игзасперейтид : трамвай(конкурс)

Первое, на что я обратила внимание, были штиблеты.
Когда-то щегольские, а теперь сильно поношенные и запыленные. Скорее черные и явно мужские. В дырочку. На них гармошкой лежали штанины просторных фланелевых брюк. Далее взору предстала удлиненная цветастая блуза из крепдешина, с дрягающимися рюшами, поверх которой был надет брезентовый жилет рыболова, со множеством карманов и кармашков.
"Не задерживаемся, дорогие мои, проходим, занимаем свободные седушки! - зычным голосом командует брезентовый жилет с рюшами - готовим денежку заранее, расплачиваемся за проезд!"
Высыпаю горсть заготовленной мелочи в протянутую ладонь.
"Хорошая девочка, без сдачи, - потеплевшим баском хвалит меня блуза с кармашками - береги платье, а то отдавлю."
Подхватываю подол юбки и, с дорожной сумкой в другой руке, начинаю движение в конец вагона.
Вокруг одни улыбающиеся и доброжелательные лица.
"Уже выходите? Жаль, а мы к вам привыкли," - слышу за спиной и оглядываюсь. Блуза в штиблетах держит под руку благообразного старичка, помогая ему спуститься с подножки. "Заходите ещё, будем рады!" - дружески провожает она своего медлительного пассажира, подавая ему трость и авоську с половиной батона.
Двери закрываются.
Оставшиеся пассажиры переглядываются и кивают друг другу, как добрые знакомые.

Занимаю место на задней площадке. Оттуда могу хорошенько разглядеть блузу в жилете.
В ней без малого два метра росту и налицо признаки обоих полов.
Пивной живот и пышный бюст.
Отменно густая пшеничная борода обрамляет мясистое, румяное лицо, с холмами щёк, орлиным носом и младенчески синими глазами.
На веках намалевано голубым и сиреневым.
Невольно задерживаю взгляд на полных, округлых, неожиданно женственных руках с пальцами, унизанными разномастными перстнями.
На запястье висит прихваченная кокетливой резинкой тяжеленькая катушка трамвайных билетиков.
Жилет вразвалку двигается в сторону задней площадки, останавливается у вновь вошедших пассажиров, расставляет для устойчивости ноги в штиблетах, ловко выуживает сдачу из кармашков, отрывает билетики.
Находит пару-тройку добрых слов для каждого.

Трамвай не нов, но чист, нигде ни соринки, и его здорово потряхивает на стыках рельс. Дерматиновые сидения кое-где полопались и облезли, обнаружив мышиную начинку.
Рядом со мной, на возвышении, и несколько в стороне от прочих сидений, стоит продавленный трон, перечеркнутый крест на крест зелёной изолентой.
Бельевые прищепки крепят к его тыльной поверхности клеенчатый фартучек с отделениями. Украдкой заглядываю и примечаю: треснувшее карманное зеркальце, початую упаковку бумажных платочков, расческу, несколько книжек в мягких обложках, карандашик.
Ещё яблоко и кружку.
Пачку Кента.
Всё, что нужно для жизни.
Дом на колесах.
Глаза у меня затуманивается, и я предаюсь мечтам. Где-то на задворках сознания, под аккомпанемент колёс, как во сне, гудит добродушный басок: "Располагайтесь, мои хорошие, будьте взаимно вежливы, уступайте места... Тетенька, вам туда, моя драгоценная... а ты, мальчик, сиди, где сел, у тебя ножки мягонькие... Следующая остановка...готовимся заранее...заходите ещё, будем рады..."
Краем глаза вижу, как блуза в жилете, дойдя до площадки, грузно опускается на свой трон.
"Ох-хо-хо, - слышу я протяжный вздох.
Стоп.
Перематываю ленту памяти на минуту назад, щелкаю кнопкой пуска и снова слышу измученный, для чужих ушей не предназначенный, долгий, прерывистый выдох.
Он-то всё и решает.
Вынимаю из сумки узкий синий конверт, трогаю блузу за плечо:
" Махнёмся?"
У меня в руках авиабилет. Московский рейс, отправление через три часа. Прибытие в Домодедово, ровно в полночь. Встречает серебристый Лексус. Или черная Тойота Каролла. По желанию, и то и другое. " Ну, как?"
Жилет, ни чуть не удивившись, мельком сверяется с билетом и деловито осведомляется:
"Багаж?"
" Есть немного. Дюжина белья, четыре платья, туфли..."
" Ну, это не пригодится," - строго перебивает меня блуза, с осуждением оглядев мою фигуру.
" Есть ещё банковские карточки, - тороплюсь я, - каждая на сто тысяч, пароли легко запомнить, четыре последних цифры номера... на первое время хватит."
Мой голос звучит просительно и даже умоляюще.
В трамвае вдруг становится очень и очень тихо, и вижу я, как, повернув белые пятна лиц, на нас выжидательно и заинтересованно смотрят пассажиры.
И останавливается время.
И замирает стук колес.
Трамвай летит, скользя по рельсам.
Минует остановки, не сбавляя скорость.
И нет желающих ни выйти, ни войти.
"Ещё есть Луна и Грош", - мямлю я упавшим голосом.
"Принц и Нищий?" - подозрительно переспрашивает блуза.
"Ну...почти, - соглашаюсь мягко -... Бойцовский Клуб..." "
" Паланик?" - вдруг оживляется жилет и, привскочив с дерматинового трона, принимает комическую боксерскую стойку.
"Чак!" - немедленно реагирую я и наношу жилету понарошечный удар пониже рюш.
Мы улыбаемся.
Блуза по-родственному приобнимает меня и уточняет, понизив голос: " А там... что?"
" А там, - отвечаю я честно - никто не заметит подмены."
Блуза некоторое время пытливо смотрит мне в глаза.
" Всё помнишь, девочка?" - тихо говорит она.
" Всё!" - в тон ей, тихо, но убежденно отвечаю я.
Трамвай, словно опомнившись, подскакивает и, взбрыкнув, останавливается на пустынной остановке в чистом поле.
Двери раздвигаются, и входит тишина.
Блуза подхватывает сумку, спускается с подножки и тонет в траве по самое пузо.
"Ну!" - вопросительно произносит она, с тревогой глядя снизу вверх.
"Осторожно, двери закрываются, - неуверенно и тоненько затягиваю я.
" А билетики-то, билетики!" - спохватывается один из пассажиров. Он услужливо выскакивает на подножку, наклонившись, тянет руку за рулоном с билетами, теряет равновесие и чуть не падает под колеса. Вагон дружно охает, но доброволец живо вскарабкивается обратно и напяливает рулон мне на руку.
"Ну!" - напряженно всматривается в мое лицо жилет.
Несколько десятков глаз выжидательно и участливо обращены на меня. "
"Осторожно, двери закрываются, - осмелев, повышаю я голос, - проходим, не задерживаемся, занимаем...эти...как их..."
Двери захлопываются.
"... седушки!" - хором подхватывает вагон, и трамвай трогается.

Последнее, что вижу - широкая улыбка в пшеничных зарослях и ободрительно задранный кверху большой палец.
"Заходите ещё! Мы будем рады!" - вспоминаю я и, от толчка, вмазываюсь щекой в стекло. Пассажиры облегчённо переводят дух и вытирают вспотевшие лбы.
Некоторые до того растроганы, что лезут в карман за валидолом.
Шибко стучат колеса.
Мой трамвай идет верным маршрутом.