Игорь Домнин : Железная логика

Андрей виновато пожал плечами и протянул мне дневник:
-Вот...
-Что значит это многозначительное вот?

Недоумевая, я уже начал подыскивать в своем лексиконе полный набор, чтобы как водиться отчитать лоботряса, надеясь увидеть там очередное нарекание классовода на несоблюдение им дисциплины, или чего хуже настоятельную просьбу Ирины Анатольевны посетить ее, нарекание нерадивым родителям одаренного, но по ее мнению в последнее время явно отбившегося от рук ученика. Про плохие отметки как-то вообще не подумалось, Андрей довольно редко давал поводы для бесед о повышении успеваемости.

-Что же на этот раз?
-Задание по логике, - он тяжело вздохнул.
-Вижу, нарисовать добро!
-Да, а я не знаю.
-Не знаешь, что такое добро?- спросил я.
-Ну добро это… когда один человек делает эээ… ,- он на секунду задумался и тут же быстро нашелся,- хорошо другому.
-Хорошо это как?
-Ну, хотя бы не делает зла,- и он начал приводить неисчислимое число примеров добра в том, его детском, и наверное правильном понимании.

«Ну что ж», - подумал я часы, потраченные на изучение логики, не прошли даром, рассуждение о добре и его противоположности зле выглядели вполне нормально для мировоззрения семилетнего ребенка. Я даже не стал его поправлять, ну скажем, высказывать свое мнение по поводу субъективизма, о чем достаточно долго и много спорил последнее время, ну что то вроде что немцу хорошо то русскому смерть, ну и наоборот. «Пусть все так и остается»- подумал я, представление о добре и зле правильные, соответствует норме, да и самому названию предмета, все логично и хорошо.

-Молодец, все правильно, - похвалил я его, - как я понял вся трудность в том, чтобы нарисовать его.

Андрей утвердительно кивнул и молча, протянул мне непорочно белый ватман и пачку толстых графитовых стерженьков. Вот незадача, никогда ни отличался, ни умением, ни хоть малейшей способностью к рисованию. Хоть не талантом, так оригинальностью, решил я, принимая как вызов абстрактное задание по нестандартному предмету. Бросить вызов казалось самой строгой и последовательной учительнице, а в ее лице и всей так называемой логике хотелось как никогда. К сожаления нечего не приходило в голову кроме то и дело вертящейся где-то рядом заезженной поговорки: «Добро должно быть с кулаками». И вот результат.

Несмотря на свои скудные способности к рисованию, а попросту говоря на всякое их отсутствие, черный стерженек оставил четкие линии, прекрасно сочетавшиеся с белым ватманом. Отсутствие способностей хватило на два кулака, причем правый вышел даже значимей левого, а сверху красовалась надпись, та самая поговорка, что еще недавно крутилась, путая остальные мысли: «Добро должно быть с кулаками».

-Готово, -позвал я Андрея, любуясь не столько работой сколько идеей, а точнее ее оригинальностью.
Он недоуменно уставился, на меня потом на рисунок:

-Это не добро. Я же говорил добро это, когда один человек делает хорошо другому, просто так, нечего не требуя взамен.

Я пожал плечами:

-Наверное.

И пошел к себе работать над давно обещанным главному редактору репортажем.
Рьяно он принялся за работу, усердно орудуя грифельком по ватману, сердясь когда что-то не получалось, пуская в ход ластик, и те лексические обороты за которые не раз был отчитан мной в самой жесткой форме.

Результат не заставил себя долго ждать, через минут пятнадцать я созерцал все что было начертано им. Дети переводили через оживленную автостраду немощную слепую старушку, добро в стиле Андрея. Я взял в руки черный грифель и небрежно начертал сверху: «Но добро должно быть с кулаками», заключив сие в ровные кавычки. Андрей в недоумении уставился на меня.