Klaks : Путешествие

Есть два типа паломничества, хаджжа – малый и большой. Малый можно совершать в любое время года, большой – только в Рамадан. Различия в обрядности незначительные - все тот же символический бег между Сафа и Марва, двумя холмами, где некогда бедная и брошенная Хаджар или Агарь, как кто хочет, металась в поисках воды, потом колодец Замзам, побиение камнями идолов и, конечно, Масждид аль-Харам – запретная мечеть. Там я коснусь черного камня Каабы, припаду к земле в суджудах, буду шептать фатиху, ас-сану, многие иные суры, озарю себя предрассветным фаджром и самой поздней молитвой, ишой. Таково будет мое путешествие.

Билеты уже куплены, мне осталось только собрать вещи, купить ихрам – белую как снег одежду, и буду готов. На столе лежит Коран на русском и арабском, читаю, шепчу и лопаю на губах горловые тяжелые звуки. Арабский – язык мужчин. Рядом - Новый завет, Тора отдельно Танах, Бхагавад-гита, Дао де цзин... Это конечно все забавно, но не то. Ислам - религия сильная, как удар по лицу, как ледяная вода по щекам и лбу. Огромная и массивная, она шагает на тебя, и ты не можешь быть не зачарован. С первых строчек Корана, с Аль-Бакары, Железа и Исры, писание по главам ведет тебя по миру непознанного и тайного, оно крутит твой разум, оно... Щепками голова. Многие говорят, что Коран это - ложь, например, Бартольд и Большаков, что это несториане и иудеи нашептывали Мухаммеду на ухо каждый аят, но я не верю. Хаотичность этого откровения поражает меня... Зенд-Авеста - вот это точно нечто человеческое. Заратустра был лжецом. Но не Мухаммед, не Абу Бакр, не Али.

Я упаду на колени в центре исламского мира и поверю в Бога. Кибла будет равняться нулю, Кааба, массивный черный куб, заточивший в себе свидетельство греха Иблиса против Адама и Аллаха откроет мне все смыслы. Да… Еще кое-что Вам нужно сказать. Я не могу прийти к Богу. Пустую, рвусь и мечусь, но нет вот мне порыва Божества, и ни силы молитв, ничто не заставляет меня молиться хотя бы раз в день, не пить, или ходить в церковь, мечеть, ставить свечки или платить закят. Я даже совершал причастие, но размокший в вине хлеб, положенный серебряной пикой мне на язык, не стал кровью и телом Его. Но я верю, Ислам - другое. Поэтому я совершу имитацию. Нужно было выучить язык - моего знания достаточно, чтобы меня пустили в Мекку. Затем зазубрить обряды и ритуалы, слова, даже пару арабских шуток. Я идеальный обманщик, но делаю это, чтобы прийти к Богу.

Многие говорят мне, что вера - это не шведский стол, что здесь нельзя выбирать. Но как же иначе? Мне не дали веры родители, но я смогу прийти к ней интеллектом, разумом, опытом. Декарт, Бэкон, Кант - неужели они были глупцами? Ведь "религия теряет право на искреннее уважение, оказываемое разумом только тому, что может устоять перед его свободным и открытым испытанием". Церкви, буддистские монастыри и сотни мандал, медитации и камлания - все не тронуло меня, не выдержало во мне так, как простой, повторяющийся и поэтичный язык откровения Элохима, Аллаха. Как в раскрытую грудь Мухаммеда в ночь предопределения-АльКадр вложил Аллах веру, силу, борьбу против невежества, джахалии, так и я открою свою грудь вере.

***

Рамадан выпал на июль в этом году. Я сел в самолет в Медину с пересадкой в Стамбуле. Ждать в Ататюрке пришлось семнадцать часов, и я поехал в центр. Зайдя в голубую мечеть, ходил босиком по красным коврам и смотрел на молящихся. Здесь был мой знакомый имам, вот уже 4 раза за последние семь лет я ходил к нему при каждом посещении Турции. У него в кабинете все также лежали стопки Корана на всех языках мира: на русском был дословный и плохой перевод, без тафсиров, комментариев, и с отвратительной грамматикой. Мы сели на стулья и стали пить чай. Он смотрел на меня и улыбался.
Наверное, это разговор здесь нужно записать.
- Алексей. Сколько мы виделись с вами? Мне каждый раз запоминались наши встречи.
- Да. Мне тоже. Раза четыре?
- Последний раз вы спросили меря про насх и мансух - отмененные аяты Корана. Я даже опешил, это мало кто знает. Но вопрос мой в другом.
- В чем?
- Вы уже почти как теолог. Это похвально. Как Мирча Элиаде, ваш кумир, как мне кажется.
- Я ни на секунду не такой, как он.
- Но скажите, вы совершили намаз при входе в мечеть?
- Нет.
- Почему?
- Я еще не готов.
- К чему вы готовитесь?
- К принятию веры. Хотелось бы все понять прежде чем...
- Прежде чем что? Что вы хотите понять?
- Хочу, чтобы не было вопросов. Чтобы не было всех противоречий, чтобы не было несоответствий и обманов.
- Тогда вы никогда не станете верующим.
- Почему?
- Задавайте вопросы о творениях Аллаха. О людях, о их теле и психике, о природе, о вселенной, о звездах и материках. Но не о Нем самом. Существование Его, как и откровение, необходимо принять. Вы будете копаться в газавате, в битвах про Бадре и Ухуде и найдете несоответствия в датах.

- Но мой разум требует...
- Ваш разум получит все ответы, когда вы поверите. Поймите, Алексей – самое главное, это намерение. Интенция, если вам угодно. А не это…
- Вы бы сами не смогли так, как я.
Мы попрощались. Запомнилось, что чай был противно горьким, сушащим рот. Имам предложил прочитать мне дуа, но я отказался.
Вернувшись в аэропорт, я надел в туалете ихрам и сел на пол среди десятка других паломников. Вокруг были, кажется, индусы, филиппинцы, турки, арабы, пакистанцы. Многие молились. Мимо проходила компания молодых людей, я посмотрел на них, и они засмеялись.
Из Медины в Мекку мы ехали на автобусе. Ждали мы его на солнце более часа. Чувствовал я себя плохо. Хиджаз был сух и неприветлив, но обжигающе красив. Чувствовался сильный запах мужского пота. Дыхание ушло в надир, когда я увидел шесть минаретов. Я вышел, шагнул на звук азанов. После омовения, встал в ряд с арабами во внешнем дворе мечети и совершил первый поклон. Затем второй. Постепенно, вены в моей голове пульсировали все сильнее, и через пятнадцать минут я почувствовал, что мои глаза мутнеют. Кажется, солнечный удар. Упав на землю, увидел, как горячая кровь брызнула из моего носа. Наверное, она вскипела от жары после того, как меня увезли.
Очнулся в больнице. Вспомнил, что по-арабски больница – мусташфа. Сначала меня тошнило, потом ужасно болела и пульсировала голова. Сказали, что все серьезно. Мы договорились, что меня подвезут на инвалидной коляске к Каабе. Через 3 дня мы снова оказались на жаре, и мне сразу стало хуже. Ехали мы более получаса, и слюна лилась из моего рта на белую ткань одеяния. Я привстал у черного камня и прикоснулся к нему. Потом снова. Он показался мне грязным, а потом тошнота подкатила к горлу, и я попросил, чтобы меня отвезли обратно. На утро был прямой самолет в Москву.

В салоне мне снилась большая стройка метро. Я лазил по кранам и, забравшись на самый верх, сорвался вниз, в сырую котловину. Набрав полный рот земли, я лежал в ней и выплевывал комочки чернозема. На следующий день встретился с Игорем, и мы сели в баре. Мы пили пиво, выходили курить и глядеть на розоватое предзакатное небо, говорили о кино и затем снова спускались по крутым ступенькам вниз, в полутьму, к нашему столику.

Позже, по дороге к дому, я дышал и размышлял о Боге, а Игорь отвечал, что его нет. По моей щеке потекла слеза, но я быстро смахнул ее. Наверное, это от ветра, сильно дувшего в глаза, и метавшего алые искринки сигарет.