Виктор Костильбург : Иванов (3)

Банка варенья была уже "добита" до конца, только сладкие подтёки остались на её стенках. Пот в три ручья струился по лицу Виктора. Володя "Колокольчик" лучше переносил жару и не потел так, как его склонный к полноте напарник.

— Виктор! А давай я ещё варенья принесу! Малинового! — предложил Вова.

— Давай, — согласился уральский подвижник благочестия, наполняя электрочайник водой.
Радостный Володя, громко топая ботинками сорок пятого размера (ступни ног у него были непропорционально большие относительно тела) умчался за утешением из малины.

— Виктор! А малина очень полезна для здоровья! — то ли спросил, то ли прокомментировал
состоявшийся факт Володя после второй кружки чая с малиной.

— Очень, — отозвался Виктор, вытирая потное лицо сухим полотенцем, которое предусмотрительно лежало у него на коленях.

По лестнице со второго этажа спускался отец Тимофей.

— Брат ты мой, — произнёс он распространённое в Оптиной пустыни обращение (даже тётки употребляют его в общении между собой!), — вы целый день пьёте чай! Вова! Ты же после ночной смены! Иди спать!

— Я, отец Тимофей, Виктора угощаю! Правда, Виктор? — ответил Володя улыбаясь.

— Да, — подтвердил Виктор с шумом втягивая в себя горячий чай, чтобы не обжечься.

Отец Тимофей встал в свою излюбленную позу, засунув спереди кисти рук под монашеский кожанный пояс. Это означало, что сейчас последует поучение на тему "Подвиг послушания на вахте мужской гостинницы, приминимый к реалиям современной жизни", с цитатами из Святых Отцов, из проповедей отца наместника и своей собственной мудрости, почерпнутой из многочисленных книг, которые он проглотил сидючи на той же самой вахте без малого три года.
Отец Тимофей был армянин тридцати пяти лет. И не просто армянин, а бакинский армянин. И этим всё сказано. Армяне без сучка и задоринки, к примеру, с Еревана, презирали бакинских за то, что те почти не знали родного языка, а зачастую владели азербайджанским, что автоматически ставило их в разряд двуногих животных относительно чистоты армянской расы. Мало того, эти бакинские сородичи ещё и фамилии испахабили! Под давлением азербайджанских властей, они сменили традиционное окончание "ян" на ненавистное "ов". У отца Тимофея была фамилия Багдасаров.

"Это просто пародия на славную фамилию Багдасарян!" — воскликнет в негодовании поборник чистоты армянской крови и будет, может быть, прав.

Как бы там не было, а инок Тимофей скобел, и скорбел нешуточно. Армяне за своего не считают, у русских в глазах читается "чурка", а азербайджанцы мало того, что выгнали из дома, лишили родины, так чуть не прибили насмерть, благо, русские мотострелки вывели из зоны уничтожения и успели переправить на пароме через Каспийское море в Казахстан.


***


Беспокойство сначало слегка, а потом всё сильнее и сильнее стучало в сердце. Жуткое оцепенение от предчувствия беды сковало все мышцы и не давало даже пошевелить рукой. Вадим Багдасаров сидел у себя в квартире и ждал , когда придут азербайджанцы в их армянский район в Баку и убьют. Убьют его просто за то, что отец и мать у него были армянами. В этом была его вина, и вина тысяч других людей родившихся в Баку, но к своему несчастью, не бывшими турко-татарами, как до революции 1917 года называли азербайджанцев. Воздух наэлектризовался, в нём звенело напряжение. Мрачная многотысячная толпа "бородачей" несла в себе смерть и горе. Власть толпы, гипноз толпы наполнили миллионный город, сиюминутно превратив его в предверие ада.

Вот уже на первых этажах послышались крики. Женский визг захлебнулся. Грохот выламываемых дверей. Звон разбитого стекла, и из окна выбрасывают полуживого главу семьи, с проломанным черепом, потом визжащую женщину, следом за ней падают на асфальт два ребёнка, издав негромкий страшный звук и подняв небольшой столб пыли. Убийцы действовали наверняка, из жилищных контор их снабдили списками проживания армян.
Вадим услышал звук подъезжающих тяжёлых грузовиков. Крики по-русски:"Быстрее, быстрее!" Топот сапог. Он выглянул в окно и увидел как русские солдаты спешно выгружаются из тентованных "Уралов" и молча вбегают в подъезды его дома.

— А-а-а! Шайтан! — заорал "бородач", пытающийся столкнуть в окно парня лет пятнадцати.

Сапёрная лопатка пехотинца отсекла ему кисть руки. Сокрушительный удар кирзового сапога пришёлся прямо в пах активисту "Народного фронта Азербайджана". Второй "айзер", уже вымазавший в крови свои руки, упал без сознания приняв на затылок приклад от "калаша".
— Граждане армянской национальнсти — выходите из квартир! Срочная эвакуация! — раздались слова из армейской радиоусилительной установки. — Повторяю! Срочная эвакуация!
Вадим вышел из оцепенения и осторожно открыл дверь. Сильные руки тут— же схватили подмышки и поволокли к машине.

— Быстрее, дурак! Они могут прорваться! — услышал он над ухом.

Во дворе разьярённую толпу азербайджанцев сдерживала цепь мотострелков. Полетели камни и бутылки, когда увидели выводимых из подъезда армян. Вадиму угодил осколок кирпича, слава Богу, только в плечо.

— Внимание! Предупредительный выстрел поверх голов! В случае провокации — открываем огонь на поражение!
Очередь из станкового пулемёта разрезала воздух. Тёмная масса наполненная ненавистью загудела.

— Шевелись, не один! — сзади с силой толкнули его, и он упал в кузов.

Толпа напирала, солдаты понемногу отступали, открывать огонь на поражение никто не хотел
.
— Аллах акбар!!! — раздался высокий истошный крик, цепочка советских военнослужащих дрогнула, и толпа вырвалась на свободу...

Но Вадима уже уносил армейский "Урал" навсегда от дома, навсегда от города в котором родился. Потом паром через Каспий, как во сне. Потом Казахстан, мусульманский Казахстан, в котором Вадим чувствовал себя не совсем уютно. Потом — Россия. Матушка Россия. Она приняла в свои объятья этого оглушённого произшедшими событиями молодого армянина. Приняла, как родного сына. Приняла, отогрела, успокоила, вдохнула в него уверенность, что завтра не придут, не убьют, не втопчут в землю и не выкинут из окна многоэтажки...
Через несколько лет он принял крещение и приехал в Оптину пустынь.