Э-мюэ : Не звенят бубенцы (На конкурс)

Это все из-за Греки, чтобы его раки съели.

Шли с ним вечером, настроение отличное, улыбки на лицах, музон в ушах. У меня романс Кусикова «Бубенцы» на музыку Бакалейникова, Грека насвистывал “Чижика-Пыжика”.

И подкатывает сзади две серые “Волги”. Выходят трое в штатском: Ваши документы.

Нормальная ситуация. Что надо делать в таких случаях? Конечно, предъявлять, потому как хулиганы и грабители документы не спрашивают. Сразу бьют в пятак или нож в ребро. Тем более, что у меня были с собой визитки, можно было все решить миром. Но Грека полез в залупу. И даже не в конскую, а в китовую.

- А кто вы такие, чтобы документы спрашивать? Пошли на хуй.
И попытался с разворота сунуть ногой в рыло близ стоящему.
На шестьдесят седьмом градусе его остановили натренированной подсечкой, и Грека рухнул на асфальт.

Тут нас и приняли. Бумс-хлоп-епст-бздынь-пук-бряк. Че за дела? Я получил неожиданный удар в лоб с бесплатным фейерверком и довольно ощутимый тык в ребра, после которого захотелось отползти в канаву и позвонить маме. Грекой играли в мини-футбол с таким азартом, как-будто готовились к матчу с Бразилией.

Все закончилось также неожиданно, как и началось.

Суровый голос: Грузите их в машину. В отделении разберемся.

Нас с Грекой посадили на заднее сиденье, предварительно надев наручники и аккуратно пригнув головы перед дверцей.

Это было всегда выше моего понимания. Для чего полицейские, сажая нарушителей в машину, так бережно придерживают голову, чтобы тот, не дай бог, не ударился, предварительно перед этим изъебощив его по золотым нормативам ГТО.

А у нас с собой было по дозе на брата. Короче, статья двести двадцать восьмая, чтобы было всем понятно, вырисовывалась намертво.

Дальше все закручивалось хуеватенько. Греку увели пиздить в соседнюю комнату, он успел кому-то в морду залезть, а мне устроили допрос под протокол. Ну, конечно, ебанули пару раз для приличия, чтобы слова не забывал и поехали.

- Кому продаешь наркотики?
- Не продаю, покупаю. Для себя. – Это я сразу начал срок скашивать.
- У кого? Фамилия, адрес?
- Не знаю. Взял на закладке.
- Где закладка?
- В туалете на автовокзале. Второе очко от окна, под правой подошвой.
- Как это?
- Она съемная.

Тут я говорил чистую правду. Хули тут скрывать.

- Ну, вы совсем долбоебы какие-то. Скоро в очко нырять будете за дозой. Телефон какой?
- Не знаю. – Тут я был искренен как никогда. Грека знает.
- Кто такой?
- Он сейчас с вашими сотрудниками беседует.

Сунули мне протокол и повели в камеру.

- Может, отпустите, - сделал я безнадежную попытку.
- Сначала в бане помоем и еще покормим. И тогда уж. Потерпи двое суток.

Через два дня все быстро разрешилось. Скоротечный суд: угроза обществу, давить таких наркобаронов надо, вероятность побега, приплюсовали сопротивление при задержании - охренеть просто, ничего святого - и, как итог, два месяца в камере пока идет следствие.

Сижу, думы думаю, как мне из всего этого выскабливаться. Хули, вляпался по самые ноздри. Сука, Грека. Кстати, как он там?
И все дальше идет своим чередом. Жду суда, хожу на допросы, раскладываю пасьянс: сколько попросит прокурор, в каком настроении будет судья, и сколько дадут, учитывая мое чистосердечное признание.

Вызывают на очередной допрос. В комнате трое. Предложили сесть, дали закурить.
- Чай будешь?

О, жизнь, кажется, налаживается. Налили полную кружку.
- В принципе, ты нам не нужен. Твои приятель нам все рассказал.

Молния в голове: Грека не мог сдать. Даже, если его пилили двуручной пилой.
- На свободу хочешь?

Я молча кивнул, как бы не спугнуть удачу.

И повели все трое со мной беседу, как отцы родные. И что я еще молод, и если меня закроют, то вся жизнь будет покалечена, а они-то уж постараются. И я должен в это поверить. И вообще, надо вставать на путь исправления, и думать о будущем.

Вербуют, - подумал я, но расслабился и не сразу понял смысл происходящего.

А смысл был следующим. Где-то в глухой деревне существовало секта единоверцев «Белые голуби». И никак эту секту не могли прикрыть, надо было брать с поличным, а это никак не удавалось. И вот мне предлагали внедриться в эту секту и помочь операм. - Всего-то? Да, раз плюнуть. Зато: “свобода, свобода, свобода, девочки, карты, вино”, - заиграло у меня в голове.

- Согласен?
- А то.
- Подпиши. Детали обговорим потом.
- Что это?
- О неразглашении.
- А, понимаю.

И подмахнул, не читая. И жду, когда отпустят.
- А что это за секта такая “Белые голуби”, голубятники что - ли? Это, вроде, не преступление.
- Нет, не голубятники. Это скопцы.
- А это что за хрень?
- Ну, уродуют себя, отрезают части тела.
- Пальцы?
- Члены.

Пиздец, приплыли. Во, вмандячился. Ни хуя себе, детали обговорим потом.
- Вы что, наркотиком просроченным кололись или водкой паленой обожрались такое мне предлагать? Не, я не согласен. Рвите бумагу.
- Поздно, братец. Обратного пути нет. Или нам помочь или в тюрьму, на десяточку.
- Да, ты не переживай, все будет под контролем. У нас там есть свой человек, он тебя порекомендует, что ты хочешь войти в секту, соглашаешься на оскопление, а во время ритуала мы их и возьмем. Ты, мы видим, парень боевой. Такие нам подходят.
- Боевой, но, блять, не на столько. Сравнили ритуал с казнью.
- Мы будем контролировать каждый шаг. У нас камеры поставлены, и группа захвата будет начеку. Успеем во время.

Хуй они успели. Не буду рассказывать, как я на это подписался, видимо сильный заеб мозгов произошел. Больше нечем объяснить, ёбенть.

Наступил день X. Сижу в избе, жду, когда мне яйца обрезать будут.

Старший у них, утырок бесхуйный говорит:
- Брат, сначала мы хотели, чтобы ты лишился «удесных близнят», но потом подумали, что ты сразу сможешь сесть на белого коня.

Это значит, что вместе с яйцами мне еще хуй отрежут.
А у меня состояние: хоть хереса бутылку, хоть хуем по затылку. Одна мысль, когда штурм начнется? Где эти ебаные камеры, верчу головой, пытаюсь обнаружить. Хоть знак какой подать. И не убежишь. Сижу голой жопой на стуле, как на огородном стульчаке, только дырка поменьше, бздю, руки привязаны, в дырке муди мои свисаются, скукожились, как у первоклассника, чувствуют нехорошее, под стулом таз. Ну, вообще пиздец.

Старший овечьи ножницы точит, его бесхуебратия ритуалы радеет.
Жопа полная. Захотелось проснуться и нажраться от такого сна. Но я же не сплю, бляха-муха, только остро ощущаю: жизнь – говно. Штирлиц блять.

Ну, все, хватит. В пизду такие игры. Считаю до десяти и выбрасываюсь вместе со стулом в окно. Пусть без меня ловят этих скопцов. Один, два, три, четыре, пять, БЛЯТЬ!(!), ЕБАНЫЙ В РОТ!(!), какая боль, Аргентина – Ямайка: сто – ноль!

Это какой-то сраный опостыш подполз сзади, когда я ни сном, ни духом не ожидал такой подлянки, и хитровыебаным приемом резанул меня под самый корень.
Т
ут ОМОН, шум, гам суета, дым, ложь, пиздеш и провокация. Но мне это было уже не интересно. Я впал в поебень.

Выходили меня. Полгода в больнице провалялся. Привинтили мне вместо хуя какой-то опорожняк. Ссы, паря. Хорошо, что живой остался. Грека в тюрьму загремел. Там, телогрейку у смотрящего спиздил. В ней и похоронили.

Даже на работу устроился в леспромхоз. Подальше от людей. Начальник злой, как собака. Любимое выражение: “Я тебе яйца с корнем вырву”. На мне обломался. Показал я ему свое хозяйство, чтобы он словами не разбрасывался. Сник леспромхозник. В ступор вошел. Таким и увезли в психушку. До сих пор диагноз поставить не могут. А я ниче, работаю.

Иногда под звук пилы пытаюсь напеть романс Кусикова, не получается. Слова: “Пусть же кони с распущенной гривой с бубенцами умчат меня в даль”, помню, а мелодию Бакалейникова потерял. Ну и похуй. Не про меня этот романс. С бубенцами проблема.