kafka : Неудачная операция

Шатаясь, иду по улице. Из перерезанных вен брызжет почерневшая кровь. Подбегают два мента, что-то орут на непонятном языке. Из их ртов разит тюремной сыростью. Они перевязывают мне вены шнурками и тащат куда-то. Теряю сознание. Пробуждаюсь на хирургическом столе. У комнаты нет потолка, стены упираются прямо в небо. На них вскарабкались журналисты, щелкая фотоаппаратами. Вокруг толпятся мои родственники. Отец в сторонке попивает водку, но жидкость в бутылке не убывает. Бабушка сидит за дорогим роялем, играя похоронный марш Шопена. Мать рвет на себе волосы и, рыдая, тычет мне в нос распятие. Дядя говорит с врачом, как фокусник, извлекая из карманов пачки денег. Швыряет их вверх, и они осенними листьями планируют на меня.
- Все, что тебе надо, это уехать, - поворачивается он ко мне. - Вот деньги, которые ты так просил. Тебе срочно нужно сменить климат. Вы не могли бы выключить кондиционер? – Обращается к врачам. - Здесь очень холодно, мой племянник может простудиться.
Бабушка вдруг вскакивает, махая в негодовании руками. Блеск бриллиантовых колец, украшающих ее пальцы, состязается со сверканием золотых зубов. К операционному столу подходит сестра и втайне от всех сыплет мне в рот таблетки лирики.
- На, это тебе поможет, - шепчет она, и ласково улыбаясь чмокает в щеку. - Давай снимемся напоследок.
Ставит мобильный на столик, обнимает меня за шею.
- Кстати, ты видел мои новые фотки? Я их недавно разместила на фейсбуке и одноклассниках, - она показывает планшет. - Ну, как тебе? Уже несколько тысяч лайков. Ты представляешь, я главная звезда социальных сетей, – кончиком платка вытирает слезы радости.
Она постоянна в переписке. Играет на кнопках мобильного, как стенографистка на клавишах печатной машинки. Каждое слово сопровождает смайликами улыбок, поцелуев, сердечек и цветов, которыми щедро одаряет своих так называемых друзей.
Подходит мой старый приятель, вертя в руках диски.
- Смотри, какую коллекцию я достал, - кладет мне на живот лэптоп. - Видишь, что они вытворяют? Здесь и дети, и беременные, и старики. Блин, ты глянь, а, какой член! Как бревно. Скоро я такой же себе смонтирую, - говорит он и потирает руки от радостного волнения. - На полугодовую зарплату заказал микстуру. Пишут, в неделю по сантиметру добавляет.
- Всё, пора! - Гремит вдруг доктор, приближаясь с ланцетами в руках.
Разрезает мне грудную клетку и, вытащив сердце, подносит к уху, как часы для проверки.
- Не бьется, - разглядывает сердце через лупу.
Пинцетом извлекает наружу ленточного червя. Быстро обследовав под микроскопом, трясет им. Разлетаются в стороны замерзшие осколки страдания, отвердевшие куски желчи и прах давно похороненной любви.
- Мусор, мусор! – Кричит врач с отвращением. - Сколько же мусора! Тут есть дворник? – И швыряет сердце в стену. Выбежавшая откуда-то крупная крыса хватает его зубами и скрывается в норе.
- Ну, хоть кому-то оно пригодилось, - говорит отец, поднимая руку с бутылкой, как во время произношения тоста. - Людей ты им согреть не смог, так хоть согреешь брюхо этого прелестного зверька.
- О, спаси, господи Иисусе, что он говорит! – Восклицает мать, всплескивая руками.
- Не-еет! – Орет дядя. - Не сметь при мне произносить это мерзкое слово! Он уже спас вас, этот ублюдок святого духа! Водрузил себе на плечи земной шар, кишащий насекомыми, и, подгоняемый плетью, понесся, пританцовывая, вниз, в предвкушении мнимой близости рая. Взлетев к папаше, он не забыл насадить планету жопой на хуй своих страданий, да так, что по самые гланды вышло. Церковь до сих пор смердит ее вонючей плотью, как пизда, выпускающая запах сгнившего в утробе младенца. Представляю, как они с папашей веселились, когда религия прокатилась по миру мельничным жерновом и в мясорубке веры, устроила размол костей.
К богохульнику подошла медсестра с чеком.
- Прошу вашего внимания, - обратился дядя к членам семьи. – Нужно обсудить похороны. Мы закажем самый дорогой гроб. Люди не должны подумать, что нам жалко денег. Для этого придется заложить в ломбард всё наше состояние.
- Нет! – Вскричала бабушка. - Я нажила золото своим потом и кровью. Вы его заложите только с моим трупом!
- Да будет так! – Возгласил дядя и, вооружившись молотком и зубилом, грозной поступью направился к ней.
Повалив на пол, начал отрубать пальцы. Когда все кольца были сняты, перешел на зубы. Из ран хлынули гнойные выделения, которые эякулированной спермой забрызгали сестру. Она тут же начала стареть. Лицо сморщилось, волосы поседели и каждый вопль стоил ей потерянного зуба. В истерике достала из сумки зеркало, но, увидев свое отражение, в ужасе выронила. Осколки разбитого стекла пронзили живот матери, образовав в ней раковую опухоль, метастазы которой начали выползать из ее тела, как щупальца осьминога. Одно из них обхватило шею отца. Захрипев, он начал ссать водкой, срать селедкой и скоро растекся на полу бесформенной лужей. Вырвавшийся из него толстый стебель вырос до самой верхушки комнаты. Мой друг длинными ногтями вцепился в него в надежде выбраться наверх, но скользнул вниз и распорол ствол, как змеиное брюхо. Внутри, в куче собственного дерьма, сидели недоношенный уродец и его мать, чьи гнилые органы пожирал ребенок. Друг подбежал, и раздвинув ей бедра, с головой влез в кишащую червями расщелину. Когда он вернулся обратно в матку, перед его мысленным взором пролетели все бессмысленно прожитые годы, от чего на глаза навернулись слезы. Насильно прожитая жизнь и тоска к материнскому лону перемешались и, застряв в горле комом, состоящим из ночных поллюций и спекшихся от спермы порно-журналов, вызвали спазмы тошноты. Чем больше он блевал, тем быстрее уменьшался в размерах, пока дохлым младенцем не плюхнулся в жижу собственной рвоты.
На ладонях деда появляются стигматы. Он шипит и воспламеняется, как вампир, не успевший укрыться от лучей солнца. Из живота бабушки выплывают шкатулки с драгоценностями. К ним, как изголодавшиеся волки, бросаются врачи. Образовавшийся на полу водоворот, поглотил всех в пучину, как писсуар экскременты. Из канавы меня выметает на улицу. Дорога извивается змеей. Обрамляющие ее дома рушатся один за другим. Небо стекает, как акварельная краска, обнажая таящуюся за ней пустоту, из которой, как разноцветный бисер с оборванных бус, сыплются звезды. Асфальт, оказавшись чешуей, на глазах испещряется неизвестными знаками и иероглифами. Напротив меня дерево. Бегу к нему, хватаюсь за ветку, чтобы уцепиться. С ужасом замечаю, что из яблок вылезают жирные черви. О ногу что-то трется. Смотрю вниз - котенок. Нагибаюсь и подбираю его, но в руках оказывается оторванный локоть. Отбросив его в сторону, бегу дальше. Под ногами хруст. Дорога усеяна грудами костей и разлагающимися трупами, которые поедают падальщики. Тьма иллюминирует водопадом сияющих звезд, похожих на неоновые буквы на рекламном щите. Всё вокруг стирается, как рисунок ластиком. Кто-то трясет меня за плечо. Просыпаюсь и обнаруживаю себя на скамейке автобусной остановки. Первое, что бросается в глаза – слово, увиденное во сне. Оно венчает стеклянное здание, которым оказывается полицейский участок.