Полспирта-полводы : Два негодяя (4)

Да, все так и было, обычная девочка, училась в школе, ни о чем не мечтала, и однажды летом яблонька, травма, больница, глазной центр. Но жить надо, жить надо всем: слепому, глухому, безрукому или безногому.
Настя часто вспоминала двух человек, слепых с рождения, тех, что пели под гармошку в переходе станции Сенная площадь. Жалкие люди, некрасиво одетые, с увеличенными глазными впадинами, слипшиеся ресницы, белые палочки.
Нет, Настя просто болела, что вы, никаких черных очков, палочек и шрифта Брайля, жила как бы с закрытыми глазами, врачи говорили, что вероятно, скоро можно будет все поправить, слепота иногда уходит, если это не врожденная патология. И ее травму тоже научились лечить, только пока не здесь, на другом полушарии Земли в Северной Америке. Ждите.
И они ждали. Год назад умерла бабушка, мать хотела забрать Настю к себе, но та осталась, привыкла жить здесь. Для нее самыми близкими стали люди, которых она никогда не видела - Алина, Антон, еще слепой тридцатилетний мальчик Валера. Она ходила на работу - по воскресеньям и четвергам в кооператив Общества инвалидов по зрению, они там собирали какие-то полезные в хозяйстве вещицы из пластмассы, получала зарплату.
Весной врач позвонил Настиной маме и сказал, что перед Новым годом можно будет попробовать.
- Почему так долго, перед Новым годом?
- Очередь. Деньги не имеют значения, и без гарантий.
- Хорошо, мы подождем.

Тихо у Насти в комнате, она лежит на кровати, одеяло до горла, только голова и руки торчат. Антон в кресле, на столе недоеденные пироги из кафе, откуда они пришли полчаса назад.
- Сколько время?
- Почти одиннадцать.
- И спать не хочется.
- Знаешь, сегодня сбылась моя мечта, я больше не буду ходить на работу, потом я больше не люблю Ю-ю.
- Это твоя девочка?
- Ее звали Юлька, работали вместе. Я сегодня был у нее дома, там меня милиция и подобрала. Некрасиво получилось.
Они засмеялись.
- Лоб болит?
- Я привыкла.
- Настя?
- Чего?
- А у тебя был когда-нибудь мужчина?
- Зачем тебе?
- Ну расскажи?
- Эх, не было. Но все думают, что был.
- Это как?
Она засмеялась, потом вздохнула, подняла руки, шлепнула ладошками об одеяла, снова засмеялась.
- Валеру помнишь? День рождения у него был недавно, ну выпили, потанцевали кто как смог, Алина была, еще пара кротов, ну я ночевать там осталась. Предки захрапели, Валера ко мне в кровать брык, люблю, шепчет, шубу куплю. Ну реально крот из "Дюймовочки". Поломалась немного, как положено, правда, молча, я ведь тоже живой человек, надо когда-то начинать, все-таки двадцать лет уже. Только с этим дауном не хотелось. Отвернулась от него, он это, елду свою тычет мне в зад, потом между ног вошел, никуда не попал и давай о ляжки тереться, сам, наверное, в первый раз. Так и кончил. Блин, я вся мокрая в чужой квартире, кошмар! Он теперь счастливый ходит, и не знает, дурачок, что мужчиной так и не стал. А ты чего вдруг спросил?
- Не знаю, ваше это приключение сегодня, не могу представить тебя голой, как родную мать увидеть или сестру.
- Ой, как будто меня голой не видел!
- Где?
- В ванной, что, скажешь, не подглядывал через окошечко из туалета?
- Дура что ли? Там и не видно ни фига...
- Зато ты гужбанил, бабушка, царство ей небесное, докладывала - тетки голые по коридору бегают, бутылки везде, я еще с куклами разговаривала, лет двенадцать мне было.
- Неправда.
- А я тебя совсем не помню.
- Увидишь скоро.
- Тоха, а я красивая?
- Ну, как сказать. На любителя.
- Блин, я сегодня не засну, а завтра воскресение, мне на работу. Почитай чего-нибудь, у тебя есть новенькое?
- Есть. Про Югославских патриотов будешь?
- Ого, тащи!
Через минуту Антон вернулся с рукописью, погасил большой свет, включил торшер, расположился в кресле, пошелестел страницами, откашлялся.
- Разглядев русскую морду за рулем автомобиля с "шашечками", Арнольд Никонорович махнул рукой, скрипнули тормоза, быстро договорились, поехали. Он попросил водителя выключить музыку и добавить газу. Арнольд Никонорович спешил, потому что дома все уже садились за стол и его ждали любимый зять, литр водяры и книжка - "Сборник песен военных лет".
Таксист Женя боялся бабочек всю жизнь до обморока, и, когда в салон машины впорхнул здоровенный мотыль, Евгений заорал во всю глотку:
- А-а-а!!!
Машина потеряла управление, они пролетели перекресток, разнесли вдребезги стеклянную автобусную остановку и врезались в столб.
Шофер не пострадал, он был пристегнут ремнем безопасности, а пассажира хоронили в понедельник всей синагогой.
Ранним утром в одной квартире на Таврической улице, всю ночь не смыкая глаз, ждали телефонного звонка трое лидеров еврейского Сопротивления Савелий Собчак, Мамлюк Жванецкий и Соломон Хуй. Напротив, с ними за столом югославские патриоты Ебан Жирны и Славко Шнягин - Дрочевич. Всем хотелось спать, евреи шевелили бровями, длинными и кручеными, как у Карабаса - Барабаса, югославы беспрерывно курили. Только скрип кожаных курток да чирканье зажигалок, новые и новые скульптуры из табачного дыма медленно таяли, добавляя густоты в слоистый никотиновый туман, евреи кашляли. Они ребрами чувствовали, как под верхней одеждой шевелятся пистолеты в кобурах при каждом вздохе, но главное - не сорваться, когда зазвонит телефон. В прошлый раз на "стрелке" так и было - кто-то пукнул и понеслось пиф-паф...
Антон, переворачивая страницу, посмотрел на Настю, она спала.
Он отложил рукопись, открыл еще банку с пивом, почему-то вдруг вспомнил женщин, которые были в этой квартире. Две алкозависимые с работы и какой-то товарищ, он и имен-то не помнит. Приятель уснул, у него тоже ни хрена не получилось, утром разбежались по домам.
И была еще одна, познакомились на Сенной у "Макдоналдса". Лето, ночь, жарко, слово за слово и два совсем незнакомых человека пошли вместе, оба пьяные. Для этого и существует алкоголь.
Утром она сказала - я люблю тебя. Его вытошнило, он с трудом затолкал в себя рюмку водки, стало легче, она ждала ответа, сидела на диване в его рубашке, лохматая, ноги искусны комарами.
- Пойдем в магазин.
Он купил себе и ей пива, дал немного денег и проводил до метро. Может, она и осталась бы у него жить на какое-то время, но он тогда болел другим именем на букву Ю. И только потом и сейчас во время ежевечерних сеансов рукоблудия он вспоминал только ее тело. Бывало, несколько раз в припадке одиночества он буравил толпу на Сенной площади в поисках этой потерянной параллели его бестолкового существования.
А сколько вообще баб у него было, нет, не проституток, это дело покупное. Он стал считать, Господи, всего-то!
- А, к черту. Пойду и я спать.
Он собрал рукопись в пачку, погасил свет и ушел в свою комнату.

Утро. Никого в квартире, тапочки в коридоре на ковриках. Антон решил начать с кухни. Сложил всю грязную посуду в черный пакет для мусора, тарелки, чашки и сковородка, туда же - нестиранные рубашки, носки, футболки. Он оделся, взял конверт, мешок на плечо, спустился во двор, пакет полетел в помойку - бум-м. Зашел в рюмочную, долго не задерживался, махнул не закусывая, пошел дальше по проспекту.
Через час вернулся с покупками. Переоделся в новые джинсы, свитер, винтажные ботинки "Wrangel", прошелся по коридору перед большим зеркалом. Новые вещи скрипели и вкусно пахли. Он сел на пуфик напротив зеркала, достал телефон, нашел нужный номер.
- Не рано ли, а похер. Алло!
- Да, привет, Антон.
- Здравствуйте, меня завтра не будет.
- Не понял.
- Мне надо срочно уехать. Родственники...
На ходу что-то придумал немыслимое, глядя на себя нового в зеркало, отражение помогало импровизировать.
- Ты только позвони, как приедешь.
- Обязательно.
- Ну, пока.
Сим-карта треснула в пальцах, улетела в форточку.
Он навел порядок вокруг монитора, поставил новую посуду, бутылку, разложил закуски и включил компьютер.
Как обычно - высокий рейтинг и длинный хвост комментариев под его рассказом, надо ответить, поблагодарить, пообщаться, завтра он исчезнет - потеснят "новые поступления". Он полистал ленту сегодняшних новинок, один сплошной гавнопоток. Многих Антон давно знает, глупые животные, попробуй скажи правду, не поймут, будут топать ножками, огрызаться.
В профайл заглянешь, залюбуешься - юристы, нефтянники, головы седые, один часами сверкает, часы дороже этой облепленной фотографиями комнаты. Я пишу для себя! Вранье, никто не пишет для себя.
"Прошу комментировать, делать замечания, я еще совершенствуюсь"
Несчастные упертые графоманы.
Вот жил человек, вроде все есть, и вдруг его озаряет. Да! Он сможет, у него получится. Но надо время, надо много свободного времени. Он постоянно теперь где-то прячется, что-то записывает на клочках бумаги, купил блокнот.
Уволился со службы. Жена в шоке.
- Зачем, Гриша?
- Я писатель...
- Я так и знала.
Жена собирает вещи, пакует детей, уезжает к матери. Друзья смеются. И вот этот чудак отправляет свой роман на "Литсбыт". Муки ожидания. Первый комментарий от пробегающего мимо гавнокритика - экая дристня! С ним соглашается второй гавнокритик - заебался шкролить. Кто-то вяло похвалит, кто-то даже что-то посоветует, а еще хуже - пожалеет, и через пару дней все это смоется с главной странички сайта, станет еще одной какешкой в океане такого же, откровенно говоря, абсолютно нечитабельного и, как правильно замечено в первом комментарии, кала. Ну ничего! Я еще покажу вам, говорит чудак, и вываливает очередную дристню еще жиже. Ох...
Не, потом найдет, конечно же, какой-нибудь уютный ресурс, кладбище графоманов, с добрыми коллегами и плюшевыми редаками, где у автора есть "отдельный кабинет" и каждому высеру припечатывается индивидуальный номер, чтобы не спиздили гениальное творение, что вы, не дай Бог. И чем все это заканчивается? Никто не знает, у каждого своя тайна.
Хорошо, если ты разумный - да, это действительно не мое, все, на фиг людей смешить, а если нет, да еще годков за сорок пять...
Нет, разумеется, есть много приличных авторов, нормальных, адекватных людей, Антон всегда с удовольствием читает, хвалит - пиши еще, братан. Но таких очень мало. Есть поэты и поэтессы, стехи! Здесь хоть поржать можно.
Не смешно все это на самом деле, вот он в десятке лучших за две тысячи тринадцатый год, почти классик сетевой литературы.
- А хули толку.
Нужна идея, искра! Надо что-то думать, думать, думать. Уж он аранжирует, расставит буквы в нужном порядке.
Была у него минута славы: в прошлом году он ездил в Москву на ежегодную тусовку "Литсбыта". Бухали в ресторане на Красной Пресне, ему вручили футболку с логотипом сайта за победу в конкурсе. Он померил подарок в туалете, футболка оказалась мала, и он отдал ее одному поэту, с которым этим же вечером возвращался в Петербург. О футболке потом жалел, но что сделаешь, пьяный был дурак. С поезда ему сразу на работу, двадцать восьмое декабря, последний рабочий день, он мучительно ждал корпоративной вечеринки. Им раздали конверты с деньгами, но магазинов рядом не было.
Ее звали Катя, работала у них несколько месяцев, девочка в кожаных штанах, в том году было очень стильно - героиня из фильма "Девушка с татуировкой дракона", к сожалению Катя была толстой и некрасивой, но начитанной. С ней было интересно поговорить в курилке или в развозке по дороге домой. Двадцать восьмого декабря после вечеринки они с Катей остались у магазина рядом с метро. Чокнулись баночками, он спросил:
- Ты есть "ВКонтакте"?
- Не-а, я на "Литсбыте" тусуюсь.
- Ни хрена. И как тебе?
Она назвала пару имен и его в том числе.
- Знаю, читал...
Это было его первое живое признание, даже там в трактире на Красной Пресне было не так, там все были одинаковые, все такие мучительно гениальные, да и запомнилась больше пьянка на Ленинградском вокзале.
Он не признался, страшно подумать, если узнают на работе.
- А у нас писатель.
- Чо, блядь! Где?
- Вон идет.
- Хи-хи-хи.
Лучше даже не думать об этом. С Катей он попрощался, она обиделась, наверное, знала, что он живет один. Не тащить же эту корову к себе, он уже получил удовольствие, ему хорошо, с наступающим Новым годом! После праздников Катя не пришла на работу, больше он ее не видел.
- Да пес с ними, - он захлопнул страничку литсайта, - лучше посмотрим, за чей счет мы сегодня отдыхаем, что нам скажет старина "Яндекс".
Итак, Заславский Олег Борисович по прозвищу Зоб, хозяин заводов, газет, пароходов. Покушение в двухтысячном году, фотографии: порванная пополам машина, туловища в костюмах на асфальте бодигарды, скорее всего. Изгнание из России, еще одна пальба в Лондоне, опять повезло. Смерть в двенадцатом году от естественных причин, что-то с сердцем.
- А вот и тетя Света.
С Заславским с тысяча девятисот девяносто девятого года, тоже второй брак, детишки, дом на лужайке, яхта, ссылка на "Инстаграм". Скука. Антон вернулся к покойному олигарху, портреты Путина, еще какие-то суровые лица, знакомые по выпускам новостей.
- И моей рожи здесь еще не хватало.
Может, отказаться, вернуть деньги, сколько он потратил?
- Так и проживу всю жизнь в этой норе до седых яиц, буду "известным сетевым писателем". Почему бы и нет...
Бутылка опустела, надо еще идти, бутылку с собой взять, название он не запомнит, а пойло понравилось. Он прилег на диван и закрыл глаза.