we-rus : Самообман. I

Ни один лучик палящего солнца, ни один из людей вокруг, никто не видел того, что было. И за предосторожными ожиданиями этого события никто не заметил, какой человек ушёл. Лучики и взгляды лишь скользили по деревянной крышке гроба. Ярослав стоял на кладбище и умолял Бога забрать их всех, а её вернуть.


I

Что же было?
Декабрь. Метель. Вьюга.
На улице далеко за час ночи и далеко за минус двадцать. Мрак сошёлся вокруг заведения со слабым светом внутри. Ветхая продуктовая забегаловка, которую не понятно по какому признаку приткнули именно здесь, в небольшом отклонении от главной дороги, никогда ещё не была приютом для такого рода гостей.
- Как тебя зовут?
- Ярик.
Мальчик сидел в грязном непролазном складике, напротив продавщицы, впустившей его через деревянную перегородку, и жевал бутерброд. Заломанный к нижней губе окоченевший подбородок дрожал от холода.
Ярик был одет в спортивную мастерку на свитер, и резиновые сапоги.
Те сопли под носом мальчика, которые ещё не успели замёрзнуть, стекали на колбасу. Татьяна Петровна, пригубив за компанию стаканчик, почувствовала, как горячий чай опалил желудок. Но Ярик раз за разом отшаркивал синими губами дымящуюся жидкость и тут же тянул в рот уменьшавшийся бутерброд.
При расспросах продавщицы, оборванец пытался неуклюже выгородить свою мать. В следующие полчаса добродушная пожилая женщина совершила хороший и плохой поступок. Во-первых, она из всего вранья мальчика выудила нужное: что домой ему сейчас лучше не возвращаться. А вслед за этим позвонила в полицию.

Можно сказать, что дружба между пожилой женщиной и девятилетним мальчиком родилась почти сразу, самая настоящая и невыдуманная. Через два дня, припорошённый снегом Ярослав вновь топтал снег на пороге магазинчика. На часах было два часа ночи, а на градуснике ничего не изменилось. От изголовья фонаря на улице валил снег.
Мальчик снова попросился в тепло. Весь замызганный слезами, он утирался холодным рукавом мастерки и подтягивал шмыгами сопли. На складе он поведал об окончании первой ночи, но сначала пришлось пальцы отогреть. Стоя над грязным краном, Татьяна Петровна приговаривала:
- Терпи, терпи. Онемение – это пожарик под кожей. Сейчас, сейчас потушим.
- Я…я…ещё…н-н-икогда…н-н-н-е слышал такого… - звеня жёлтыми зубами, говорил заикавшийся от холода мальчик.
И, правда, колики под кожей замерли сами собой, побыв немного под водой. Ярик видимо наслаждался тёплым дыханием от струй грязноватой воды.

- Так когда же ты домой-то попал?
- Я не скоро попал. Мы мамке звонили, а она, наверное, занята была – с набитым ртом рассказывал Ярик – Или отчим ей не давал подойти.
Покушав, мальчик снова затрясся и начал всхлипывать:
- Можно… можно я сегодня у вас посижу?
Встретив благосклонный взгляд Татьяны Петровны, он в смущении продолжил:
- Только не звоните им, не звоните. Если они меня заберут, мамочка злая будет.
Татьяна Петровна набрала воздуха.
- Твоя "мамочка" сегодня была здесь.
- Правда? – глаза мальчика распахнулись – А что она вас? Она вам пришла спасибо сказать?
- Да уж… Спасибо… - протянула продавщица, но не могла дальше смотреть на обманутого ребёнка. Татьяна Петровна не выдержала:
- Твоя мама пьяная приходила, говорила очень тяжело.
Но мальчик не поверил:
- Да нет же, это не моя мама. Моя мама красивая, добрая, и пьёт только по праздникам. Знаете, она меня любит?
Он задумался.
- Она меня на праздники всегда гулять отпускает. Всегда целует и говорит, чтобы я до ночи не пропадал. От неё ещё пахнет домом… Сегодня нет праздника?
Так рассказывал Ярик.
Дослушивала этот детский лепет Татьяна Петровна уже лицом к окну, подтирая свою курносую шишку.