мара : Буфет

Тихая, опрятная бездетная пара, с непопулярной фамилией Мендель, в честь дня города получила муниципальную квартиру. На первом этаже старого блочного дома. Оба Менделя всю жизнь трудились в городском фотоателье – снимали граждан на документы и памятники. Получив ордер, они въехали в новое жилище и немедленно принялись обживаться в нём. Из пожитков у них было два ковровых чемодана с носильными вещами, два пухлых конверта с периной, шестерка венских стульев и в тон к ним овальный стол. Ещё, пара лыж, внушительный ящик с книгами, коробка столовой посуды и швейная машинка Зингер в чехле из гнутой фанеры. От прежних квартиросъемщиков им достался буфет, уставленный замшелыми, обросшими сахарной бородой банками с алычовым вареньем. Силой брожения варенье вспучило крышки, лавой разлилось по нутру буфета и герметично задраило дверные петли. Когда Мендели, деликатно повозившись с минуту, с сухим чпоком распахнули дверцы, глазам ошеломленных новоселов предстало поразительное зрелище. По застывшей янтарной магме, оседлав и лихо погоняя друг друга, шевеля неимоверно длинными усами, не хуже конькобежцев на льду, сновали полчища пруссаков.

Буфет оказался не тяжелым. Старого, усохшего некрашеного дерева, изъеденного мебельным точильщиком. После непродолжительного совещания было решено пропихнуть буфет наружу через кухонное окно. Окно выходило на задний двор, стиснутый пеноблочной стеной гаражного кооператива. Там, под окнами, в пятнах солнца, в ожидании свиных обрезков и селёдочных голов, среди окурков, пивных бутылок, луковой шелухи и картофельных очисток, равноудалено друг от друга сидело и полулежало с десяток трехцветных кошек. Прущий в амбразуру окна буфет привёл кошачье семейство в смятение, и кошки, быстро-быстро перебирая лапами и озираясь, заструились пестрой лентой к вертикальной кладке пеноблоков, одним махом вскарабкались по ней и перетекли в зелёные дебри плюща. Откуда и стали наблюдать, зыркая слюдяными глазами. Буфет аккуратными толчками лез из оконной рамы. Выдвинувшись максимально наружу, нерешительно замер, качнулся, распахнул дверцы, накренился и, зевнув выдвижным ящиком, сполз по карнизу, проворно перехватываемый двумя парами рук. С глухим стуком встал вверх ногами.

…Задний двор считался необитаемым, если не считать круглогодичного половодья разноцветных кошек да редких визитов одного жалкого маньяка, который пробирался сюда душными летними ночами. Маньяк крадучись ходил вдоль стены, припадал ухом к открытым окнам и ставил домиком ладони. В него понарошку целились черенками швабр, просунутыми в отомкнутые на ночь фрамуги, говорили негромко “ паф” и тыкали палкой наугад. Не зло тыкали, а так, смеха ради. Находились шутники – справляли сверху малую нужду на несчастного. Улюлюкали вслед, когда тот улепетывал. Шикали, как на безобидную амбарную мышь. Замахивались, одним словом. Отловить маньяка не пытались. Было лень. Да и жарко. Да и жил маньяк в соседнем доме, и звали его Юрой. У него была жена, и каждое утро он отводил в детский садик косоглазого сыночка, Ванечку. Сынок тянул за собой игрушечный паровозик на веревочке. “Здоров, Юрик! – снисходительно похохатывая, приветствовали их с лавки опохмеляющиеся мужики и прибавляли с комичным участием – Не ушибли тебя вчера, ась?” И протягивали Ване карамельку. Юрик, не поднимая глаз, ускорял шаги, тянул сына за руку. Паровозик опрокидывался и ехал боком, гремя и подскакивая…

Итак, буфет очутился на заднем дворе. А в это время, в глубине кухни, на плите, в двух глубоких эмалированных кастрюлях и чайнике со свистком уже вовсю бурлил кипяток, и наготове стоял снятый с гвоздика ковшик. Заметив необычное оживление на заднем дворе, в окнах, по-летнему распахнутых настежь, замаячили цветастые халаты, высунулись головы в панцирях бигудей. Голые по пояс мужья вышли на балконы покурить и лениво облокотились татуированными предплечьями на перила. С любопытством стали ждать, что будет дальше. А дальше из окна вырвалась, сверкнув в лучах воскресного солнца, струя крутого кипятка. Изрыгнув клубы пара, она шмякнулась о пузо буфета, с шипением вошла в щелястое дерево и мигом пропитала его, как губку, насквозь. Вслед за первым швырком последовал второй, третий…пятый… Буфет принимал горячую баню. Буфет кряхтел, стонал и охал. Дальше произошло невероятное. Буфет шевельнулся, извергнул из-под себя тугую волну блескучих рыжих тараканов, приподнялся, и… тронулся с места на постаменте из тесно пригнанных лаковых спин. “Бля!” – изумился сосед сверху. “Сразу видно – химики, “- откликнулись слева. “ Немцы!” - парировали справа. Соседи были люди хоть и не информированные, но осведомленные.

Умытый буфет оставили на улице - сохнуть и проветриваться. Ночь выдалась душной. Во двор забрел томящийся Юрик. В темноте он наткнулся на окривевший разбухший буфет и опрокинул его на себя. Падая, буфет отдавил Юрику ногу. Утром Юрик, как обычно, вел Ванечку в садик. Сильно прихрамывал. На лбу багровела шишка. По совпадению, Ванечке накануне залепили глаз, крест на крест, подушечкой из марли - от косоглазия. “Не, не немцы…. Фашисты!” – задумчиво решили опохмеляющиеся, с сочувствием глядя им вслед.