Шева : Прогноз погоды

Анталия - воздух плюс двадцать один, вода - двадцать, Аланья - плюс восемнадцать, вода девятнадцать, Кемер - плюс восемнадцать, вода - двадцать, Измир - плюс тринадцать, вода - шестнадцать, Стамбул - плюс двенадцать, вода - тринадцать, Нигде - плюс десять, Анкара - плюс девять.
Солнечно, без осадков.
Ведь было, было…

А что теперь?
Кто мог подумать?
Разруха, разрушения, запустение, нищета. Будто страшный огненный смерч прокатился по стране.
Анталия, Аланья, Бодрум - в руинах, Кемер мало чем отличается от окружающих его гор.
А где Нигде? То-то, что - нигде.
В Анкаре только и остались, что Аныткабир - музей Ататюрка да конный памятник.
Ему же.
Запах пожарищ и гари, казалось, пропитал всю страну. Не было ни одного мало-мальски заметного городка, который не ощутил бы на себе промчавшегося над страной страшного вихря.

Единственное, что не изменилось - Босфор как нёс невозмутимо черноморские воды между западной и восточной частью Стамбула, так и продолжал гнать их дальше, - в Средиземное море, а потом - в океан.
А что ему? Людские деяния его не касались.
Хотя нет, коснулись, да ещё как.
Безобразными осколками подбитой огромной фантастической птицы из воды торчали остатки мостов - Босфорского и Султана Мехмед Фатиха.
Выброшенные гигантской силой взрыва, берега были усеяны уже начавшими ржаветь остовами судов, раньше гордыми лебедями медленно проплывавшими по фарватеру залива.
Сиротливо и беззащитно выглядела парочка эсминцев с погнутыми дулами орудий и смятыми в лепёшку мачтами и радарами.
Лишь большие белые цифры бортовых номеров напоминали о былой военно-морской гордости.
Маленькими прогулочными судёнышками, сначала - подброшенными, а затем - заброшенными ударной волной, были усеяны все улицы и площади города.
Будто кто-то, величественный, но жестокий, покрошил ими город сверху.
Как зеленью - поверхность закипающего супа.
Покореженные красные ретро-трамвайчики с центральной улицы Истикляль яркими божьими коровками выделялись на крышах домов самой Истикляль, и соседних улиц.

На одном из холмов над Босфором, возле полуразрушенного здания библиотеки Дарюлфюнун при Стамбульском университете, вернее, на ступеньках к нему, в феске и поношенном халате сидел уже немолодой турок.
И неспешно перебирал чётки.
Глаза его были закрыты. Губы что-то шептали.
Смеркалось.
Молился ли Реджеп на ночь, или просто, как умалишённый, бормотал какую-то невразумительную чушь?
Неведомо.
Хотя, если бы была такая возможность, - незаметно подойти к нему поближе, то можно было бы услышать без конца повторяемую фразу, - Ну нахуя, нахуя год назад этот ишак-пилот сбил русский СУ?

Порыв ветра тронул страницы книги, валявшейся на тротуаре у ног Реджепа. Видно выброшенной из библиотеки силой взрыва.
Похоже, это была монография о каком-то европейском художнике времен средневековья.
С иллюстрациями почти на каждой странице.
Реджеп с удивлением и подспудным чувством нарастающей тревоги читал названия картин - Исцеление глупости, Страшный суд…
Ветер остановился на очередной картине - Фокусник.
Глаза Реджепа вдруг округлились.
В толпе зрителей перед фокусником, третий справа…
Реджеп вдруг вскочил, и размахивая руками и громко что-то крича, побежал по улице.
Прочь от этой страшной книги.
Эхо развалин отвечало ему - Шайтан! Шайтан! Шайтан!