Зуев Дмитрий : Платон в оранжевых туфлях

Летом телевидение существует, уподобляясь спящему циклопу. Большому, тупому, храпящему и пердящему второсортными новостями. Летом падают рейтинги, летом сотрудники ведомств, управ и администраций едут по путевкам в страны, где можно ходить в шортах, оголяя свои искусственно поддерживаемые в хорошей форме тела. Из съемок: детские дворовые спартакиады, организационные комитеты, рейды ГАИ.

Редактор новостей, похожий на двуликого мэра из «Кошмара перед Рождеством», улыбающийся, глядя вверх, и непроницаемый, общаясь с подчиненными, даже отложил планшет в сторону и сел на телефон. Кто-то расстроил его там в телефоне.

- Андрей, набери мне кадры летних кафе. На сюжет. Постарайся, чтобы в кадре были люди.
- Сегодня прохладно. Дождь собирается.
- Андрей, набери кадры, чтоб были люди...
- Хорошо.

Я вышел из вестибюля телерадиокомпании и закурил. На площадке перед зданием был только один автомобиль. Афлятун сам был водителем, но вел он себя, будто был директором. Очень правдоподобно. Я бы даже верил ему, если бы он отличал в своей речи мужской род от женского. Он сильно злился, когда ему приходилось не руководить своими земляками, которых он устраивал в контору водителями, а самому везти кого-то на съемку.

- Садись Андрюша.

Он подкалывал меня. Я по его понятиям был слишком правильным. На самом деле, он подкалывал всех, у кого не было своей тачки. Его поддержанная Teana была главным результатом сорока лет его жизни. Сегодня на его ногах были оранжевые замшевые туфли. Он всегда надевал эти орущие тапки со своими любимыми клетчатыми штанами.

Я загрузил кофр и штатив в багажник и сел на переднее сиденье, рядом с темнокожим стритрейсером. Он грыз белые тыквенные семечки в открытую чистую пепельницу и насвистывал какую-то мелодию.

- А ты знаешь, как переводится имя Афлятун? С арабского это Платон.
- Угу, - кивнул я. Когда у него было хорошее настроение, отвечать ему улыбкой было не надо. Он тут же начинал издеваться. Потому я, чтобы предостеречь себя от его знаков внимания, сказал, какая намечается съемка и пристегнул ремень. Он, добрый, сказал, что знает, где есть хороший летник, там работаю его знакомые. Потом он, активный, посмотрел, как я поправляю перекрученный ремень.

- Э, правильный Андрюша! Все у тебя по правилам!
- А как надо?
- Надо уметь рисковать!
- Афлятун – великий каскадер, ездит без ремня.

Он все еще продолжал улыбаться. Очень хорошее у него было настроение. Он только немного задумался.

- Не это, конечно.
- Что "это"?
- Надо все уметь. Вот тебе – двадцать семь. А некоторые в семнадцать больше тебя пережили.
- Что же ты такого пережил?

Teana неслась по проспекту. Мелькали облезшие пятиэтажки и серые высотные дома. Афлятун затормозил спокойно, но резко, за три метра до впередиидущего автомобиля, несмотря на то, что красный светофор было видно за километр.

- Мужик все должен пережить! И друзья должны быть, и любовница должна быть. Вот ты мог бы тридцать миллионов достать за ночь? Никогда не сможешь. А я один раз смог.
- Меня мама учила скромным быть. А ты, как девочка, «посмотрите на меня»! Рассказываешь всем все.

Он замолчал, в его восточной душе закипали искренние чувства. Он думал, что он точно прав. Он чувствовал свое превосходство. Я устроился в «Ориентир» полгода назад. С тех пор я был в завязке. Решил немного «пособирать камни». Афлятуну не жилось из-за того, что я не пью. Из-за того, что выгляжу я на 22, он сразу решил, что я не пил никогда. Что я берегу себя. А я делал перерыв после того, как любовь моя сделала мне миллионное китайское предупреждение.

Он не тронулся, когда загорелся зеленый. Подождал три секунды, и потом стартанул с места в сторону, чтобы обогнать УАЗ.

- Вот ты всегда такой грустный, как будто у тебя секса сто лет не было, – продолжал он.
- Послушай, Афлятун, одолжи мне свою любовницу на пару дней.
- Э, нет у меня никакой любовницы! - Опомнился он. Вся контора знала его сумасшедшую жену.
- Что ж ты сам не следуешь своим принципам?
- Андрюша, надо с людьми общаться. Вот принцип. А не сидеть у компьютера всеми вечерами.
- С чего ты взял, что я сижу у компьютера?
- А по тебе видно. Я тебя даже нигде не видел!
- Где «нигде»? В ресторане «Восточный рай»?
- Э, я много где бываю.
- А в последний раз был не в ресторане «Восточный рай», случайно?
- И что?! Там мой земляк гулял свадьбу сына. Из Баку приезжал Эхтирам Рустамов, чтобы мейхану петь. Это тот, который «Ты кто такой, давай до свидания». К тебе бы такие люди приехали? Ты столько за год не заработаешь.
- Зато я зарабатываю для нашего шефа, пашу все лето без выходных. А он приглашает на посиделки только тебя почему-то. В ресторан «Восточный рай».
- Что? Ты знаешь, сколько рекламы я продаю? Ты знаешь, сколько я денег принес "Ориентиру"? Ты снимай на свою базуку, все что угодно. А кому надо это? Всем нужен наш время на канале. Это я кормлю ваш отдел, понял?

- Кончено, ты продаешь рекламу. Своим землякам. Два из трех коммерсов в городе – азербайджанцы. Если бы тут были армяне, хрен бы что ты им продал.
- Ты что говоришь? Что ты хотел сказать? Ты знаешь, кто тут осваивал землю? Оруджев! Тут все национальности были одновременно!
- Я говорю не о том, кто ты по национальности. А о том, что ты живешь здесь двадцать лет, но не можешь выучить нормально русский язык. Ты живешь неполноценно. Ты ни одной книжки за всю жизнь не прочитал.
- Что мне твои «читать», Андрюша? Я дела делаю! Твои книжки никому не нужны! Оттого когда ты читаешь, у тебя, наверно, не стоит уже. Собери весь "Ориентир", поставь нас рядом. Скажут я молодой, чем ты!
- У меня стоит. Я только не машу членом на улице, когда стоит.

Декорации центра города перешли в сибирский загородный пейзаж. Серый песок, слабые березки, коряги, арматура, торчащая из песка. Афлятун открыл свое окно и высунул руку в улицу. Он сопел. Он разошелся не на шутку.

- Что твои читать? Читать – не главное. Знаешь, сколько людей я знаю, сколько помогаю? И русским. И я хожу на выставки, если ты будешь знать.
- Да, помогаешь, коммерсам и бандитам. И на выставки ты ходишь, только когда туда глава управы вместе с шефом приезжает на открытие. У тебя и костюм на эти случаи припасен. Висит одиноко в пустом шкафу с тремя рубашками. А на свадьбах ты так и продолжаешь в потолок стрелять. «Давай до свидания». Варвары, твою мать!

- А что тогда важнее? Ну, что? Ходить в вашу Пирамиду? Мять там жопу с твоими книжками? Написал бы книгу, раз такой поэт. Нихрена ты не можешь написать и продать. А Влада твоя ходит с коммерсом, пока ты там поэму пишешь! Я видел, все видели!

Он сразу пожалел о том, что сказал, и заткнулся. Я сжал кулаки.

- Не трогай, сука, мою Владу, понял! Тупой ты урод! Живешь здесь двадцать лет. А чем твоя жена занимается все это время, расскажи! Ты же не везешь семью сюда. Они здесь – месяц в году. Знаешь почему? Ты ненавидишь это место. А в родной Азербайджан ты не поедешь потому, что там ты – никто. Смириться с этим у тебя не хватит смелости. Ты, такой крутой, не можешь стать богатым у себя дома. И тебе нужно чувствовать себя героем здесь, на фоне русских слабаков. Вы же так про нас думаете? Ты бы хотел, чтоб здесь все решали деньги и связи, как у вас там. Но были все блага и зарплата. Чтобы русскими правильными мужиками с их мыслями и книжками жопу вытирать! А когда ВАМ начинают говорить, что ВЫ можете только торговать, вы еще обижаетесь. И начинаете петь песни про Оруджева. Борцы за сраные равные права! Я говорил с твоими земляками: я знаю, что ты рассказываешь, когда приезжаешь в Баку. Что ты здесь заместитель директора. Они же не знают, что ты читать по-русски не умеешь? Ты там для них большой человек! Может ты и большой человек. Но тем хуже для тебя. Потому что ты – большое говно!

Я вышел и хлопнул дверью.

Он открыл окно и вдогонку мне крикнул: "Э, поосторожнее можно?". Когда я набирал кадры летника, Афлятун вышел из машины, выкинул что-то в урну рядом с входом на террасу и стал особенно горячо здороваться за руки со знакомыми пузанами в бледных рубашках и брюках, хозяевами кафе, которые стояли без сигарет сбоку от шатра.

Со съемки на базу мы ехали молча. Я смотрел в окно на поле серого северного песка. Афлятун, положил айфон на ляжку и писал сообщения свободной рукой, изредка поглядывая на дорогу. Волосатая рука с короткими темными пальцами бегала по экрану. Афлятун чувствовал себя хозяином жизни.

После этого случая мы виделись редко. И он каждый раз смотрел в пол и зло проговаривал: "Здравствуйте". Через полгода начался кризис. "Ориентир-ТВ" худел. Наш шеф решил продать бизнес и уехал жить в Европу. Он давно готовил этот отступной путь. По-английски он говорил почти без акцента. Я встретил Афлятуна спустя три месяца. Он был свеж, но задумчив, сидел в той же тачке. Отколотый бампер был заклеен серым скотчем.

Мне некогда было раскланиваться с ним. Я в то время постоянно чувствовал, что куда-то опаздываю. Даже когда ходил за хлебом. Я пять месяцев сидел без дела. Работал внештатником в «Вестнике заполярья». Потом устроился в другую контору. Операторы в городе нужны всегда, даже в самые поганые годы. Я давно забыл про Афлятуна. Потому при встрече развернулся и пошел в сторону торговых павильонов.

Он сам посигналил мне. Я подошел. Он разговаривал со мной, не выходя из машины, и словно грызни между нами никогда не было.

- Куда ты пошел после того как уехал директор? – Спросил я, наконец.
- Я теперь у нашего бывшего клиента, в «Продуктовом мире». Знаешь, какой у нас оборот? Мы всю область кормим.

У меня дома стояла недопитая бутылка Джека. Влада ушла вечером в ночную смену. Она так сказала. Теперь я собирался купить колы и пива, чтобы с утра продолжить пить и к обеду в моем любимом состоянии эйфории победы над похмельем и спокойствия первого дня запоя посмотреть какой-нибудь фильм. Вечер пьяной одинокой пятницы только начинался. Я кивнул Афлятуну, попрощался и пошел своей дорогой. Жить своей правильной русской жизнью.