Виктор Костильбург : Чтобы был навай густой - нужен чай

- Костильбург! Ти что делаешь?! - раздался истошный крик начальника отряда капитана Маггерамова.
Я стоял счастливый в одних трусах на февральском снегу, и по мне стекала вода. Уральские звёзды смотрели с уральского зимнего неба, но в отличии от Маггерамова не вопили испуганно, а равномерно покрывали таким-же уральским мертвенным светом колонию строгого режима в Нижнем Тагиле.
- Ти убить себя хочешь, да!? - вопил сердобольный азербайджанец.

***

Вообще-то Аждар Сахибович неплохой человек. Отслужил срочную службу во внутренних войсках, остался прапорщиком в зоне где был солдатом, поступил в юридический институт, женился на русской девушке, и вообще, в особой подлости замечен не был. Слово своё, по крайней мере, держал. Помню, зашёл он ко мне в каптёрку в промзоне и ткнул пальцем в стол, покрытым плотной зелёной бумагой:
- Костильбург, ти написал?
Как-то раз в ожидании обеда, желая умерить разгулявшийся аппетит, я начертал на бумаге крылатое французское выражение: " il faet manger pour vivre et non vivre pour manger", что означает: "Надо есть чтобы жить, а не жить чтобы есть". Написал и забыл, а теперь гражданин начальник отряда грозно скребёт ногтём по этой злосчастной надписи. Мой ум стал судорожно перебирать варианты наказания, полагающиеся мне за этот акт вандализма на производсте и с какой формулировкой мне будет это преподнесено.
"Порча государственного имущества?" - "Да, ладно, кусок бумаги..." - "Занятие посторонними делами в рабочее время?" - "Да, ты что! Сигнал на обед уже прозвенел!" - "А что он тогда вращает так своими карими глазами?" - "Да кто его знает. Мент есть мент..." - таким образом я раздумывал и даже как-то позабыл о самом капитане Маггерамове, который тщетно дожидался от меня ответа.
- Я спращиваю - ти написал? - напомнил он мне о своём существовании.
- Да, - ответил я и понуро свесил голову, состроив на всякий случай смиренную физиономию.
Неожиданно Маггерамов обрадовался и спросил с надеждой в голосе:
- Ти знаешь французский?
Это уже было интересно.
- Знаю. Немного, - приободрился я, - а что?
- Ти зайди ко мне после работы в кабинет в отряде, я буду ждать.
- Хорошо, - говорю уже совершенно облегчённо.
Когда менты, пардон, представители администрации, заводят такие речи, то это означает одно - они в тебе нуждаются. Если бы гражданин Маггерамов был оперативником, то, как пить дать, он бы начал в тиши своего кабинета вербовать в ряды своих осведомителей, или выуживать какую-то разовую информацию. Тут бы присутсвовал полный набор психологического давления, от подкупа чаем (а его полагалось заключённому иметь не более пятидесяти граммов в месяц, покупая в ларьке), которым забит канцелярский стол до отказа у каждого уважающего себя и успешного оперуполномоченного, до угрозы закрыть в штрафной изолятор на пол-месяца, а там, как всем известно, отнюдь не курорт, хотя диета для страдающих ожирением, самая что ни на есть лечебная - кормят горячей пищей через день. Начальнику же отряда на эти оперативные данные - до фонаря. Начальник отряда всецело поглащён показателями производства, посещением вечерней школы заключёнными его отряда и отсутствием нарушений в подведомственном ему бараке. И довольно-таки часто эти самые начальники покрывали своих подопечных, чтобы график злополучных показателей не рухнул вниз. А от них зависили премия, надбавка, время отпуска, карьерный рост и прочии поощрения и маленькие радости в жизни сотрудника колонии находящимся на столь ответственном посту - НАЧАЛЬНИК ОТРЯДА.
"Тук-тук" - осторожно стучу в дверь кабинета отца родного, сиречь Аждара ибн-Сахиб Маггерамова, прийдя с работы. - Можно войти?
- Да-да! Заходи! - слышится из-за двери.
Захожу. Маленький смугленький и серьёзный Маггерамов сидел за столом, на котором лежали словари русско-французский и французско-русский, учебник для высших заведений, тоже по французскому языку и студенческие мелочи - тетрадки, карандаши, ручки, ну и стакан с чаем, чтобы глаза не слипались.
- Вот, надо перевести на русский язык, - Маггерамов указал мне на раскрытую книгу. - Про московскую Олимпиаду в 1980-ом году. Сможешь? И в учебнике над каждым французским словом карандашом написать по-русски. В самом рассказе.
- Со словарём кто не сможет? - отвечаю ему, а сам уже углубился в текст - проще простого, как говорил в одноимённом телевизионном лохотроне Фоменко ( когда его виллу под Москвой обчистили, то юмористично настроенные крадуны оставили на столе записку состоящую из двух слов - "Проще простого", подтвержая то, что тоже являютя поклонниками его телепередачи).
- Я не смогу! - с вызовом ответил гражданин капитан и добавил без всякой пощады к себе указывая сам на себя пальцем. - Я по-русски-то говорить хорошо не могу, а они - французский!
"М-да, - подумал я, - то, что ты по-русски кое-как научился говорить в последнее время - это факт. Сочувствую, уважаемый Аждар ибн-Сахиб, сочувствую". Пазл встал на свои места. Всё понятно. Сейчас начнётся аукцион.