user : Встреча

Люди становились оседлыми, или являлись таковыми с самого начала, а я все шел, может даже бежал, неизвестно откуда и непонятно куда.
Некоторые бежали вместе со мной какое-то время, мы ориентировались друг на друга, поддерживали себя, но вот однажды приходит понимание, что почти все старые отстали, на их место пришли новые, я все бегу, а бывшие бегуны примкнули к оседлым. Обзавелись скарбом, жизнями, цепями...
И я начал ловить себя на желании иметь такую цепь. Или даже две.
Я сидел ночами в сети, я искал подходящие цепи, я заказывал с доставкой на следующий день, обламывался и отправлял обратно.
Это означало одно - я повзрослел. Вырос. Вымахал. Вытянулся за лето. Стал ближе к другой стороне. И если Переправщик не имел пока ни малейшего представления о моем существовании, то я совершенно отчетливо почувствовал как на меня пахнуло затхлостью вод древнейшей реки. Тяга к цепям оказалась сильней, чем я мог себе представить. Пытался ли я бороться? Конечно! Были дни, когда я буквально считал каждую минуту, изо всех сил стремясь удержаться и не кинуться проверять профайл на сайте www.freshchains.club. Я пробовал заместительную терапию, купив себе синий винтажный Бентли и маленькую белую собачку породы какой-то-там-терьер. Собака шла бесплатно по акции в комплекте к машине, я никогда не имел собак, не разбирался в них, и абсолютно не удивился, когда выяснилось, что это была не собака, а кролик. Нельзя верить дилерам, даже если это дилеры автомобильные. Тем более в период новогодних распродаж.
Неудовлетворенная тяга порождала грусть, грусть в свою очередь вызывала новый виток тяги, поскольку грусть штука весьма некомфортная, с ней следовало бороться, что и говорило мне о необходимости нового употребления. Я смотрел честно проблеме в глаза и понимал, что очередной акционный кроль не поможет. Требовалось что-то гораздо жестче. Требовалась жена.
Я выжил в сражении относительно детей, но я проигрывал эту схватку, и проигрыш ставил меня в тупик своей нелогичностью. Меня словно обошли с другой неожиданной стороны.
Мы проводили вечера, пропадая либо в публичных библиотеках, поглощая книгу за книгой до последней буквы на донышке, либо волонтерили в городских оранжереях, где специально обученные люди разводили свежий воздух, а мы добровольно им дышали, разрешая ученым мониторить производимый на нас эффект. Мне больше нравились оранжереи, поскольку после двух прочитанных книг нельзя было садится за руль, а вождение после свежего воздуха не являлось административным правонарушением. Так было по причине малоизученности эффекта в основном, ведь свежий воздух вставлял почище вашего героина - два свежих воздуха в нос и мир уже никогда не будет таким как прежде. Разумеется свежий воздух тогда разительно отличался от нынешнего all natural fresh air, производимого в промышленных масштабах. Тогда это был настоящий органик...
Я хорошо помню ночь, когда я её встретил.
Мы начали в библиотеке, продолжили в оранжерее, кто-то разошелся так, что предложил совсем безумное - поехать за город и пройтись по ночному парку... Конечно это было слишком, все это знали, но что-то особенное витало в воздухе в ту ночь, тщательно уберегая нас от совершения здравомысленных поступков. Мы выбрали парк, лукаво не мудрствуя, я бы даже сказал, никак вообще не привлекая сознание к принимаемому решению, распределились по машинам, и отправились навстречу неминуемому.
Неминуемое - древняя усадьба, вокруг которой и был разбит старый заброшенный парк. Сейчас там все перестроено, это станция Неминуевка, кажется четыре или пять остановок от Большого вокзала по Железной дороге.
Мы приехали довольно быстро, особенно те из нас, кто сел за руль своих автомобилей. Припарковались возле заросших бузиной и черемухой ржавых когда-то жутко дорогих ворот. Обошли ворота - разрушенная ограда парка манила своей доступностью. Мы не преминули воспользоваться приглашением войти. Все случилось легко и просто - ограда не сопротивлялась, небольшое усилие и мы проникли внутрь.
Мир, в котором мы оказались, тотально отличался от нашего привычного бетонно-стеклянно-железного. Если описывать его с помощью невероятных сравнений, то в этом мире можно было предположить наличие в библиотеках книг с настоящей бумагой…
В такие ночи в таких местах можно услышать как образуется роса. Можно даже заметить как мельчайшие молекулы воды льнут друг к другу, образуя неразрывные связи, создавая из разрозненных одиноких, лишь условно свободных частиц нечто большее, крупное, тяжелое, падающее в итоге на траву, а упав, объединяются с другими падшими, становясь еще крупнее, еще солидней, еще тяжелей. Скатываются затем на землю. Становятся её частью. Растворяются в земле, чтобы спустя время вновь вырваться наружу утренним туманом.
В такие ночи надо быть особенно осторожным, ибо полицейским наплевать на красоту, которой вы упиваетесь, для них ваше чувство прекрасного, ваше умение увидеть волшебство, заключенное в простых вещах, как роса, утро, туман является только свидетельством против вас, основой необходимости подойти к вам, попросить помочиться в стаканчик.
Ночной парк. Обнимающиеся тени на скамейках в бесконечных аллеях. Скрипучие лодки на пирсе паркового озера. Невидимые жабы, празднующие ночь, вдохновенно поющие колдовские мантры в надежде отложить наступление неминуемого - наступление утра.
Нас приняли практически сразу, бросив в холодный, ослепляющий реальностью кузов уазика в компанию к другим перечитавшим на ночь запрещенных книг. Кто-то пытался выбросить застрявшие в карманах брюк буквы, но крепко связанные розовыми бантами руки сковывали спасительные движения. Мы не были преступниками в полном смысле этого слова - мы не грабили, не убивали, не совершали мошенничеств. Мы просто забыли главное правило общества - поиск наказуем, ибо является угрозой.
Когда полиция везет пойманных, то всегда выбираются самые плохие дороги. Каждая стадия процесса должна нести в себе воспитательную нагрузку, показывая оступившимся насколько плохо быть по другую сторону. Нас никогда не били - по крайней мере я не помню таких случаев, но каждый раз после прибытия на станцию мы выглядели так, что нас показывали в терапевтических целях солдатам, побывавшим в плену. Им становилось легче. А инспекторы из Европейского суда по правам человека начинали понимать, почему пыточные у нас называются “комнатами лечебного массажа”. В них ничего не происходило по сравнению с поездкой в кузове.
И все таки я запомнил ту ночь не в связи с непередаваемой красотой захватывающих перепетий поездки, включавшей в себя столь непростые моменты, как случайно проломленный череп, скользящие по грубому металлу обшивки щеки после чего не надо было бриться примерно полгода, неожиданный фистинг сквозь одежду или внезапно обретенный навык сгибать колени в обе стороны. Я помню ту ночь, поскольку в самом конце поездки, когда казалось уже ничего не могло меня удивить, я обнаружил себя нанизанным на невозможно длинные, острые, свежеизготовленные накладные ногти девушки, с которой мне предстояло провести следующие четыре года.
Её пальцы глубоко вошли в мои ноздри, вошли полностью, достигнув ногтями головного мозга и крепко застряв в костях черепа. Врачи решили оставить нас в таком положении. Частично из воспитательных целей, частично в связи с высокой вероятностью моей смерти.
Лишь через четыре года медицинская наука достигла достаточного уровня, чтобы освободить меня и не убить меня.
Так я познакомился со своей женой.
Конечно я женился, а что еще мне оставалось делать?