iva nova : В пятницу, тринадцатого...

Продолжаем разговор.
Пятница, тринадцатое. Какого года? Да, какого-то там глубоко дремучего года.
Сидит Николай Васильевич в кафе, на открытой площадке.
Кушает круассан, пьёт горячий шоколад. Центр города, как на ладони.
В двух шагах голубиная площадь имени Гоголя.
Та сама, где стая голубей кормится. Точнее, где люди птичек кормят.
Но сегодня не их день, О них забыли и, по всей видимости, навсегда.
Два часа дня, а голуби ни крошки не жрамши.
Расселись по крышам пятиэтажек и терпеливо ждут.

Непорядок, - сказал вслух посетитель, - того и гляди, в обморок начнут падать.
Птицы, как будто услышав, все как один, повернули головы; уставились на блюдечко с голубой каемочкой.
Ну, что им тот кусочек недоеденного круассана?!
Однако с десяток птичек таки подавились слюной, полетели вниз. Грохнулись.
Мутный столб пыли взмыл вверх и беззастенчиво понёсся по закоулкам.
Часть пылинок, достигнув столов, преспокойненько осела.
В носу защекотало. На зубах хрустнуло. Что за чертовщина?!
Николаю Васильевичу уже не интересно, что происходит, и когда это светопреставление закончится.
Если вначале ему казалось, люди праздник устроили; погожий денёк, комедианты, театральное действо, всё такое. То теперь он ясно видит: «Чепуха совершенная делается на свете» и чем дальше, тем печальней.

Столиков свободных полно, но никто не присаживается. Все бегут на площадь. Даже официант, бросив на стол второпях чековую книжечку, ломанулся туда же и сгинул в толпе.
Сквозь толчею, шум, гам доносятся обрывки фраз. «Подходи, налетай, деньги забирай», «мой, моя, моё…». «Деньги, денежки, деньжищи…», «Вот - копеечки, вот - тыщи».
Ну, хрен бы с ними, с людьми! Но там, дети!

Зачем детям деньги дают? Да ещё в таких количествах, - мешками. Пуда по три, каждый.
И кто даёт, - существа «в чёрном». И что самое необъяснимо-гадкое, только детям и дают.
А мамашки и рады. По нескольку раз очередь выстаивают, не щадя дитя своего.
Кто попроворнее, тянет два, а то и три мешка.
Тут и бабушки, дедушки помогают, обливаясь ручьями.

А вон там, на ступеньках, мягкое подростковое брюшко мешками придавило.
Девочке помочь пытаются, поднять мешки, а она ни в какую… Зубами в мешок вгрызлась. Закраснелась. Неужто так сильно жениха хочет?
Такая маленькая, а поди ж ты… Не отпускает.
Дыши, дурёха! Брось, брось…! Не дай бог, лопнешь!

Нет, Николаю Васильевичу не примерещились «люди в чёрном». По простоте своей душевной, он, прислушиваясь к себе, окрестил их войском басурманским, а раздачу слонов подарков, назвал балаганным игралищем.

Чёрные люди улыбаясь, пожирают глазами детишек, не забывая жалеть оных, как слепых щенят.

Драка завязалась. Кто-то из взрослых вытряхнул содержимое мешка, ну и понеслось…
Отчётливо разносятся вопли окровавленных мальчиков. И кто их только не слышит?!
Борьба. Нормальное, в общем-то, явление на полечудес.
Проблема в том, что многие человеки умудряются растянуть этот момент на всю жизнь, называя борьбу за денежные знаки, делом всей своей жизни.

Страшно обидно, да. Прям до слёз. Словно не люди, а голограммы.

Над городом облака всех сортов: белые, розовые, перистые, ватные.
Почти неподвижны, как те мысли о вечном…Тьфу, тьфу, тьфу! Рано ещё...
Ветер напрягся. То ли небо сейчас обрушит, то ли себя?!

Сейчас, сейчас… А что «сейчас», никому не ведомо.

В конце концов, Николаю Васильевичу это наскучило, и он решил освободиться от гигантского наваждения, сулящее одно расстройство нервов.
Может быть, потому, что не было у него попкорна и кока-колы?!
Говорят, что две эти вещи действуют как успокоительное средство.

На чувствительных местах Николай Васильевич таки поплакал. Теперь уходит.
Вон там, видите, на горизонте вопросительный знак маячит?! Во, это он идёт пешим ходом.
До самого Татарстана путь держит.
Кстати, он не один там, как побитая собака.
Люди за горизонтом очень даже шастают.
На вид, обычные одинокие пешеходы. Идут себе и идут.
Ничего более не делают, никому, значит, не мешают.
Вот только совсем не ощущаются.
Молчаливы как рыбы и совсем ничем не пахнут.
От того становится в тех краях холодно. Пусто. От того становится ещё горше.
То ли язык прикусили, то ли слова в глотке застряли?! Кто его знает?!
Поди, пойми их, психов этих, одиночек.
Иногда, кажется, что тайну хранят.
У одного на груди значок. Прямо к прозрачной коже пристёгнут.
Значок гласит : «Я бросил(а) курить! Спроси меня, как!»
А сам обладатель значка просвечивается. Череп, скелет. Всё как положено.
Кости белые, белые. На нижних конечностях желтые шерстяные рейтузы в катышках. Наверное, скелет – женщина.
Настроение у Николая Васильевича медленно, но поднималось. Устыдившись своей шинели, впервые, за последние сто лет, ему захотелось поболтать о чём-то большем, чем «моё почтение».

p.s.
Кстати, на идиотский вопрос: «что курил аффтар?» - мы с Николаем Васильевичем постановили отвечать отныне честно, - цветы кактусов.