отец Онаний : Сон

Лето в Волгограде всегда жаркое, как в пустыне. Асфальт плавится, пиво пенится, а девушки раздеваются до минимума одежды. В то лето Николай пошел на очередную встречу с однокашниками. Минуло три года, как они закончили политехнический. Повидаться со старыми собутыльниками и бывшими любовницами- дело чести. Жара стояла под сорок градусов. Поэтому распитие очень быстро перешло в грандиозную пьянку. Расходились за полночь. Часть тех, кто еще мог стоять на ногах решила продолжить гуляния на Мамаевом Кургане- излюбленном месте студентов, туристов и лиц без определенного места жительства. Двести ступеней Победы от подножья до вершины преодолеть оказалось очень трудно. Ноги не слушались, в голове шумело, клонило в сон. В общем-то дурацкая была затея. Но кто отказывается от гусарства- никто! Выпили за Родину Мать, ведь она же "зовёт"! Потом выпили за золотые студенческие годы, потом еще за что-то. Кто-то ушел, кто-то вроде как испарился. Николай присел на одну из скамеек и понял, что всё, сил больше нет. в конце-концов на улице лето и замерзнуть он точно не должен. Хотя скорее всего в нём говорило избыточное количество алкоголя.
Братские могилы мирно спали, молчали изваяния и только меч, как вечный неутомимый маяк показывал самолетам, что здесь еще есть живые люди и они мирно спят. Каменная скамейка стала кроватью для Николая. Пусть не совсем по-домашнему, но где только он не засыпал в пьяном угаре в студенческие годы. Рассвет еще только забрезжил, когда Николай почувствовал как-будто в эротическом сне манипуляции с собственным членом. Он не хотел открывать глаза, а просто что-то про себя бормотал. Что-то вроде:"да, детка, вот так...". Потом, всё-таки разлепив один глаз, он увидел, что это был не сон, а явь. Человек, одетый в тряпьё, с всклокоченными волосами и редкой бородой делал ему, спящему, минет. Он мгновенно протрезвел. В горле стал ком. Он даже не сразу смог что-то сказать или сделать. Когда же к нему вернулся дар речи, то он двинул бомжа ногой и истошно заорал. Заорал так, как не орут героини в фильмах ужасов при виде маньяков. Бомж как ни в чем не бывало схватил какой-то драный пакет с пожитками и бросился на утек. Николай съёжившись боялся поверить в случившееся. осознать, что у него только что-то отсасывал бомж. Нет, даже не в это, мужик!!! Это был полнейший паралич. Фиаско.
Двести ступеней мужества он преодолевал как израненный под бомбежкой солдат. Он был подавлен. Естественно об этом нельзя было никому говорить. Это был бы полный пиздец. Хотя что такое полный пиздец, он казалось, до этого и не представлял.
Сев в первый в то утро троллейбус Николай поехал домой. По его лицу не возможно было прочесть что-либо однозначное. Гримаса выражала одновременно боль, траур и недоумение. Как-будто его только что переехал каток. Кое-как добрашись до собственной постели он уснул.
Николай попытался смыть это черное пятно своей биографии большим количеством геля для душа и даже дегтярным мылом. Но психологически это было гораздо труднее. Почти невозможно.
Через несколько дней из командировки возвратилась его девушка, вполне себе предсказуемая блондинка Нинка, с которой они жили уже второй год как муж и жена. Нинка часто бывала в разъездах. А по возвращению всегда жаждала наверстать отсутствие секса. Они начали целоваться еще в прихожей. Постепенно раздевая друг друга. Потом перешли в спальню. Легли на кровать. Когда же она сама залезла Коле в трусы, чтобы сделать то, что он так любит (!),достала его член и только прикоснулась к его головке своими пухлыми губами, то Николай лишь на секунду прикрыв глаза от накатившего его блаженства вдруг четко увидел того самого бомжа. И заорал. Заорал всё-так же истошно, как в прошлый раз. Он на отмаш ударил кулаком в глаз Нинку и выбежал из квартиры. На ходу заправляя свой член в штаны он бежал, бежал, бежал... Ничего не понимающая Нинка горько плакала от боли и обиды. Синяк под левым глазом горел и расплывался печальной тайной. Тайной, которую ей было не суждено узнать.