Валерий Лашманов : Клавдия

- Я пошла к директору забирать документы. А директор мне и говорит: дочка, сколько раз отец приходил и всегда приходил выпимши. Он будет выпивать и тебя избивать. Не ходи к нему. Я вышла к отцу и сказала, что, мол, не пойду с тобой. Директор сказал, ты будешь пить и меня бить. Отец ничего не сказал, а только скрипнул зубами и пошёл. Он уехал в свою деревню. Поселился в доме сестры. Сестра жила одна. Потом ей надоело ему готовить и его обстировать. Она и говорит: вон сколько одиноких женщин в деревне-то, женись иди на любой. А отцу нравились две женщины, но у одной было трое детей, а у другой двое. Он говорит: у неё, например, трое, да у меня четверо. Как жить-то? Один мужик и говорит: женись на моей сестре, у неё детей не будет. Ну он на ней и женился. Изба была маловата. Брат отца нашёл ему сруб дешёвый: - Я, – говорит, -тюкнул топориком, брёвна ещё крепкие. Бери по дешёвке-то. – Отец купил сруб, а на потолок разобрал старую ничейную избу и построил дом.

А мои сёстры пишут отцу, как им плохо и голодно живётся в детдоме. Он их и увёз в деревню. Они и оттуда мне стали писать, как им плохо живётся в деревне. А нас в детдоме немного научили шить. Вот я нашью им трусов да платьиц каких –нито, соберусь и поеду к ним.

- А как вы отпрашивались с работы?

- Я была тогда в училище. Прогуливала. В пятницу после занятий уезжала, а в понедельник утром приезжала и привозила с собой полмешка картошки.

- А как добирались в Воротынский-то район?

- На попутках. А летом на пароходе. До Козьмодемьянска ходил пароход. Вале, как пятнадцать, что ли, лет исполнилось, они съездили в сельсовет, взяли справку, что Валя живёт с мачехой, и по этой справке её отпустили ко мне. А так из колхоза тогда не отпускали. Я Валю и устроила в городе.

Потом по-тихоньку все сёстры ко мне перебрались. Всех пристроила.

- Все сёстры живы?

- Все кроме Вали. Она на стройке работала. Раствор и кирпичи подносила. А зимой и осенью холодно. Она и пристрастилась выпивать. И всё больше и больше. Пьяная как-то належалась на улице и почки заморозила и умерла.

- А вам сколько лет?

- Восемьдесят шестой.

- Ну, вы неплохо выглядите.

- Неплохо, да. Дети каждый день звонят, спрашивают: не умерла ли? А отец у нас умер на восемьдесят первом году. Когда уже слёг, мы все приехали к нему. Сидим возле кровати. Маша и говорит отцу: ты, мол, нас плохо кормил, одевал. А он: может и плохо кормил, но всегда лишний кусок от себя вам отрывал. А плохо одевал, так денег не было. Не воровать же было идти. Позовите, говорит, мачеху-то. Мачеха подсела к нему. Он её спрашивает: - Ты когда умрёшь, ляжешь в мою ограду-то? – Она говорит: - Лягу. – А дело в том, что отец-то был по старой вере, а мачеха – по новой. У староверов своё кладбище за оврагом, а у обычных – возле деревни. Мачеха пережила отца на год, хотя была младше его на десять лет. Ну мы её и похоронили рядом с отцом.