Маша Медведева : Практическая магия (на конкурс)

С моей подругой Соней мы познакомились в университете. В самый первый день занятий. Нам тогда было по тридцать три. Возраст Христа, возраст перемен… Самое время наверстать упущенное в юности и наконец-то получить высшее образование. Пусть и заочно.
Накануне одна из моих коллег по случаю своего перехода в Киевский регион накрыла шикарную поляну в одном из небольших ресторанчиков, куда созвала весь наш коллектив. Завтра ей предстояло покинуть Одессу, а мне – первое занятие установочной сессии на первом курсе педагогического университета.
Когда народ стал понемногу расходиться со словами «завтра на работу», я радовалась тому, что ко мне это не относится. Завтра у меня начнется новая жизнь.
После того, как с водкой было покончено, раздался гусарский клич виновницы торжества: «Шампанского!» И еще до полуночи я потягивала «Французский бульвар» в компании троих самых стойких. Не на работу ведь!


Утром я проснулась на удивление легко, но встать, умыться, одеться и выйти из дома оказалось намного труднее. Голова кружилась, каждый шаг отдавал острой болью в висках. Моей бедной головушке пришлось взять на себя львиную долю мучений, выпавших на отравленный алкоголем организм.
В университет я приехала раньше всех. Перетащила одиноко стоявший у окна стул к противоположной стороне пустеющего вестибюля, уселась и, прислонив голову к стене, задремала.
Открыв глаза, я обнаружила, что уже не одна. Недалеко от меня подпирала стенку молодая женщина, по виду моя ровесница, восточной внешности.
- Ты кто? – спросила я, чтобы окончательно проснуться.
- Я Соня.
- Я Ира, - утвердительно произнесла я, все еще не вполне уверенная в том, что сказала.
- Что с тобой? Не выспалась? – участливо поинтересовалась она.
- Плохо мне…
- Бывает…- философски заметила Соня.
Соня была родом из Болграда, районного центра в Одесской области, где обитали в основном болгары и гагаузы. Соня гагаузка.
Несмотря на наличие первичных признаков восточной нации: темные волосы, карие глаза, смуглая кожа, во внешности Сони не было ничего вызывающего или агрессивного. Ее черты лица гармонично уживались между собой, а неизменная еле заметная улыбка, как показатель душевного спокойствия, действовала располагающе.
Невзирая на кажущуюся мягкость, Соня была девушкой, способной на резкие движения. Еще до нашего с ней знакомства она жила с одним кадром, который то и дело пытался выбить ее из равновесия бесконечными пьянками и скандалами. Но Соня не стала опускаться до выяснения отношений, а, просто решив для себя, что у них нет будущего, накопила необходимую сумму денег, достаточную, чтобы снять небольшую квартирку, заранее собрала сумку с вещами, и в одну прекрасную ночь ушла.
До этого времени Соня работала у своего бывшего, торговала женскими колготками, которые тот возил пачками из Италии, поэтому ей надо было начинать все с нуля.
Работу Соня нашла достаточно быстро. Ее работодатель, владелец, он же повар, небольшого кафе, куда Соня пришла работать официанткой, стал впоследствии ей и мужем.
Вова был намного старше Сони, имел за плечами два брака и троих взрослых детей. Устав от приступов неконтролируемой ревности бывших жен, Вова обрел долгожданную гармонию со своей третьей супругой. Соня к тому времени, нахлебавшись сполна в отношениях с кавалерами-ровесниками, решила, что с мужчиной постарше ей будет комфортнее.
В этом союзе не было бешеной страсти, взрывов эмоции и прочей романтики. Это была любовь-спокойствие, любовь-отдых, больше похожая на дружбу.
Вова остался в моей памяти как отличный повар, гостеприимный хозяин и вечная жертва моих кулинарных экспериментов. Попробовав мое новое блюдо (из последнего – куриные оладьи с сыром), Вова обычно изрекал: «Вкусно, но я бы добавил…» Далее следовал перечень ингредиентов и прочих приправ, самым знакомым словом из которого было «куркума».
Собственного жилья ни у кого из них не было (Вовино недвижимое имущество, состоящее из двух квартир, отошло к его бывшим женам), поэтому в скором времени Соня и Вова оформили кредит на трехкомнатную квартиру недалеко от центра города, где и жили на момент нашего с Соней знакомства.
Вероника присоединилась к нам уже на втором курсе, и мы стали дружить втроем.
Дурной пример заразителен. Общение с непьющими подругами постепенно ослабило мое желание принять на грудь по любому поводу. Не то чтобы я злоупотребляла, так иногда позволяла себе немного перебрать. Приключений нам хватало и без алкоголя. Об одном из них я и расскажу.


Было только одно обстоятельство, вынуждающее Соню иногда выходить из своего привычного состояния. Соня очень хотела ребенка. Но забеременеть не получалось. Поначалу ее это не слишком беспокоило. Выйдя замуж в двадцатитрехлетнем возрасте, Соня думала, что все еще впереди. Но…. Неумолимо тикали годы, Соне перевалило за тридцать…. А ребенка все не было. У Вовы, которому на момент свадьбы было сорок шесть лет, уже стали появляться внуки, но против еще одного малыша он ничего не имел.
Пришла весна, а с нею Пасха и наша последняя преддипломная сессия. Дипломные работы были давно готовы и дожидались своего звездного часа. До защиты оставался месяц.
Мы, как обычно, собрались у Сони на кухне и под чаек поедали испеченные мной пасхальные куличи.
Вова не дружил с тестом, поэтому, ограничившись кратким «вкусно», молча ел. Дела у него в последнее время шли неважно. Его кафе сгорело от карающей руки посудомойки, которую Вова уволил за регулярные прогулы по причине часто повторяющихся запоев. Где она сейчас, в тюрьме, в психушке, или на воле, так и осталось неизвестным. Но свое дело она сделала…
Сгоревшее кафе находилось в центре города, прямо напротив обладминистрации, и к Вове частенько захаживали выпить и закусить представители местной власти.
Лишившись одного кафе, Вова бросил все силы на другое, которое все это время пустовало, и до которого у Вовы никак не доходили руки. Но это было уже не то. Не тот район, не та клиентура, не та прибыль…
За неуплату кредита Вову и Соню по решению суда выселили из трехкомнатной квартиры, и паре моих друзей пришлось перебраться в съемную однокомнатную «гостинку».
Ощутимо пошатнувшийся бизнес и резко упавшее материальное положение не ослабили желание Сони иметь ребенка. Доктора признали ее здоровой, и она решила испробовать еще одно средство.
- Мне тут адрес дали с телефоном, - Соня выудила из кошелька сложенный вчетверо листок бумаги в клеточку и положила его в центр стола.
- Ну-ка, ну-ка…- Вероника схватила листок, развернула, быстро пробежала глазами по написанному и вслух произнесла:
- Людмила Андреевна. Это кто?
- Это бабка. Мне сказали, она может помочь.
- Она гадает на картах? – спросила я.
Было время, когда я баловалась Таро, но придя к выводу, что гадалка из меня никакая, вскоре оставила это занятие.
- Нет, - ответила Соня, - на картах она не гадает. Она видит.
- Ну попробуй сходи, почему нет… Если медицина бессильна… – согласилась Вероника.
- А вы разве со мной не пойдете?


На следующий день, предварительно позвонив по указанному телефону, с трудом отыскав на карте нужную улицу, полтора часа простояв на остановке в ожидании трамвая – единственного из видов городского транспорта, функционирующего в этом направлении – мы уже направлялись к дому Людмилы Андреевны.
Бабка жила в доселе незнакомом мне районе на окраине города, в единственной в этой местности пятиэтажке, которую окружали ветхие частные дома.
После того, как мы зашли в подъезд, поднялись на второй этаж, бойкая Вероника уже барабанила кулаком в обшарпанную дверь. Звонок отсутствовал.
Дверь открыла полноватая женщина лет пятидесяти.
-Людмила Андреевна? – спросила Вероника, не выпуская из рук бумажки с адресом.
- Да, проходите. Можно просто Людмила.
Людмила напоминала не то цыганку, не то болгарку… Ее огромные черные глаза буравили насквозь, черные с проседью курчавые волосы образовывали аккуратную короткую стрижку.
Бросив на меня недобрый взгляд, Людмила пригласила Соню в маленькую пятиметровую кухоньку. А мы с Вероникой остались в «зале ожидания» - единственной комнате этой квартиры, устроившись на старом диване и листая заботливо оставленные кем-то прошлогодние номера журналов «Отдохни».
Прошло минут пятнадцать, прежде чем улыбающаяся, видимо, удовлетворенная сеансом Соня, наконец вышла к нам. Вслед за ней в комнату вошла Людмила.
- Ну-ка, идем со мной, - скомандовала она. И снова этот буравящий душу взгляд…
-Кто, я? – я почувствовала себя школьницей, которую вызвали к доске.
- Ты, ты… Идем на кухню, - бабка провела рукой по воздуху, приглашая следовать за ней.
Я встала. Вероника тоже.
- Втроем можете зайти, - разрешила Людмила.
- Садись, - Людмила указала мне на табурет у окна.
Я села. Девчонки устроились рядом, заняв свободные места у стола.
Людмила встала за моей спиной. У меня над головой раздался звук чиркающей спички, потом я ощутила запах расплавленного воска.
Держа надо мной зажженную свечу, Людмила начала полушепотом бормотать какую-то неизвестную мне молитву.
- Больше не могу, - объявила Людмила, - даже голова разболелась. Смотри.
Бабка поднесла к моему лицу огромную свечу размером с гаишную полосатую палочку. Этот фаллический символ испускал черные клубы чадящего дыма, как из выхлопной трубы неисправного авто.
- Видишь? Это все от тебя идет. У нее, - Людмила взглянула на Соню, - такого не было.
- И что это значит?
Людмила задула свечу. Села за стол. Закурила.
- Жить тебе осталось два месяца, - с видом опытного врача-онколога, обнаружившего саркому легкого, произнесла бабка,- проклятие на тебе. По роду идет. И будущего твоего я не вижу. Его нет.
Что за бред она несет?
- А можно его убрать, это проклятие? – спросила суеверная Вероника.
- Сложно, но можно. Если сделаешь все, как я скажу, будешь жить, - Людмила продолжала меня гипнотизировать, но уже словами.
- А если нет? – я упиралась, как могла.
- Умрешь.
Вот так все просто. И, главное, без вариантов.
- Это какой-то бред, - озвучила я свои мысли.
Но Вероника, проникшаяся словами Людмилы, ответила за меня:
- Говорите. Она сделает.
Потом зыркнула на меня и отчеканила:
- Надо. Ты нам живая нужна.
И Людмила начала говорить. Вероника записывала.
Для начала мне нужно было принести Людмиле свиное сердце (хорошо, хоть не собачье!), мелкие гвозди и травы: крапива, девясил, подорожник и аир.


-Все купила? –Вероника решила меня жестко контролировать.
-Все…
- Тогда погнали, - Вероника посмотрела на часы, - в двенадцать нам надо быть у Людмилы.
-Еще дупло надо найти, - вставила Соня.
-Дупло? Зачем? – не поняла я.
-Прокладку выбросить. Ежедневную.
Я зависла. Обычно деликатная Соня никогда не объявляла о подобных вещах во всеуслышание. Мысли о травах, гвоздях, свиных сердцах и собственной жизни полностью поглотили мой мозг, и я, кажется, пропустила нечто важное. Оказалось, сей использованный (!) предмет женской интимной гигиены Соне следовало выбросить в дупло любого дерева. И тогда, уверяла Людмила, она обязательно забеременеет.
Дерево с дуплом мы нашли возле дома Людмилы. С этим было покончено. А у меня все только начиналось.
Людмила взяла мое сердце, утыкала его гвоздями, вскрыла коробочки с травами и стала нашептывать над каждой из них какие-то магические слова.
Отшептавшись, Людмила обратилась к Веронике:
- Пиши.
И голосом Кашпировского продолжала:
- Завтра в пять утра на кухне зажечь газ новыми спичками. В кастрюлю налить три литра воды из крана, три столовых ложки святой воды, три столовых ложки крапивы. Добавить столовую ложку девясила. Потом три столовых ложки подорожника и две столовых ложки аира. Закипятить. Подождать, пока остынет. Процедить. Отваром умыть лицо. Травы принести мне.
Бабка на минуту задумалась.
-Вот еще что. Возьмешь нож и положишь его в спальне на подоконник острием к окну. Пусть лежит. Потом скажу, что с ним делать. Пиши далее.
Людмила снова вошла в транс:
- После того, как умоешься травами, надо сжечь сердце. Обязательно надо успеть до восьми утра. Потом ко мне. Все поняла?
-Все.
-Теперь уходи. Мне от тебя дурно становится…
Вот тут я ей поверила! И, кажется, начала понимать, по какой причине восемьдесят процентов встречающихся мне по жизни людей, если не шарахаются от меня, как от чумы, то стоически терпят мое присутствие в зоне своего личного пространства…
Ничего, я выберусь. Я не сдохну! Как бы вам, ребята, этого ни хотелось… Я не понимала, к кому обращаюсь, но была твердо уверена в том, что меня слышат.


Проснулась я от звонка мобильного.
- Давай вставай! – голосом Вероники рявкнул телефон.
Твою мать, начало пятого!
- И одеться не забудь, - добавила Вероника и отбилась.
В данном случае «одеться» означало облачиться в длинную до пят юбку и покрыть голову платком.
Надев поверх джинсов подготовленную с вечера летнюю развевающуюся юбку-макси и повязав на голову темно-синий платок, я пошла на кухню колдовать.
Когда отвар наконец остыл, я умыла лицо, а оставшееся на дне ситечка разнотравье завернула в носовой платок.
Так, с этим все. Теперь сердце жечь. Надо идти подальше, на пустырь. Так… Спички – есть. Горючая смесь… Вот она. Остальное на месте найду.
Я посмотрела в окно. В такую рань было еще темно. Тем лучше, никто не узнает меня в этом прикиде.
Сжечь сердце оказалось не так легко, как я предполагала. Насквозь пропитанный кровеносными сосудами свиной орган поддавался огню с трудом. Черная кровь заливала пламя и мгновенно сворачивалась. Приходилось поджигать заново и подбрасывать в огонь обломки сухих веток, которыми был усеян пустырь. Когда костер оживал, я делала паузы на перекур, периодически замахиваясь толстой веткой на бродячих собак, почуявших аромат шашлыка. Бутылка с воспламенителем пустела, новых спичек становилось все меньше…
Когда от сердца остался крошечный уголек и кучка гвоздей, я решила, что дело сделано. Я достала телефон и посмотрела на часы: без четверти восемь. Успела…


- Я сделала, как вы сказали, - отчиталась я.
Расправившись с сердцем, я сбросила свои ритуальные шмотки, и помчалась к Людмиле.
- Я знаю, - спокойно ответила та, - мне всю ночь было плохо. Только сейчас отпустило. Нож положила на подоконник?
- Да, еще вчера.
Людмила развязала узелок с осадком из трав, нашептала очередное заклинание и продиктовала Веронике новые инструкции (девчонки сопровождали меня до конца).
Если вдруг где-то на ютубе вам попадется видео, где дамочка в длинной юбке и темном платке с каменным лицом шагает по проспекту, держа перед собой нож, спешу вас разочаровать: крови не будет. Это не ревнивая жена и не мусульманка-террористка. Мне просто очень надо было выбросить оставшиеся от отвара травы на трех перекрестках подряд, а нож (его непременно нужно было держать в левой руке перед собой острием наружу!) потом воткнуть в первый попавшийся ствол дерева.
Меня во времени не ограничивали. Я вышла из дома в восемь утра, когда было уже достаточно светло. Уже не думая о том, как выгляжу со стороны, я всю дорогу боялась, как бы меня не повязали патрульные менты. Тогда дальнейшие манипуляции мне бы пришлось выполнять уже в другом месте.
Лучше бы я дупло искала… И бросила бы туда что-нибудь использованное…


-Опасности больше нет, жить будешь, - огласила мне приговор Людмила, - долгая жизнь тебя ждет, самой надоест. Ну слава те, Господи, пронесло…
Но это было еще не все. Правда, следующий этап оказался менее стремным, чем предыдущие. Перед сном надо было помыть ноги молоком, стоя в белом круглом тазу со словами:
Как прокиснет это молоко, так и прокисли бы все мои беды и неудачи,
Как прокиснет это молоко, так и прокиснут все мои болезни,
Как прокиснет это молоко, так и прокиснет все злое, плохое и лихое.
-Будешь молодой и красивой до конца жизни, - пообещала мне Людмила.
В поисках белого круглого тазика мне пришлось обшарить весь Привоз. Вечером, запершись в ванной, стоя в новом тазу, я из ковшика поливала молоком свои ноги, шепотом читая по бумажке нужный текст. Хорошо, хоть в кипяток не заставила нырять…
Все. Хватит. Больше не могу…


Супруг мой все эти дни молча наблюдал за моим более чем странным поведением. Накануне моего первого визита к Людмиле мы повздорили из-за какой-то ерунды, в результате чего он применил свою излюбленную тактику – перестал со мной разговаривать. Это обстоятельство сыграло мне на руку: мне никто не мешал.
Но на четвертый день муж все же не выдержал. Он был явно удивлен тому, что я не плачу и не рыдаю, как это частенько бывало в подобных случаях, и наутро предпринял еще одну попытку развести меня на эмоции.
Очередной номер его концертной программы проходил под названием «Когда ты в последний раз что-то покупала в дом?!» Честно говоря, я и сама не помню… Большую часть моих финансовых ресурсов съедала учеба, приходилось экономить даже на красоте. Мне сейчас было не до оправданий, я спешила к Людмиле. Молча водрузив супругу на голову в качестве вещественного доказательства перевернутый вверх дном белый тазик, я спокойно ушла.


- Ну вот, другое дело. С тобой уже можно рядом находиться, - повеселела Людмила, - теперь я могу кое-что сказать.
Бабка загадочно улыбнулась и продолжала:
- Ты не останешься с мужем. У тебя будет другой мужчина.
- И кто он? Прынц? Какой державы?
-Нет, - покачала головой Людмила, - но живет далеко от тебя. В другом городе, скорее даже в другой стране.
- И он сюда приедет?
-Нет, не приедет. Прилетит…
Людмила провела мне контрольный тест со свечой. На этот раз дым оказался седовато-белым. Фантастика, что тут скажешь…
Еще наказала заготовить для надежности несколько талисманов в виде маленьких подушечек, сантиметра полтора в диаметре, наполненных ладаном, обломками церковной свечи и цветками полыни.
Я не шью. Вообще. Пуговицу пришить – не вопрос, остальное – на растерзание швейным мастерским. Но я привыкла все доводить до конца.
Полдня ушло у меня на пошив, потом эти подушечки по совету Людмилы были скотчем приклеены по всем углам моей квартиры. Во время ремонта их пришлось отлепить, и теперь мои «очумелые ручки» валяются в коробочке вперемешку с бижутерией…


Прошло три года…
Соня так и не забеременела. Вова умер от инфаркта восьмого марта 2013 года, оставив Соне «в подарок» опустевшее кафе, съемную квартиру, огромную коллекцию книг по кулинарии и долг перед банком в полмиллиона гривен…
Что касается меня… Я так и не поняла, кого разглядела во мне эта чертова бабка – ходячее проклятие или обычную лохушку (в общей сложности баксов сто пришлось оставить)
Но я все еще жива! И относительно здорова.
Супруг мой стал реже устраивать «тематические вечера», спасибо белому тазику.
А прынц мой заморский так и не прилетел… Ну да ладно. Зато молодая и красивая))