прокурорская морда-2 : Старый знакомый

Дверь камеры с грохотом захлопнулась за моей спиной, и я очутился взаперти. Квадратное помещение, большую часть которого занимал деревянный настил высотой около полуметра, освещалось лишь крохотным оконцем, расположенным под самым потолком в углу. Резкий запах немытых тел и гуталина яростно ворвался в мои легкие. Брезгливо сморщив нос, я шагнул на середину девятиметрового «каменного мешка» и огляделся. Собственно смотреть здесь было не на что. Серая «шуба» на стенах, да бетонный пол. Вот и весь пейзаж. Присев на облупленный настил, я начал анализировать произошедшие в последние часы события.

Задержали меня на улице при выходе из парадной. Видимо ждали давно, озлобились от долгого сидения в машине и решили размяться во время задержания. Слишком резко, до хруста, выломали руки и приложили коленом в живот, хотя я и не думал сопротивляться. Не дурак малолетний. Сам когда-то был в системе, правила знаю: «Приняли, сиди смирно». Или лежи. Это кому как повезет.
Наручники застегнули за спиной, поэтому ехать в потрепанной девяносто девятой было особенно неудобно. Впрочем, ехали недолго. Десятый отдел полиции находился на Обуховской. Пешком-то минут тридцать, а на тачке за пять домчали. В отделе оперативники, минуя дежурную часть, сразу отвели меня в свой кабинет и пристегнули наручниками к двухпудовой гире. Что ж, этот способ практиковался еще в середине девяностых, когда и я служил в органах. Порой так с задержанным весь допрос и беседовал. Опера такую методу шутливо именовали: «сажать на гирю». Теперь «на гире» сидел я. Неудобная поза, замечу. Приходится сидеть, скрючившись, так как при попытке выпрямиться сталь наручника больно впивается в запястье, оттягивая руки вниз, а взять гирю на колени невозможно, потому что до того, как застегнуть браслеты меня заставили обхватить левую ногу. Так и сижу, подставляя спину и затылок для дальнейшей работы доблестных стражей порядка.
Ждать пришлось недолго. Два угрюмых молодых человека быстро зашли в кабинет и, расположившись вокруг моего тела, облокотились на столы и стали пристально меня рассматривать. Одному было около 25 лет, другой постарше, но не сильно, 30-33 от силы. Оба в джинсовых куртках и фирменных кроссовках. «Форму что ли новую ввели», ухмыльнулся я мысленно, но виду не показал. Здоровье дороже.
- Ну что, попался, прокурорская морда! – обратился ко мне молодой опер. – Готовься в Тагил!
Я поднял на него глаза. Узкое лицо, остаток прыщей на лбу, сальные волосы. Девицам такие не нравятся. Потому и пошел в ментовку. Власть, как известно, лучшая сублимация.
- Все там будем, - буркнул я, за что тут же получил увесистый подзатыльник от старшего.
- Гляди, какой борзый? – удивился молодой. – Я думал, он сразу потечет, а он залупается.
- Старая закалка, - усмехнулся старший. – Думает, что ему опять помогут выкрутиться.
- Оптымыст, одынако! – молодой поднял вверх указательный палец и дебильно заржал.
«Да, мельчает уголовка» - грустно подумал я, вспоминая, что в годы моей работы идиоты среди оперов практически не встречались.
- Ладно, Маркин, кончай быковать! – старший сел за стол, ловко открыл стоявший рядом сейф и достал папку оперативно-поискового дела. – Тут вся твоя судьба записана. От и до.
Оперативник раскрыл картонную обложку и вдумчиво стал перекладывать какие-то бумажки.
- Коли так, то вызывай следака и предъявляй обвинение, - я изподлобья глянул ему в лицо.
- Экий ты быстрый! - заметил молодой. – Нам с тобой побазарить охота. Душу, как говориться, твою облегчить.
- Не о чем базарить! – отрезал я. – По пятьдесят первой от показаний отказываюсь.
- Ишь ты, грамотей какой! – заметил молодой. – И статью не забыл. А ведь сколько лет прошло.
- Он практикующий адвокат, - напомнил ему старший оперативник и внимательно посмотрел на меня. – Верно говоришь, не спорю. Но формально-то мы пообщаться обязаны. Все ж задержали тебя, как никак.
- А я и не бегал, могли бы повесткой дернуть!
- Ага, тебя уже один раз в девяносто девятом дернули, так потом три года ловили…
- Дело прошлое. Я за то уже отсидел.
- Ну, прошлое, так прошлое. Кто старое помянет, как говориться... Теперь давай за настоящее потолкуем, - оперативник достал из папки цветную фототаблицу и показал мне. – Твоя работа?
На матовых фотографиях в различных ракурсах красовался застреленный Саламандров. Пуля аккуратно вошла в цент лба и, разворотив затылок, улетела в ковер на стене. Крови, к моему удивлению, натекло не много. Так бурая лужица под головой, не больше. Вещество головного мозга застыло в ворсе стенного ковра и из-за пестрой расцветки на общем фоне не выделялось.
- Знакомое лицо, - с деланным равнодушием сказал я. – Никак Иван Борисович?
- Он самый! – вставил молодой и подошел ко мне вплотную. – Твоя работа?!
- Вряд ли. Я его с дня ареста не видел.
Последовал удар по почкам. Больно, но пока терпимо. На всякий случай я застонал и скрючился на стуле еще сильнее.
- Остынь! – старший вышел из-за стола и, подойдя к окну, вынул сигарету. – Он еще со следователем не общался.
Молодой оперативник, достав из кармана свою пачку, прикурил от зажигалки коллеги и, выпустив струйку дыма в приоткрытую форточку, заметил: «Я б его вообще убил!»
- Что так? – удивился старший.
- Да не люблю прокурорских. Строят из себя, а сами гнилее последнего постового…
- Это точно, - старший оперативник ловким щелчком отправил недокуренную сигарету в форточку и вернулся на рабочее место.
- Значит так, Маркин! Слушай расклад, - начал он безразличным голосом, но было заметно, что производить впечатление равнодушного ему удавалось с трудом. – Мы на тебя по науке вышли. Через пулегильзотеку московскую. Ты когда в городской прокуратуре дурака валял, «Браунинг» из вещдоков украл. Потом решил проверить его на учет по «убоям», отстрелял где-то и направил на Трефолева, а те после изучения пули и гильзы уже автоматом направили патрон в Москву, в ЭКЦ МВД. Так что, когда наши ЭКОшники пулю, убившую Саламандрова, изучили и сравнили с московской пулей, то мы сразу на тебя вышли. Кто пулю с гильзой проверял? Маркин! Другие были? Нет! Подать сюда Маркина, сукина сына!.. Понял теперь, почему ты здесь над гирей корячишься, прокурор?
- Это значит, раз я патрон криминалистам для проверки передавал, то я и ствол из вещдоков украл и зампрокурора замочил? Железная логика! – я усмехнулся, покосившись на молодого опера. Но тот безразлично таращился на проходивших за окном людей.
- А чем тебя такая логика не устраивает?
- Да всем! – начал я, раздражаясь. – Во-первых, из каких это вещдоков я «Браунинг» украл? Не было у меня таких дел! Во-вторых, почему я допустил, чтобы пуля с гильзой в Москву ушли, хотя мог бы в постановлении о назначении экспертизы указать, чтобы вернули пулю с гильзой следователю? В-четвертых, ствол где? Неужто нашли? Покажите протокол обыска! И, наконец, какие у меня мотивы убивать Саламандрова через 16 лет после того, как он меня арестовал? Неужели месть? Смешно!
- Ага, обхохочешься! – огрызнулся молодой. – Прям обоссаться можно!
- Что ж, правильные вопросы ставишь, прокурор! – заметил сидящий за столом оперативник. – Уверен, что со временем следователь на них ответит. А пока задам главный: «Ты застрелил Саламандрова?».
- Нет! Я уже заявил об этом, - устало вздохнув, я попытался изменить позицию на стуле, но не смог. – И хватит на эту тему. Я же сказал, что по пятьдесят первой показания давать не буду…
- Будешь, еще как! – молодой опер угрожающе направился ко мне. – Ты у нас соловьем запоешь!
- Сядь! – прикрикнул на него старший коллега. – Пусть с ним следак париться. На хрен он нам сдался? От такого фрукта потом говна не оберешься! Пусть в камере посидит. Пока.
Молодой подчиняясь приказу старшего, неохотно присел над двухпудовкой и расстегнул наручники. Я, поморщившись, разогнулся на стуле, потирая саднящие запястья.
- Встать! Руки за спину! – оперативник энергично вытолкал меня из кабинета и, быстро проведя через дежурную часть, втолкнул в камеру предварительного заключения, с грохотом захлопнув за мной дверь.

* * *

- Чего задумался, прокурор? – послышался хриплый голос из темного угла камеры.
Я резко обернулся и увидел небольшого роста мужичка в помятом пиджаке и тренировочных штанах, сидевшего прямо под окном, прислонившись к «шубе». Было совершенно непонятно, как я его не заметил, войдя в камеру.
Мужчина не спешил начинать разговор, только внимательно рассматривал меня, чему-то криво улыбаясь. Его небритое грубое лицо было мне неприятно и вызывало смутные, но от того еще более тревожные воспоминания. Памятью на лица я не отличался, но физиономия мужика была из той категории, которые забываются с трудом.
- Не узнаешь меня, прокурор? – через некоторое время хрипло спросил мой сосед. – Неужто я так изменился за 16 лет?
«Неужели мой «крестник»?!» - панический вопрос блокировал мою способность соображать. – «Как они могли посадить бывшего сотрудника вместе с обычным уголовником? Впрочем, в десятке только одна КПЗ. Куда ж меня еще сажать? Не в «обезьянник» же?».
- Что-то не припомню, - ответил я осипшим от волнения голосом.
- А мне сдается, что ты меня прекрасно помнишь, прокурор! – мужичок сделал угрожающее движение и я напрягся, приготовившись вскочить и «ломиться из хаты». – Это ж ты меня в девяносто девятом на пятнашку упаковал за шалаву одну…
«Мальчиков!» - воспоминания нахлынули на меня как цунами. Действительно это было мое дело. Ранее четырежды судимый за грабежи Мальчиков забил ногами случайную гуляющую женщину, приглашенную им в квартиру под предлогом совместной пьянки. Свидетелем по делу проходила знакомая Мальчикова, гостившая в тот вечер у рецидивиста, и сама чудом избежавшая расправы озверевшего уголовника.
- Вспомнил я тебя, дядя! – я встал с деревянного настила и сделал шаг к двери. – Не думал, что ты уже выйдешь. Тебе ж еще тогда за полтинник было…
- А я вот вышел! – прервал меня убийца. – Тюрьма мой дом родной. И в этот раз помогла выжить. Теперь понимаю почему. Чтобы с тобой встретиться!
- И что ты мне предъявишь?! – я несколько повысил тон, рассчитывая, как лучше ударить уголовника, если он бросится на меня. – Я тебя по закону «закрыл». Собственно ты и не отрицал ничего, весь расклад сам дал… А свидетель подтвердила.
- Подтвердила! – передразнил Мальчиков. – Да эта шалава только чудом ушла тогда из моей хаты. Если бы я бухой не был, то она бы не ускользнула и ментов бы с улицы не привела.
- Вот видишь! – я немного перевел дух; не похоже было, что Мальчиков собирается нападать на меня прямо сейчас, уж больно расслабленно он сидел, вытянув ноги и облокотившись о каменную стену. – Взяли тебя за дело. А срок судья «навесил». Тут уж не моя работа.
- Да я не в обиде, - внезапно тяжело вздохнул уголовник. – Сам виноват! Надо было тогда вторую маруху кончать, тогда бы никто ничего не узнал. А так она выскочила на улицу, кипеж подняла, мусоров навела и меня под статью подвела – срифмовал Мальчиков и довольный своим каламбуром хрипло рассмеялся. – Курить у тебя есть, прокурор?
- Да не курю я! – махнул я рукой и, успокоившись, опустился на облупившийся настил. – И тогда не курил.
- Душный ты мусор, прокурор! – усмехнувшись, заметил Мальчиков. – Не куришь, все у тебя по закону…
- Я уже не прокурор. Уже лет десять адвокатствую.
- Ишь ты! – удивился Мальчиков. – Адвокат, говоришь? А сюда по какой теме залетел?
- Случайно, - ответил я уклончиво, ломая голову: «наседка» Мальчиков или оказался вместе со мной в камере совершенно случайно.
- Ага! – понимающее хмыкнул уголовник. – На экскурсию зашел. По старой, так сказать, памяти!.. А я вот тут совсем не случайно. Опять за убой взяли.
- За убой? – откровенность Мальчикова меня поразила. Пусть и бывший, но для него я был прокурорским следователем, который если не «закрыть», то уж «вломить» может легко и непринужденно.
- Точно! Опять по глупости влип, - Мальчиков глубоко вздохнул. – Видать судьба у меня такая. «Палиться» и «срок мотать».
- Кого ж ты на этот раз оприходывал? – я осторожно задал вопрос, не ожидая, впрочем, откровенности. В подобных помещениях за такие вопросы можно было получить «мойкой» по глазам.
- Да адвоката одного! – засмеялся Мальчиков. – Он, сука, жадный был. Не хотел баксами делиться… Вот и пришлось его успокоить. Прямо в лоб попал!
- В лоб?! – меня прошиб холодный пот, в горле запершило. – Адвоката?
- Ага, - Мальчиков безразлично посмотрел наверх, откуда из оконца в нашу камеру пробивался узкий лучик солнца, утопающий в серой «шубе» бетонной стены напротив.
- Чем же тебе этот адвокат не угодил?
- Да я и не знал, что он адвокат, - уголовник подогнул левую ногу и, сев поудобнее, начал рассказывать. – Смотрю, седой фраер из «Вольво» вылезает и к парадной идет. Барсетка у него жирная, аж лопается. Я за ним в подъезд зашел. Думал на гоп-стоп взять, а он сразу к двери и ключи достает. Живет, значит, на первом этаже. Ну, думаю, зайду в хату «на плечах». Как он дверь открыл, я тут же втолкнул его в квартиру…
- А он что ж? Тебя не видел, не сопротивлялся? – удивился я.
- Еще б не видел! – усмехнулся Мальчиков. – Он на меня «косяка давил» еще когда с дверью возился, но когда я ствол достал, стал понятливее…
- Ствол? Какой ствол? – настороженно спросил я, догадываясь, что ответит Мальчиков.
- Ствол-то? «Браунинг», кажись… На сенном рынке у знакомых барыг прикупил. А что? Сейчас без волыны нельзя. Свои же «завалят». Перья остались только у ворон да малолеток.
- Ясно. А как ты узнал, что он адвокат?
- Так он сам объявился. «Не стреляй» - говорит, - «Я адвокат». А мне пох, адвокат он или цирик. Я за баблом зашел. Говорю: «Баксы на бочку и разбежались». Он быковать: «Какие баксы? Ты не догадываешься, на кого наехал. Я таких авторитетов знаю, что тебя на лоскуты порежут и собакам скормят». А мне один хер. Я в общак не засылаю. Бабки, говорю, из барсетки доставай. Он вроде заменьжевался, но деньги не достает, а наоборот правой рукой резко так под пиджак нырнул. «Ну, думаю, сейчас тоже ствол достанет. И будет у нас тут дуэль, как у Пушкина с Пидарасом».
- С Дантесом, - автоматически заметил я.
- С ним! Точно. – Мальчиков внезапно замолчал и снова с грустью взглянул на тонкий лучик солнечного света. За время нашего разговора солнце закрыло облаком и луч стал почти невидим.
- В общем, пальнул я, - вздохнул он через пару минут угрюмого молчания. – Сам не знаю, как так вышло. Толи палец дернулся, толи нервы подвели… А стоял я рядом с ним, в паре метров. Так что аккурат в середину лба попал. Он и мяукнуть не успел…
Мальчиков замолчал, вновь переживая тягостные воспоминания. Я терпеливо ждал продолжения.
- Стремно вышло! - с досадой Мальчиков ударил кулаком по деревянному настилу, так что старые доски загудели. – Грохот от выстрела был такой, что уши заложило. А тут еще, как назло, кто-то с собакой по лестнице спускаться начал. Она залаяла. А эхо такое, что кипешь на весь подъезд. Я барсетку прихватил и ходу из хаты. Хорошо хоть ни с кем во дворе не столкнулся…
- Много взял?
- Да какое там! – разочарованно он махнул рукой. – У него в барсетке мобила лежала, поэтому ее так и расперло. А лопатника вовсе не было. Ключи от тачки, да визитки. Голяк один.
- Машину взял?
- А на хрена она мне? – искренне удивился Мальчиков. – Да я и водить-то не умею. Всю жизнь по лагерям… Некогда было научиться.
Мы помолчали. Я вспомнил, что Мальчиков действительно, начиная с 16 лет, получал значительные сроки за разбойные нападения, а в 35 лет сел на десятку за убийство сожительницы из ревности, бежал, получил еще пятерку, вышел, чтобы сесть вновь уже под моим присмотром. Загубленная жизнь, прошедшая зло и пусто.
- Слушай, Мальчиков? – наконец задал я мучивший меня вопрос. – А зачем ты мне это все рассказал? Я ж не следователь, тебе явку с повинной не оформлю…
- Да мне уже оформили! – удивился мой «крестник». – Чего и сижу.
- Как же тебя взяли?
- Да соседка из окна видела, как я из парадки выскочил. Она там цветы поливала, а тут я… Она меня и опознала, сука!
- Это я понял! А как тебя взяли?
- Да я, мудак, мобилу не скинул. Они по каким-то антеннам меня и пропасли. Опера сказали, что мобила навороченная с каким-то датчиком слежения или как его там. Я-то думал, смотаюсь завтра на «Юнону» и скину знакомому барыге. А вышло не так, - Мальчиков опять махнул рукой и замолчал. – Не фартовый я. Что не замучу все не в масть.
- Не повезло, - посочувствовал я Мальчикову. – Теперь тебя упакуют по максимуму. Даже с учетом явки лет пятнадцать получишь.
- Да и по хер! – Мальчиков щелкнул татуированными пальцами. – Я всю жизнь на зоне. Другой жизни не знаю. Там все ясно: кто петух, кто блатной. Когда подъем, когда отбой. У меня, почитай, на воле-то пару лет всего отжито. Как с малолетки залетел, так и чалюсь по лагерям… Квартиру материнскую пропил. Где мне теперь жить? На вокзале бомжевать? Так я не черт какой. Запало мне. А так заеду по разбою с убийством. Нормально. Все лучше, чем за бабу замоченную…
- Тебе видней, - начал я, но загремевшая задвижка прервала наш «светский» разговор.
- Маркин, на выход! – молодой оперативник распахнул дверь камеры. – Следак приехал по твою душу.
Кивнув Мальчикову, я вышел из камеры предварительного заключения и, подбадриваемый тупыми шутками опера, вернулся в знакомый до боли кабинет, где меня ожидал допрос следователя прокуратуры.

* * *

Молодой полноватый парень лет 25 сидел за столом старшего оперуполномоченного и заполнял бланк протокола допроса подозреваемого. Данные для протокола он выписывал из моего паспорта, лежащего перед ним. Серый костюм в тонкую полоску и темно-синий галстук на светло-голубую рубашку выгодно отличали его от кроссовочно-джинсовых оперативников, сидящих на втором столе, стоявшем напротив.
Я сел на придвинутый стул и задумчиво уставился в окно. После общения с Мальчиковым в моей голове все перепуталось. Задержав меня за преступление, в котором он признался, оперативники совершили поступок, выходящий за грань моего понимания.
- Вот что, Маркин, - молодой человек прекратил заполнять анкетные данные протокола. – Я следователь Калининградской районной прокуратуры Карасев. Расследую дело об убийстве адвоката Саламандрова, ранее работавшем в городской прокуратуре в должности заместителя начальника следственного управления. Вы там тоже работали в одно время с убитым. Это установлено.
- Похоже, следствие значительно продвинулось, - съязвил я, но Карасев не отреагировал.
- В конце 99-го года в отношении Вас было возбуждено уголовное дело по заявлению адвоката Шмарацева и на основании показаний адвоката Пуришкевича, в результате которого по инициативе Саламандрова Вам была избрана мера пресечения в виде содержания под стражей.
- Припоминаю, что-то подобное было.
- После полугодового содержания в следственном изоляторе номер один, Вас почему-то выпустили под залог, после чего Вы скрылись от суда и находились в федеральном розыске три года.
- Два с половиной, - поправил я, но Карасев вновь не отреагировал.
- Потом Вы вернулись и городской суд осудил Вас почему-то условно на три года, а через полтора года районный суд почему-то досрочно снял с Вас судимость.
- Вас смущает это многократное «почему-то»? – усмехнулся я.
- Нет, Маркин, меня смущает, что все кто был причастен к Вашему аресту погибли. Шмаравцев был арестован, а после выхода под подписку умер якобы от сердечного приступа. Пуришкевич умер через год после того, как дал на Вас показания. Согласен, что он был пожилым человеком, но для его лет практически здоровым. Даже журналист Максимовский, написавший про Вас ряд обличительных статей, исчез при невыясненных обстоятельствах. До сих пор тело найти не могут. Теперь вот убит Ваш бывший начальник Саламандров. Вам это не кажется странным? – Карасев уставился на меня немигающим взглядом.
- Может быть, есть высшая справедливость? – спокойно спросил я, рассматривая неровно выбритое лицо молодого следователя. – Лично я в нее верю.
- Справедливость есть в отношении невиновных! - резко заметил Карасев. – А Вы были признаны виновным в присвоении вверенного имущества приговором городского суда.
- Это точно! - горько усмехнулся я. – Только вот по вымогательству взятки, подлогу, мошенничеству, фальсификации доказательств и незаконному обороту газового оружия я был оправдан.
- Но ведь одна статья осталась! – настаивал Карасев. – Я изучил Ваш приговор.
- То есть Вы действительно верите, что я присвоил 650 рублей, изъятых у погибших на Сенной площади?
- Вашу вину установил суд!
- Да, я и забыл, что суд у нас не истину устанавливает, а вину!
- Хватит заниматься демагогией, Маркин! – Карасев явно потерял терпение. – Вы были осуждены и приговор не обжаловали. А привлекли Вас к уголовной ответственности на основании показаний Шмаравцева и Пуришкевича.
- А то, что их показания не легли в основу приговора, роли не играет?
- Для данного дела как раз это и имеет значение, - загадочно заметил Карасев.
- Что Вы имеете ввиду?
- А то, что после Вашего побега умерли все, кто давал на Вас показания о преступлениях, по которым Вы были оправданы. Вот что имеет значение!
- То есть справедливость восторжествовала?
- Может быть. Только сдается, что у этой справедливости есть имя и фамилия.
- Уж не меня ли Вы подозреваете?
- Вообще-то Вас. Вот только доказать не могу, - вздохнул Карасев но, увидев, как заерзали на столе опера, поправился: - Раньше не мог, а теперь могу.
- Что Вы можете?
- Вы убили Саламандрова! Застрелили его из украденного из вещдоков «Браунинга».
- У Вас, конечно, и доказательства имеются? – язвительно спросил я, но Карасев не стушевался.
- Конечно же имеются. Вас видела соседка Саламандрова, которая в момент убийства поливала цветы на подоконнике в своей квартире. Она-то и видела, как Вы выходили из парадной после убийства. Кстати выстрел она тоже слышала. У них с Саламандровым квартиры одной кирпичной стенкой разделяются.
Пораженный словами Карасева я замер на стуле, тупо смотря на колыхающиеся ветви деревьев за окном. «Какая соседка? Какие цветы?» - пульсировала в моих мозгах болезненная опухоль.
- Маркин, Вы слышите меня? – Карасев постучал стальной ручкой по столу, привлекая мое внимание. – Сейчас я в присутствии понятых проведу Ваше опознание.
- Слушайте! – внезапно я пришел в себя. – Как Вас там? Карасев! Что Вы мне тут впариваете?! Какая соседка? Какое опознание? Вы что забыли, что в КПЗ этого отдела сидит рецидивист Мальчиков, который еще утром написал явку с повинной по убийству Саламандрова?..
- Кто сидит? – встрепенулся Карасев. – Какой Мальчиков? Маркин, Вы в своем уме?
- Я-то в своем, а про Вас не уверен!
- Кто с Маркиным сидел в одной камере? – Карасев, резко развернувшись на заскрипевшем стуле, обратился к притихшим операм.
- Никто, - растерянно ответил старший. – Он один сидел. По инструкции же не положено бээсника вместе с уголовниками сажать.
- Да у нас в КПЗ уже три дня как никого не было, - заметил молодой оперативник и как-то странно посмотрел на меня.
- Как это одни?! – я подскочил на стуле и старший опер метнулся в мою сторону, но Карасев остановил его успокаивающим жестом руки. – Я с Мальчиковым сидел! Он мне все про убийство рассказал. В подробностях!
- Кто такой этот Мальчиков? – наконец спросил Карасев, глядя на меня в упор.
- Обычный уголовник, - начал объяснять я. – В 99-ом я его на пятнадцать лет посадил за убийство женщины и покушение на убийство второй. Я думал, что он в тюрьме сгнил, а тут такая встреча… Он и рассказал мне, что написал явку с повинной о том, что застрелил Саламандрова при разбойном нападении. Сказал, что его, действительно, видела соседка, поливавшая цветы в этот момент. Она же его и опознала. А нашли его по сигналу мобильного телефона, из которого он поленился вытащить аккумулятор и симку…
- Маркин, Маркин! – Карасев пристально смотрел мне в глаза. – Вы меня слышите? Никакого Мальчикова в Вашей камере не было. Вы там находились один. Вы либо валяете дурака, либо… - он запнулся. – В общем, так! - обратился он к притихшим оперативникам. - Проводим опознание, а потом вызовете «скорую» для Маркина. Похоже, он опять не поедет в Нижний Тагил.