Крокодилдо : Ultimo tango a Parigi

* * *
Ах, Париж...
Монмартр, божественная Эдит Пиаф и запах жареных каштанов.

* * *

Я прилетел в Париж для получения Гонкуровской премии. Как известно, эта награда вручается только французским писателям, но в тот год для меня сделали исключение.
Земную жизнь едва ль пройдя до половины, я достиг многого...
И пусть путь ведущий к вершинам признания оказался каменист и обрывист – речь сейчас не об этом.
В тот душный майский вечер судьбе было угодно кинуть мне под ноги три ветки флёр д`оранжа, и я сполна насладился этим подарком...

* * *

Я забыл их имена, и в памяти остался лишь аромат духов.
Невысокая cероглазая брюнетка – Chanel Gardenia, пухленькая блондинка с влажными губками - Yujin Amour, а рыжеволосая бестия со взглядом дикой кошки навсегда останется для меня Miracle So Magic.

Они подошли ко мне, когда я сидел в одном кафешантане недалеко от Пляс де ля Републик, потягивал шабли и неспеша обдумывал сюжет нового романа. На моём столике лежали вчерашняя «Юманите» и «Афоризмы эстетика» Кьеркегора.

Кстати, хотя Франция и считается литературной страной, целых полчаса я оставался неузнан. За всё время это время лишь одна пожилая мадам в декольтированном, открывающим вид на её морщинистые перси, платье попросила меня об автографе.
Я достал Montblanc, написал своё обычное «В рот я вас ёб», поставил дату и размашисто расписался.
«Merci»,- церемонно поблагодарила старая ведьма.
«Хуй соси»,- вежливо ответил я, и углубился в газету.

Зачем мне «Юманите»? Резонный вопрос. Третьего дня мне позвонили из их редакции, и сообщили, что социалистически настроенные французские читатели мечтают услышать мнение молодого российского гения относительно монетизации льгот в России. Пребывая в состоянии лёгкой кокаиновой эйфории я опрометчиво согласился на интервью. Встреча была назначена на шесть вечера в холле моего отеля. К этому времения я выпил бутылку Гленфидиш Эйншент и меньше всего желал видеть мерзкие рожи парижских репортёров. Поэтому, увидев как они подходят к отелю, я закидал их трюфелями из окна своего номера, помочился на них сверху, и крикнул вслед сакраментальное «Fuck you!»
Должен признать, последее было излишне и даже попсово.

Разумеется, гордая галльская пресса не осталась в долгу, и во вчерашнем номере обо мне была опубликована пафосная и лживая статья, озаглавленая «Ешь ананасы, рябчиков жуй...» На французском Маяковский звучал так же нелепо как и в оригинале.

Под статьёй располагалась карикатура в манере Жана Эффеля. Я был изображён с толстым пузом, в невыносимо безвкусной жилетке, а мою голову украшал совершенно буржуйский цилиндр. Всё это представлялось изрядно забавным. Ох уже эти левые! Обыкновенную пьяную выходку принимают за «акт политического вандализма с элементами эпатажа». Надо же такое придумать! Как дети, бля!

* * *

Итак, я отложил «Юманите» и собирался было заказать вторую бутылку, как вдруг услышал восторженное: «Ах, это он – Кроко!»
Это была Yujin Amour. Как же она божественно картавила, этого не передать на бумаге.
«Кроко, Кроко! Charmante!»,-подхватили подружки, подсаживаясь за мой столик. Как выяснилось, девушки изучали в Сорбонне литературоведение и как раз проходили моё творчество на семинаре по современной прозе.

Я допил шабли прямо из горлышка и заказал для всех шампанского. Конечно, «Вдову Клико»: «Дом Периньон» - это любимый напиток нуворишей и удачливых сутенёров, выбирающих его только за более высокую цену. Лично у меня от него изжога и обильное газообразование, пардон за столь интимную подробность. Всё это я сообщил девушкам пока мы ехали в такси в мой отель.

Я остановился в Hôtel Les Rives de Notre Dame. Двести евро не очень дорого для четырёх звёздочек в самом центре. Здание 16-го века, тосканские мотивы в декоре, и премилый вид на Сену и Нотр-Дам. Кроме того, дамочка на рисепшн была как две капли воды похожа на Кондолизу Райс. Когда мы приехали, я велел чернокожей сучке прислать в номер три бутылки шампанского и десять упаковок кондомов. Уже уходя, обернулся и, глядя ей прямо в глаза, добавил: «Fuck you!»
Интересно, но в данной ситуации эта фраза прозвучала уместно и стильно.

Мы поднялись наверх.
«Кроко, Кроко! Почитай же нам что-нибудь»,- девушки уморительно коверкали моё имя, делая ударение на последнем слоге.
Я задумался. Дело в том, что я всегда пишу только по-русски, а переводить самого себя на французский – задача сколь трудная, столь и неблагодарная. Во-первых, подобный самоперевод отдаёт набоковщиной, эдаким показательным выступлением собственной билингвальности. А во-вторых, честно говоря, я не так хорошо знаю язык Вольтера и Бегбедера, чтобы передать всю ту волшебную словесную мозаику, украшавшую гармоничные и изысканые построения моих мыслей...
Раздался стук в дверь, вошёл коридорный и принёс заказаное.

Я прошёл в ванную, сделал себе две дороги и полюбовался отражением в зеркале. Вообще-то я отрицательно отношусь к стимуляторам, но иногда это бывает кстати.

Начиналась гроза. Я задёрнул гардины цвета спелой сливы и зажёг свечи. Из полумрака на меня восторжено смотрели три пары девичьих глаз. Декаданс, бессмысленный и беспощадный, витал в воздухе.
Я решил читать Сологуба:
Звезда Маир сияет надо мною,
Звезда Маир,
И озарен прекрасною звездою
Далекий мир.
Земля Ойле плывет в волнах эфира,
Земля Ойле,
И ясен свет блистающий Маира
На той земле.
Они совсем не знали русского, но заворожённые мелодикой непонятного языка начали, скидывая с себя одежды, двигаться в подобии древнего языческого танца,:
Река Лигой в стране любви и мира,
Река Лигой
Колеблет тихо ясный лик Маира
Своей волной.
Девушки уже разделись и услаждали друг друга лесбийскими ласками. Моё сердце бешеным дятлом долбило грудную клетку, а где-то внизу живота радостным шмелём гудела в предвкушении простата:
Бряцанье лир, цветов благоуханье,
Бряцанье лир
И песни жен слились в одно дыханье,
Хваля Маир.
* * *

Я не буду пересказывать подробности той ночи. В конце концов, это невозможно. Похоть, животная похоть, накатила на нас пенящимся смертоносным цунами, смывая всякие представления о стыде...

Всё слилась в один порочный шоколадно-кокосовый миг наслаждения. Смешаные запахи трёх обезумевших от страсти менад заставаляли мои ноздри трепетать словно крылья пойманой птицы. От моего звериного рыка дрожали стёкла, а их стоны разбивали хрустальные бокалы. Мощным гейзером я обильно орошал горячие девичьи тела и чёрные шёлковые простыни слизистыми продуктами коитуса.
Короткая судорога удовольствия - и моя неутомимая плоть вновь с хлюпаньем терзала их розовые нежности...

Они уснули лишь под утро. Я выглянул в окно. Гроза прошла. Солнце нежно золотило воды Сены, а на прозрачно-голубом небе не было видно ни облачка. Город светился особой, пленэрной свежестью, словно написанный великим Дега пейзаж...

Пока я завязывал галстук, рыжеволосая Miracle So Magic (кажется на самом деле её звали Мадлен, впрочем не уверен до конца) неторопливо, с расстановкой, делала мне утренний минет.

«Завтрак в постели», - промурлыкала она довольно облизнувшись. «Кстати, Кроко почему твой... твоя zaloupa... Одним словом, ты что - намазал её сыром рокфор? Ммм... Я не могла ошибиться, такой специфический запах. У вас в Москве это comme il faut?»

Ну разве можно быть такой невежственной дурой! Месье просто забыл с утра омыть мудя, а ей в голову лезет подобная нелепица!

«Ну, что ты, ма шер. Какое уж тут на хуй комильфо. Просто последний раз я принимал душ задолго до того как у тебя начались первые месячные!» - сказал я улыбнувшись.

Она расширила глаза, совсем как ночью, когда ровно в полночь я ритуально вошёл в неё сзади. Правда, сейчас её ротик искривился в гримасе не похоти, но отвращения. Она прижала ко рту свой красный бюстгальтер и задрожала, сотрясаемая рвотными позывами.

Вот тебе, бабушка,и силь ву пле! Подобные выходки портят впечатление от любой, даже самой романтичной, встречи.
Я даже немного осерчал:
«Эй, девка, возьми себя в руки! Через полчаса check-out. Я пока схожу за круассанами, а ты буди подруг. Приберитесь и освобождайте номер. Всем спасибо за чудесный вечер».
Потом небрежно потрепал её по щеке и вышел в дивный парижский полдень.
В голову лезло что-то из Бодлера...