Припадок спокойствия : Потомок самурая (по мотивам душевных страданий Шевы)

Набухито сидел недвижимо в позе лотоса. За окном безжалостный ветер рвал лепестки с цветущей сакуры, и разбрасывал их веером по сонному тюремному дворику, где они кружась и вертясь, как что-то там такое, напомнили ему дни, когда они с Нуиноги ездили на взятой в прокат дребезжащей синей тойоте к озеру Кавагучи, любоваться красотой Фудзиямы. Тогда на улицах стояла такая же нежная весна, и сакуры красивые как невесты, шептали ему, что пора делать предложение, но он был ещё не готов...

- ДАИХУЙСНЕЙ! - выкрикнул Набухито, и его сосед удивился, что столь громкие звуки издало столь тщедушное тело.

Слово, которое разрезало тишину камеры, и просвистело в воздухе, словно меч мастера Мусаси у шеи пьяного рыботорговца, случайно наступившего ему на ногу, значило для Набухито многое. Он пользовался этим волшебным словом только, когда ему становилось тяжело. Набухито служил клерком в корпорации Мицубиси, в отделе рассылки, клеил электронные марки на электронные письма, и в моменты, когда придирки босса, которого он презирал и ненавидел, и который хотел на его место пристроить своего дальнего родственника, становились невыносимы, маленький японец убегал в туалет, запирался в кабинке, набирал в грудь воздуха, и кричал что есть мочи, пока сосуды в глазах не начинали лопаться:
- ДАИХУЙСНЕЙ !!!
Имея ввиду неприятность, и ему становилось от этого легче.

Толстый и придирчивый Сабуро Гандо, его начальник, как то в баре после работы, сказал другому их сослуживцу Исикаве Похуй за бокалом пива:
- Вот не пойму я этого Набухито. Вроде бы притесняю, давлю его, а он все никак не увольняется. Сбегает в курилку, и опять стоит как истукан, улыбается, смотрит кровавыми глазами. Странный парень.
- Опасный, - туманно сказал Исикава Похуй, отводя глаза и предпочитая умолчать о случае, когда Набухито засек как он тырил у него из шкафчика пакетики с кофе, и загнал ему в жопу нож для резки бумаги примерно на треть, а потом пару раз с улыбкой провернул.

То незабываемое летнее утро было жарким. Набухиро сунув в карман накопленные за три года деньги, отправился в лавку на Хубаяси-стрит к знакомому ювелиру, чтобы купить самое дорогое кольцо из тех, что мог себе позволить. Сердце его ликовало. Он наконец то решился сделать Нуиноги предложение выйти за него замуж. Он думал о ней все время, о её маленьком вздорном носике, смеющихся глазах, о покорности, с которой она копировала изображенные на гравюрах Хокусая развратные позы. Она станет идеальной женой, думал Набухиро шагая в район ТутЖивутОдниБляди, где Нуиноги по случаю снимала квартиру, и сжимая к кулаке кольцо. Быстро поднявшись на второй этаж по ни разу не скрипнувшей лестнице, Набухиро толкнул входную дверь, взволнованный предстоящим и нетерпеливый. Из дальней комнаты раздавались сладострастные стоны. На цыпочках встревоженный он подкрался, раздираемый любовью и волнением, к двери и заглянул вовнутрь. На его покорной и всегда улыбчивой любви скакала большая задница ненавистного Сабуро Гандо. Рядом на прикроватном столике лежала острая как катана катана, с которой Сабуро не расставался после того, как Исикава Похуй всё же рассказал о загнанном ему в жопу ножике.
Разум Набухиро вскипел. Решение пришло мгновенно. Набухито схватил катану, проткнул Сабуро, разрубил Нуиноги, и послушав предсмертные хрипы обоих, твердой походкой отправился в район Тиёда, к себе домой, где сел на циновку и с болью в глазах вылакал чашечку зеленого чая с валерьянкой.

- ДАИХУЙСНЕЙ! - снова закричал Набухито в зарешеченное окно, ещё надеясь, но легче ему не стало. Грудь продолжало жечь. Любовь мстит мне, подумал Набухито обреченно, но вдруг вспомнил отрезанную голову Сабуро, рассмеялся, и исцеленный завалился на койку спать.