рапана : Романтическое эссе (2)

19:53  30-09-2015
СТАРИК И МАША

Птице даны крылья, человеку – смех.
Осень. Ветер не предсказуем. Вот разбежался и упал, камнем. Дрожь пошла по обугленным листьям, да и ушла по над крышами вместе с вороной, одиноко задумчивым криком. Всколыхнулась воробьиная стайка. Взлетела, опустилась.
Застроенная хатами пустошь пульсирует, как сонная артерия у самого горла.
Воздух пахнет хлебом и пОтом.

Который час? А бог его знает. Пасмурно и безлюдно. Одни коты у ворот. На страже. Были.
Раза три долетало до кошачьих ушей слишком громкое стариковское «Блять!», после слова: «А вот хер!», а когда дошло до них - «На хер!», коты тут же нашли себе занятие.
И не только коты. Никого не видать. Да, все, едва услышав дикий ор, растворились во времени и пространстве и терпеливо ждут счастливой поры – тишины.
Общий двор: три семьи, одинокий старик и Маша.

- Иди сюда.
Когда старик говорит: "Иди сюда", и сквозь зубы добавляет "Былилилять", - лучше немедленно сделать себе умирающее лицо и подойти.
Старик не в духе. Висело у него под крышей пять бычков. Вялилась рыбка.
Нынче глянул, три всего.
Жалкие люди-желудки.
У старика постоянно что-то пропадает. Ведёрко детское, правда, нашлось.
Кто же знал, что он из него чай пьёт?!

Ветеран гладиатор на пенсии. Пожарник. Уже принял успокоительное. Двор метёт. Спрашивается, какого чёрта орал? Не мог что ли сразу принять своих капелек?!
На лице удовольствие и удовлетворение.
Маша подошла. Теперь они будут беседовать.
Вернее, говорить будет старик, а Маша только слушать.
«Головёнка твоя безмозглая. Ни черта там нет. Сквозняк. Так что снимай корону.
Сношать тебя буду»
Маша втягивает голову в плечи. Глаза округлились. Но, скорее, от удивления: «Зачем меня сношать?»
Старик тоже удивлён своей храбрости:
«Как это зачем? Нас всех имеют.
Такова правда жизни, детка. Ты посуду мне помоешь, а полы протрёшь?
Ах, ты ж зайка моя. Что бы я без тебя делал?!

А жизнь у нас с тобой рабоче-крестьянская со следами былого благородства.
Один след, что тот слизняк прополз - длинный, другой след – толстый, из средней полосы неграмотной Сибири.
Оттого и девки выходят толстокожие, а сынки безродные.
Жизнь - лучше некуда. Вона сколько листьев набросала. Никто не метёт.
Одному мне больше всех надо.
Полудохлый жук в чистом поле уже идёт за милую душу, как мясцо диетическое.
Без слезы не вздрогнешь.
Но есть и плюсик. Ты только вдумайся, Машка. Коль нас и-бут, значит жизни ещё не конец.

Другое дело, не все мандавошки чувствуют. М-да.
Такие вот, Буратины. Родственнички кола осинового.
И растут и гнутся, но без эрекции, как те поганки и воняют так же.
И признается не всякий, ибо стыдно иному вслух сказать что жизнь его затрахала.
Кто мы? Что мы? Волки, овцы… В стойле – тесно. Без стойла – гибнем.
Ради чего? Кому это надо?
Одно утешает – ценностей нет, кроме одной… Если где, куда вставить и надо там одной двум, трём, то я всецело «за». Категорически поддерживаю эту ценность. Но как-то это дело делать надо не при всех.
Уж больно вещь очевидная.
Ну, пошли в дом, угощу тебя вареньем.

Вот, давеча весь день слюнявил воображаемых особей. Есть на белом свете такие создания - Стре...козочки. Стреляные, значит, козочки. Прелестны, воздушны. Залетают, и прямиком в трусы, и щекочут, стрекочут, стрекочут. Ишь, шалуньи!
Нарисую в воображении и слюнявлю. Здорово.
Смотри, не наступи. Они там где-то под столом мокрые валяются. Не рассчитал. Заслюнявил.

Об чём это я? Ах, да! Лифчик никогда не надевай. Дрянь это совершеннейшая.
Но тебе этого ещё не понять.
Кто посмекалистей, тот сам себя живьём в землю закапывает.
Понимаешь, сам себе и режиссер и сторож.
Сад, видите ли, надо, ети его мать, возделывать! Видишь, какие советы даёт урод европейский. А то, что для этого сада надо самому землёй быть, не додумался?!

А ты копать, землю рыть не желаешь.
Ты, скажи мне, дважды контуженому, ты чем-то лучше других?
Ну, улыбайся, улыбайся. Хочу увидеть тебя зарумяненной и потной.
Сейчас подарю тебе большую радость. Сейчас я тебе вставлю стержень от земли до неба.
Как бы нам это дело не на сухую провернуть.
А ну как мы с тобой чайку бахнем?!»
И они бахнули.

Он смеялся ей прямо в душу. Полный провал. А у самого губы мокрые. Дитя советов и обосанных углов.
Стержень.
Показала бы, да боюсь, прозвучит. И рассосётесь вы во времени и пространстве. И некому будет землю рыхлить.