученицы? сдерживая смех, ответила, - Да, господин.