Виктор Костильбург : Земля блаженных. Часть шестая.

Связь резко прервалась. "Нервничает Рамаз," - криво усмехнулся Мамука и протянул руку с "трубой" в сторону. Её тотчас подхватили услужливые руки.
- Сам будешь валить его. Согласен? - спросил он парня в костюме.
- Конечно! Мой братишка из-за этого шакала уже вторую "ходку" на тюрьме по "обиженкам" мыкается! В зоне в "гареме" живёт, чифирнуть с ним даже нельзя! Да я прямо сейчас его порежу на британский флаг! - завопил, искривив губы, "серый костюм". - Жизнь братану поломал! А то был тоже у нас в бригаде!
Благочестивые паломники, уже наполнившие монастырь, с изумлением оглянулись на истошно вопившего молодого парня.
- Да не ори ты! - одёрнул его Рамаз. - Резать не на территории монастыря.
- А где? - удивлённо спросил тот.
- За воротами, - пояснил Рамаз, мысленно добавив "тупая скотина". - Ждём тебя с ним в машине.
Сказав это, Рамаз резко развернулся и пошел к выходу. Остальные потянулись за ним.

*******

- Привет, Кандыба!
Монах Исайя прекратил сгребать метлой опавшие листья, принесённые ветром ко входу в храм. Он внимательно посмотрел на развязно поздоровавшегося с ним парня в сером дорогом костюме и лысой головой. Он ждал этого момента давно, когда подойдут к нему вот так и скажут: "Привет, Кандыба!" Тут уже никакие объяснения не нужны.
- Привет, коль не шутишь.
- Ну, да, шучу! Пойдём-ка за ворота - поговорим, - искривился парень.
- Пойдём, - монах отложил метлу и последовал за ним.

*******

Расселись по машинам. Никто не шутил. Все понимали, что дело приняло серьёзный оборот. Ни о каком крещении не могло быть и речи. Гнетущая тишина повисла в воздухе. Время застыло.
- Ну, где же он? - прошептал Мамука.
К машине подошёл нищий с самодельным костылём. Мамука не задумываясь, поглощённый своими мыслями, открыл дверь и сунул ему пару тысяч. Нищий повертел в руках деньги и вернул их "вору в законе". На это раз Мамука очнулся и удивлённо спросил:
- Ты что?
- Не за этим я пришёл к тебе, Мамука, - ответил хромой.
От неожиданности вор подпрыгнул на месте и ударился головой об крышу кабины.
- Кто ты? - сказал он.
- Кто я? Хммм... - нищий улыбнулся. - Придёт время - узнаешь. А я тебе сейчас такую вещь скажу: тебя ещё терпит Господь за твои злодейства воровские и за богопротивное звание "вор в законе", которым ты зело гордишься...
- Какие злодейства? - прошептал Мамука.
- Хочешь послушать, ну, что ж... - и нищий стал перечислять все "подвиги" и "достижения" Мамуки с ранней юности, с той поры, когда он решил стать во чтобы то ни стало "вором в законе".
Все внимательно и с интересом слушали. В соседней машине даже раскрыли двери. Кто-то пару раз присвистнул, когда хромой поведал об агентурной кличке Мамуки в КГБ...
Мамука порывисто выскочил из машины. Все последовали за ним. Братва с нетерпением ждала развязки.
- Что, выскочил калеку нищаго ударить? - усмехнулся хромой, но вмиг его голос посуровел и он сказал. - В машину! Все!
Братва не прекословя вернулась на свои места в автомобилях. Мамуку бил озноб. Он уже ничего не понимал. Испарина покрыла его лоб. Он жалостливо посмотрел на старика и тихим голосом спросил:
- Делать-то мне что?
Тот ответил, постучав костылём по капоту:
- Езжай быстрее, отсюда, мил человек, и никогда больше не возвращайся, окромя причины покаяния!
Нищий отошёл от машины. Мощные моторы взревели, и оба джипа через считанные секунды превратились в удаляющиеся точки на горизонте.

*******

Благочинный монастыря иеромонах Агафангел на зрение не жаловался, ещё издали он приметил направлявшегося к выходу монаха Исайю в сопровождении какого-то странного типа. Странный тип как-раз походил на ту публику, которая должна была сегодня приехать креститься, но всё никак не могла доехать. Отец Агафангел издёргался в ожидании. Срывалось крупное пожертвование. Очень крупное. И потому отец благочинный очень нервничал.
- Отец Исайя! Ты куда? - заголосил он с приличного расстояния.
Монах остановился, призадумался и повернул к благочинному.
- Стой, сука! - зашипел "серый костюм", схватив его за рукав.
- Не переживай, сейчас подойду, - спокойно ответил Исайя, резким движением освободился от впившегося в рукав "пацана"и пошёл к отцу Агафангелу.
- Ты... ты... - не находил себе места парень, но на монаха его душевные переживания нисколько не подействовали.
- Ты куда это собрался? - повторил свой вопрос благочинный, подозрительно прищурившись.
- Да, тут, батюшка, старые знакомые приехали, надо повидаться, - пояснил отец Исайя.
- Сто поклонов, за то, что благословление не взял, самочинно пошёл! - возмущённо воскликнул иеромонах.
Исайя в ответ поклонился. "Сто поклонов - так сто поклонов" - подумал он.
- Благословите, батюшка, выйти за ворота к знакомым? - смиренно спросил монах.
- Бог благославит. И больше так не делай. Монастырь держится на послушании, всё надо делать с благословления, - дал краткое поучение молодой батюшка.
Исайя ещё раз поклонился и направился к мучившемуся в ожидании парню.
- Ну, ты в натуре, олень! Руки целуешь у попов! - съязвил тот, облегчённо вздохнув, когда монах приблизился к нему.
- Пошли уже, - отрезал Исайя, - ему не хотелось вступать в полемику с этим славным малым.

Когда они вышли за ворота, то вместо машин увидели только следы протекторов. Видать очень спешили, что рванули с места, оставив следы резины на асфальте.
- А где они? - расстерянно промямлил парень.
- Кто "они"? - спросил монах.
- Где "вор в законе" Мамука, где пацаны? - как-то по-детски сказал член преступной группировки. - Почему они уехали? - парень сел на корточки и заплакал.
Исайя подозрительно посмотрел на него. Явные признаки тихого помешательства проглядывались в нём. Монах присел рядом с блатным и спросил участливо:
- Как хоть тебя зовут?
Из того слёзы полелись рекой:
- Не помню-ю-ю.
- Понятно, - заключил Исайя и сказал, - ну, пошли тогда.
Он помог подняться парню и за руку отвёл к своему знакомому, проживающему около монастыря.
- Ваня, ты присмотри за ним, он "болященький", - попросил монах своего друга-мирянина.
- Всё будет хорошо, - ответил Иван.
Так появился при монастыре "Стёпа-дурачок", который каждый день приходил в обитель, выполнял самую чёрную работу, за что его поили-кормили и обували-одевали. Со временем его состояние несколько улучшилось, отец Агафангел по настоятельной просьбе монаха Исайи его крестил, хоть и нехотя - просто так кому понравится?

*******

Когда Рамаз узнал по "воровскому радио", что Мамука не привёл в исполнение приговор вынесенный на сходке, то конечно при людях сильно возмутился этим.
" Нэ по понятиим эта!" - кричал он, но душа его ликовала.
Дело в том, что воровской "короны" добиваются несколькими способами. Рамаз в отличии от Мамуки ни разу не сидел. Не "страдал за понятия" в штрафных изоляторах и БУРах, не пух с голода на "крытках" в Златоусте и Владимире. Просто собралась вся родня, договорились с кем надо, скинулись деньжатами и купили ему это почётное звание. "Короновали" его, впрочем, вполне легитимно, в этой сатанинской хиротонии принимали участие самые авторитетные "воры в законе" Кавказа и Юга России. Комар носа не подточит. Так род Рамаза заполучил своего личного "вора в законе", и потому мнением родни он очень дорожил. Родня бы не дала ему жить спокойно, узнай они, что он причастен к смерти монаха. У этих грузин необычайным образом уживаются в голове два совершенно противоречивых института, которые должны быть взаимоисключающими - воровские понятия и Христианство. Чего хотели грузины в советское время? Чтобы в каждом селе был храм и свой "вор в законе". " Страна чудес и беззакония", - как метко подметил про Грузию пустынник-Александр, современный подвижник благочестия.

Как-бы там ни было, но Рамаз гулял по этому поводу от всей души. Столы накрыли прямо во дворе, мог подходить каждый кто хотел.
- А теперь я скажу тост! - вопил он, пытаясь перекричать поющих гостей, - за моего брата Мамуку!
Вино лилось рекой. Пили за Мамуку, за истребление с лица земли турок и персов, за товарища Сталина и, конечно-же за всех православных монахов.
А вы знаете, мне чем-то эти дети гор нравятся.

*******

Звонок телефона вывел из сладкой дрёмы дежурного по ГОВД Верхотурья. Он посмотрел на часы, помянул недобрым словом испортившего сон неизвестного оппонета и взял трубку.
- Дежурный по ГОВД старший лейтенант полиции Сидоренко.
С минуту он слушал сбивчивый рассказ из-за чего его разбудили. Сначала рассеянно, но потом с каждым словом звонившего у него глаза расширялись и загорались огнём, как у собаки, почувствовашей дичь. Наконец эмоции так захлестнули господина Сидоренко, что он не выдержал и выкрикнул совершенно не по форме:
- Та ты шо?! Та нэ мохет быть! - (он всегда в состоянии сильного волнения начинал говорить, вплетая едва заметные украинизмы, которые делали его речь более колоритной и выдавая, откуда у него появилась эта алчность и беспощадное желания жить "тильки для сэба").
Женский голос тарахтел, захлёбываясь из трубки, и у старшего лейтенанта лоб покрылся испариной.
- Понял! - он нажал на рычажок телефонного аппарата и по новой судорожно набрал номер группы быстрого реагирования. - Аллё! Петруха! На выезд! Срочно! И за мной заедте! Як это на кой? Поучавствовать трэба! Усё!
Бросив трубку, он кинулся к шкафу за бронежилетом. Спавший тут же в дежурке на сдвинутых стулях, старший сержант Хуторенко проснулся от беготни коллеги и проворчал:
- Ты куда это собрался?
- Не твоего ума дело. Спи давай! - Сидоренко спешил, а бронежилет никак не хотел застёгиваться ввиду наличия огромного живота господина полицейского.
"Бабло опять срубить где-то хочет! Ишь запрыгал-то как!" - подумал Хуторенко, устраиваясь поудобнее на стульях.

УАЗик группы быстрого реагирования заскрипел тормозами напротив главного входа в монастырь. Первым выскочил Сидоренко с автоматом наперевес, вторым земляк его с Полтавщины, лейтенант Павлюченко.
- Ага! Вот они! Не обманула Манька! - радостно бормотал дежурный по городу.
Впереди виднелась, около монастырской стены толпа каких-то бомжей, а среди них выгодно выделялся кавказец лет пятилесяти-пятидесяти пяти. В руках у него был "дипломат".
- Точно. И "дипломат" при нём! - вёл монолог, покрывшийся пОтом от воления, Сидоренко.
Он заспешил к сообществу бродяг, а точнее, к кавказцу. Не теряя лишних слов на объяснения, он огрел прикладом по голове ничего не подозревавшего импозантного грузина. Тот упал, выронив "дипломат". Старший лейтенант тут же вцепился в него.
- Грузи подозреваемого! - крикнул он земляку, то есть Павлюченко, прижимай кейс к бронежилету.
Потеряшего сознание кавказца, не церемонясь, закинули в "воронок".

Ведро воды вылитого на Мамуку, привело его в сознание. Голова страшно болела. Огромный орлинный нос был деформирован и переместился куда-то в сторону.
"Ничего не понимаю, - подумал он, массируя виски, - где я?"
- Откуда у тебя "дипломат" "зелени"? - вывел его из замешательства вопрос, заданный брюхатым старлеем с усами "а ля сябры".
Память вернулась к Мамуке. Он вспомнил, как напротив остановился ментовский "воронок", как из него неуклюже выпрыгнул вот этот хохол, которого гложет интерес насчёт его денег, как он молча размахнулся и ...
- Личные сбережения! - ответил Мамука, выплёвывая передний зуб.
"Что же с ним делать? - судорожно размышлял Сидоренко. - У него наличкой лимона полтора!"
Сидоренко впервые в жизни подержал в руках такую сумму, и он не мог освободиться от ощущения эйфории. Он знал только одно - это его деньги. То есть, будут его.
- Документы! - сказал он кавказцу, подыскивая в уме где спрятать труп бедолаги.
Бедолага этот, довольно-таки развязанно бросил паспорт на стол и насмешливо посмотрел на мента.
"Неужели весело тебе? - подумал Сидоренко, - смейся, смейся!" С этими мыслями он раскрыл паспорт и обомлел. Без всякого сомнения перед ним сидел "вор в законе" Мамука собственной персоной. Ну, вот все как в оперативных сводках! "Эх, Украина, Украина, сердце мое нэнько, як сгадаю твою долю - заплачэ сэрдэнько..." - сразу вспомнились стихи Тараса Шевченко. Захотелось на родину и большой шматок сало. Он всегда чувстврвал потребность в сале, когда дело пахло керосином. Психолог в УВД назвалал это "бороться с негативными эмоциями по-украински". Как бы там ни было, а именно этой персоне, он, старший лейтенант Сидоренко полчаса назад приложился "калашниковым" к лицу. В животе нехорошо забурлило. Он шумно испортил воздух и упал на колени.

Опять проснувшийся от криков и неэстэтичных звуков старший сержант Хуторенко заворчал:
- Ну, шо за ночь такая! Поспать спокойно не даст!
Но когда он раскрыл глаза, то от удивления рухнул со своих стульев на пол - перед избитым задержанным стоял на коленях его начальник и с дрожью в голосе умолял:
- Прости, Мамука! Дети малые... Три штуки... Жена больная...
- Это жена попросила что-ли мне по морде автоматом лупить? - спросил вор, пытаясь вернуть нос на место.
- Нет! Что ты! Сигнал поступил! - воскликнул старлей.
- Что за сигнал? - недоверчиво спросил Мамука.
- То, что какой-то иногородний ходит с чемоданом денег около монастыря и раздаёт их нищим.
- Ну, раздаю, а тебе-то что? - Мамука оставил свой нос в покое, полностью переключив внимание на дежурного по городу. - Ты же меня грохнуть решил? Верно? По глазам вижу!
В этих самых глазах, в которых Мамука прочитал себе раньше смертный приговор, сейчас стояли искренние слёзы. Вся скорбь обездоленного украинского народа собралась в этой паре голубых глаз навыкате.
- Мамука! Прости! Пощади малых деток! Не оставляй сиротами!
Мамука тяжело вздохнул:
- Ладно. Живи. Не для этого я сюда вернулся...
От калейдоскопической смены событий и настоений в животе старшего лейтенанта заурчало ещё громче... "Жить буду! Жить буду!" - эта мысль бУхала в голове. Но, потом лёгкая печаль легла на сердце блюстителя порядка, когда он бросил взгляд на "дипломат". Немного помявшись, он спросил застенчиво:
- Господин Мамука! Смилуйся надо мною! Дай трохи доллярив, нэ похуби! Кушать дома нечего! Родне помогаю на Украине, все беженцами стали с Донбасса!
"Во, брешет! - изумился лежаший на полу Хуторенко. - Вчера с Украины контейнер с салом получил! И ничего себе беженцы! Все братья служат в батальоне "Айдар" - те еще правосеки!"
Дежурный по городу сделал порывистое движение и на четвереньках шустро приблизился к "вору в законе".
Мамука достал из кармана сто баксов, плюнул на них и прилепил в своему ботинку.
- Сними зубами, - сказал он прищурившись.
Щёлкнули зубы и радостный Сидоренко застыл с купюрой во рту. На ботинке Мамуки остались следы от укуса.
- Обувь зачем портишь? - поморщился он и достал ещё одну сотню.
На этот раз Сидоренко аккуратно снял прилепленную на харчок банкноту, и даже благодарно лизнул ботинок.
- Это уже лишнее! - воскликнул Мамука.
- А мне, можно мне тоже? - воскликнул, пришедший в себя Хуторенко.
- Можно, - кивнул Мамука и прилепил американский доллар на второй ботинок.
Старший лейтенант недобро посмотрел на подчинённого, сверкнув глазами. Он не выносил конкуренцию.
Мамука вдруг, как-бы опомнившись, вскочил, взял "дипломат" и поспешно вышел. Затем тут же вернулся, бросил на стол пачку денег и всё так-же не обьясняя ничего, удалился, оставив в замешательстве застывших на коленях с баксами во рту доблестных сотрудников правоохранительных органов.

*******

Рамаз удивлённо смотрел на телефон, по которому только-что сообщили новость, и новость эта совершенно не хотела укладываться в его голове. Мамука сбросил с себя корону! Корону вора в законе. Факт невиданный, вопиющий и не имеющий аналогов в современном воровском мире. Его не убили, не разоблачили, он не проигрался, а просто рррраз! - и швырнул её к ногам людей, которые с благоговением ловили каждое его слово. Сам... Рамаз щёлкну пальцами, и ему принесли вино. Кахетинское. Иосифа Виссарионович предпочитал именно его.
"Прощай, Мамука" - подумал вор и пригубил любимый напиток отца народов.