Мертвый Котёнок : Stream of Consciousness
12:41 19-04-2016
Chapter I
– Люди говорят, что кошки шибко умные и все понимают. А вот взять одну и на ее глазах зарезать живьём котенка – поймет кожка все ужасы войны? Ядерной? Безжалостной и беспощадной? Когда детей напалмом, а женщин штыками? Когда сын на отца, а брат на брата? Когда целые народы уничтожают себе подобных, потому что у тех жидовские морды?
– Не знаю, Гена, – пробормотал Чебурашка.
Крокодил открыл глаза и прикрикнул:
– Ты, лопоухий, когда сосешь, не перебивай, а то насажу на зеленый болт – узнаешь ужасы милитаризма детским геморроем.
Анальной ебли Чебурашка боялся, как пушок огня: быть хуесосом, конечно, непочетно, но Гена – могила, а вот пидар – это клеймо во весь рост на всю жизнь.
– Папа! Что это за сказка, ты опять пьяный там? Больше не буду тебе вечером звонить и маме расскажу.
‒ Сынок, если матери скажешь, она тебя ко мне на выходные не отпустит, а мы же в цирк собирались и в Макдональдс.
– Ладно, но ты не травмируй мне психику своими креосами, хочешь, чтоб я как ты долбоёбом вырос?
Мамка ему эпитеты напела, не жалует меня бывшая.
– Ну, и зачем ты мне это даешь читать? Зверюшки озабоченные, воскресный папа-алкоголик. Какой-то бездарный и жалкий огрызок неудачника вырисовывается в образе автора. Думаешь, мне интересна твоя рефлексия по семейному прошлому?
Лиза – преподаватель, работает в должности ассистента и пишет диссертацию по филологии английского языка. Ее предмет и область изучения – стилистика. Меня она тоже приобщила, и теперь я знаю, что такое метафора и каламбур, метонимия и хиазм. Но больше всего мне нравится оксюморон. Это два понятия с противоположным значением, в сочетании которых неожиданный смысл: живой труп, горячий снег, белый негр. Иногда мы в это играем: сочиняем и ищем оксюмороны вокруг нас. У Лизы всегда масштабно: для нее оксюморон - это «Кадыров – патриот России», а я отвечаю, что он просто «пиздатый хуй». Следующая игра – это семинар: я пишу всякие небылицы, а Лиза делает «стилистический анализ», смеёмся оба.
Но в этот раз с текстом я перегнул. Как можно залезть в голову кошке убитым котёнком, а плюшевой игрушке членом? В свои 25 лет Лиза психов еще не встречала, поэтому думает, что я стебаюсь. А на моем счету, кроме кошачьих, полно еще историй. Однажды в нирване я даже носорога молотком прибил, зажав ему яйца в тиски. Заснял агонию на смартфон и запись в Гринпис подкинул, а дилдо из его рога отправил Бриджит Бардо. Они получили и сарказм оценили – жаль у нас никто CNN не смотрит. Правда, и мне было не до этого: я тогда чуть не сдох – три дня после медитации отлеживался, энергозатраты не просчитал. Затем пришлось и вовсе на год завязать: некоторые продажные ламы начали с Интерполом сотрудничать.
Сначала как всегда всё казалось игрой: воссоздаешь проекцию любой точки на глобусе и мысленно втягиваешься туда через Поток. Безобидные прогулки вокруг света.
Дальше я стал увеличивать время пребывания на той стороне и придавать своему тонкому телу псевдо-материальную сущность. Это позволило не просто созерцать происходящее, но и участвовать в нем. Настоящая виртуозность пришла еще через год, когда я не только предметы начал туда-сюда протаскивать, но и создавать их из Флегмы.
Сейчас я работаю над тем, чтобы их без следов растворять. Ведь молоток тогда пришлось забрать и в Москву-реку бросить, а с тисками вообще прокололся – в саванне оставил. Ламы их через айперон отыскали и штамп советского завода рассмотрели. Поэтому Интерпол ввел круглосуточное дежурство над Потоком со стороны России, а при ЦРУ открылась школа медиумов для молодых сотрудников. Чтоб доморощенным «спецам» меньше платить и полеты в Тибет не оплачивать. Заодно и подровнять дипломатию с Китаем. Логичное обоснование новой статьи бюджета. Но хитрожопые ламы не спешат избавить мировых жандармов от бремени своих услуг – превращают преподавание за казенные деньги в профанацию.
Когда я впервые слежку учуял, то наивно решил поиграть и запутать их мистификациями. Вылазки стал совершать только из заграницы и "артефакты" в курьёзы подкладывать: то пингвина в Сектор Газа перетащу, то Будду в Киблу на хадж поставлю, то спираль у английской принцессы в овуляцию вытащу. А они между тем армию аналитиков наняли и рунет два года шерстили. По психотипу авторов субкультурных сайтов выделили круг подозреваемых, сопоставив свои выкладки с остроумным почерком злоумышленника. Я ж пробы пера не только Лизе показывал, но и выкладывал, как оказалось, куда не надо.
В результате на погранконтроле в Тель-Авиве меня два часа допрашивали. Куда, откуда, какими рейсами направляюсь, где был до этого и зачем, паспорт под микроскопом изучили, отпечатки сканером сняли, МРТ головного мозга сделали и мазок на яйце глист. Я понимал, что это обычная рутина, но запаниковал и притаился. Рукописи по медитации сжег, жесткий диск соседским псам скормил, а, чтобы случайно или во сне чакры не открылись, выпивать начал. Алкоголь аутлеты инлетами блокирует и тем самым препятствует духовной практике.
Скучно стало, а как было весело. Помню перед очередной инаугурацией в Ново-Огарёво зашел – президенту на кровать насрал и лабрадора изониазидом накормил, с тех пор политикой не интересуюсь. Разговоры в кабинетах подслушивать и документы для инсайда красть – не кошерно для Бодхисатвы, а для меня и подавно ссыкатно. Нет, вы не думайте, что я мелкий пакостник в шапке-невидимке. Другу заболевшему лекарства дефицитные доставал, племянницу в Сорбонну устроил, а сыну таким образом не помогаю. По правде воспитываю, оно надежнее будет. И Лизу обвораживал тем, с чем мать родила – без космической пыли в глаза и мистической лапши на уши. Негоже прикладной эзотерикой земное счастье ваять.
Если сейчас и лукавлю, то совсем немного: искушению поддавался исключительно ради соблазна чистоты эксперимента, и только в эконом-классе. А то ввяжешься в переустройство мира с перераспределением прав собственности – врагов потеряешь и друзей наживешь. Лучше, как говорят мудрые лузеры, хочешь изменить мир – измени себя. Только как понять: это мир вокруг меня или я в этом мире? Но с началом перемещений сей вопрос превратился просто в мантру.
А как с Лизой в новой квартире съехались, озорничать стал реже: другие радости и перспективы появились. Будущее казалось сказкой, а настоящее ‒ малиной, поживал – добра наживал, пока не вкрался в мою песню тревожный лейтмотив.
Однажды Лиза пришла с работы в промокших туфлях и не своя какая-то: в бездвижном взгляде прохлада и отрешенность. Подобное я в шахидках видел, но те под кайфом были и в кедах, а Лиза – кристалл на каблучках.
Я знаю, что у ее брата генетическая болезнь почек, поликистоз. В семнадцать лет ему первую удалили, а три месяца назад последнюю. Сейчас каждые два дня ездит на гемодиализ, таблетки горстями жрёт и на строгой диете сидит смирно. И это надолго.
Учебу оставил, о работе речь не идет, потерянный весь, поддержка нужна. Родные рядом, но и любовь бы не помешала, а кто ему даст. Хоть я Алексея всего пару раз встречал, по-человечески ему сочувствую и на лечение даю. Утешаю их как могу. Поможет только пересадка, однако очередь тут на многие года и в кассе просили не занимать.
Но тут случилось что-то ещё, раз Лиза настолько не в себе. Долго молчала и наконец рассказала.
Ему становится хуже, и она решилась. Отдать свою почку.
Такие решения требуют мужества нетипичного для общества потребления.
Такие решения принимаются людьми, существующими в другой системе ценностей.
Такие решения – признак зрелости.
И такие решения не имеют обратной силы.
В тот вечер вместе с Лизой подменили и меня. Наша жизнь повернула вектор: мы стали меньше разговаривать, интеллектуальные игры в оксюморон и каламбур закончились, мы сразу как-то повзрослели, будто началась война, и стали спать под разными одеялами.
Я под своим одеялом еще жаждал юности: сплавляться вместе на байдарках, прыгать на рок-концертах, есть шанхайскую кухню, запивая рисовой водкой, любить Лизу до последнего звонка будильника и лопать пирожное в постели. Жить без графика и ограничений. С драйвом, одним словом. Это безответственно? Пусть так!
Я перестал фантазировать и стал много думать. Расхотелось звонить и встречаться с друзьями. Я зачехлил свой меч, закопал свой шлем и пристрелил коня. Отвлечься помогали прогулки и водные процедуры.
Очередной велопроменад привел меня на пруд. Одежду сбросил, залез в воду, поплескался. Сижу на бережку и сохну от тоски. Подходит ко мне прохожий с повадками гастарбайтера, улыбается. Хороший у тебя велосипед, говорит. Раньше он был бы послан в пруд за ключиком к Тортиле, но сейчас слово за слово разговорились. Он действительно приехал сюда работать, жена на родине в Узбекистане. Достает из пакета банку пива, первый глоток предлагает мне, остальное жадно пьет сам. Восточное гостеприимство.
– А что же, – спрашиваю, – ты, небось, мусульманин?
Кивает.
– Я тут на досуге точка ру Коран смотрел по Лайфньюз, так сказали, что алкоголь вашему брату никак нельзя: харам в раю будет, велком только, если ширяться, чего ты пиво тогда?
Языковой барьер не помог ташкентскому труженику осилить зыбкую иронию в фигуре речи сложного предложения. Но смысл избитого вопроса «почему ты на Аллаха вялого положил, а водку в два горла кушаешь» он понял.
– Это у нас Там нельзя, а здесь можно.
– А в мечеть ходишь?
– Когда домой езжу.
– А жене изменяешь?
Смеется. Есть в Москве узбечки. Случается, но редко.
– Нравится в России?
– Да, да, хорошо здесь.
Наш светский мир для них вроде сансары: праведники перемещаются сюда познать, что им имам запретил и, разочаровавшись, остаются. Ведь муки противоречий не ведомы их чистым душам. Экстерриториальный принцип приложения ислама – залог популярности
Вспомнилось, как однажды поинтересовался у продавца шаурмы, когда ж у вас Рамадан и мыться днём перестанете. А он улыбнулся и совершенно серьезно говорит: «Дорогой, я из Армении, православный я – всё можно: водку пью, баб ебу».
Вот они вечные человеческие ценности, перед которыми божьи заповеди тленны и вторичны. Куда им до простейших инстинктов, двигателей прогресса. Конфессии разъединяют людей, а соединяют нас жигулевское и столичная.
Глянул я на этого правоверного узбека без гроша в кармане и улыбнулся мысли как нужду ему справить.
Прикатил домой, встал под душ, а мысль уже вросла. Два дня не жил с нею – а маялся.
На третий не выдержал. Заказал мерседес S-класса с водителем, выбрал в «ЦУМе» костюм, белую сорочку, туфли и в таком пафосе с кожаным портфелем еду к лечащему врачу Алексея потолковать.
Приехал, потолковал, что нужно выяснил, о чем нужно договорился. Видите ли, в кризис всем нужна ликвидность, а сейчас это не акции голубых фишек, не путевка на Майами с топ-моделью из Vogue и даже не особняк в Лондоне, а наличные доллары Соединенных Штатов Америки. А у меня от шальных времен оставался загашник пенсионного фонда.
Итак, теория заговора в следующем: через главврача принесённую почку можно оформить как донорскую. А донором по бумагам провести Лизу: ей документы подписать и для вида в больнице полежать. Решаемо. Контейнер для транспортировки органов пообещали дня через два тыщи за три. А где прооперировать неучтённого донора, на это мне дали визитку другого продажного главврача из загородной клиники, к ней логин и пароль.
Однако осталась одна деталь, без которой оскаровский сценарий превращается в симфонию мыльного пузыря. У донора должна быть та же группа крови, что и у Алексея. Предположим, что теневые таджики знают какая кровь у братьев-узбеков, но проводить соцопрос и сулить золотые горы пива за подпольную операцию – слишком легкомысленно. Заметут меня мусора как пыль под плинтус. Купить всю полицию кишка лопнет. Не сбербанк же у пенсионеров грабить.
После того как я последний раз делал селфи на могиле Мухаммеда и потерял кепку в Медине, Интерпол удвоил наряд монахов на дежурстве. Поэтому сейчас высовываться откуда бы ни было – это играть в рулетку пистолетом Макарова с пулей в патроннике. А кроме очередной вылазки, другого на светлый ум не приходит. Пока я буду находиться в точке выхода, меня остановить не смогут, но на следующий день возьмут, как пить дать. Повесят убийство носорога, мелкое хулиганство в Антарктиде и оскорбление чувств верующих в Саудовской Аравии. По остальным кейсам улик нет. Но и эту мелочь можно пережить. А вот за организацию нелегальной ампутации почки у резидента иностранного государства привлекут с особым пристрастием. Я ж еще и бенефициар всего этого гнусного криминала.
Причем, если гипотетически удастся договориться с ФСБ о невыдаче, придется до конца дней гнить на родине. К тому же контора меня расшифрует и вкалывать мне спиритическим шпионом в бараке до конца дней. Прощай Лиза.
Очень хочется ей помочь, но для самопожертвования я еще морально глуп и немощен духовно. От такого ментального цугцванга появилось непреодолимое желание врезаться головой об стенку, что я не преминул превосходно исполнить и разок ещё на бис. В расшибленном лбу после сотрясения гора мозга родила мышь: «Если ты носорогу яйца оторвал, почему не дернуть бога за бороду?»
Идея заманчивая и подкупает своей новизной. Неделю я обдумывал подробности и пути отхода. Придумал такое, что и Раскольникову не снилось. Остался последний вопрос, нехитрый по исполнению, но сырой в концепции. Он же де-факто самый главный, потому что ответа я не знал.
Кого убить?
Chapter II
Мои вылазки не имеют ничего общего с набирающими в последнее время популярность астральными путешествиями. Новоиспеченные туристы при помощи «ключа-фразы» через «вход» попадают в «трубу», по которой их сознание якобы передвигается в пространстве и выпадает то на пляж Карибского моря, то на межгалактическую экскурсию. Их Посвященные операторы утверждают, что под чутким руководством неофиты в итоге смогут получить абонемент в Хроники Акаши. Черпать оттуда информацию о прошлом-настоящем-будущем и легко конвертировать её в твердый заработок на должностях ясновидцев. Продвижению этого продукта среди граждан платежеспособного спроса их тоже научат, а прошедшие курс кинопутешествий адепты получат скидку.
На самом деле где-то там вовне никакого «вселенского компьютера» нет. Коллективное знание хранится не в облачной базе данных у бога за пазухой, а в каждом живом существе. Оно одновременно везде и нигде. Я направляю сознание не куда-то х.з. куда, а захожу в свое бессознательное, микрокосм которого есть точная копия и отражение вселенной. И в то же время сама вселенная. Между ними есть связь: они соединены комиссурами. Синхронизацию бессознательного со вселенной обеспечивает Поток. Встречное течение инерции Потока есть Флегма. Преодолеть Флегму все равно, что без тарзанки прыгнуть в пропасть, развернуться в падении и запрыгнуть обратно.
Я могу это делать.
Меня научил Ахурамазда.
Далее кропотливая работа дхьяной: в бессознательном я нахожу нужную пространственно-временную точку, концентрируюсь в ней и по Потоку двигаюсь во внешний мир. При столкновении с Флегмой, происходит многофотонная аннигиляция, при которой энергия образовавшихся проточастиц создает разряд материального поля. Его-то и использует эфирный контур моего сознания как внешнюю оболочку для тонкого тела. Таким образом, в месте выхода я вполне могу сойти за человека, в то время как настоящее тело из мяса и хрящей покоится в коме у входа. Но пока я не закончу там и не вернусь, я уязвим и беспомощен здесь ‒ «разбудить» меня нельзя. Поэтому перед вылазкой лучше затеряться в складках местности.
На прямую связь бессознательного со вселенной и возможностью перехода указывают также некоторые симптомы у людей с психическими дисфункциями. Так у эпилептиков со смешанным профилем асимметрии головного мозга наблюдаются феномены предвосхищения внешних событий и расширения пространства видения. Их припадки – не что иное, как преодоление Флегмы без медитации. Наука давно изучает эти феномены вместе с прочими зеркальными видами действий, но списывает их лишь на патологические особенности восприятия происходящего.
Остальных людей телевидение форматирует в аудиторию, а религии обращают в паству. Потребляя этот суррогат, мы не стремимся к Знанию. И чтобы додуматься до вылазки или хотя бы созерцания внутренней вселенной, нужно быть как минимум слепо-глухим атеистом.
Новый бизнес-план был незатейлив и прост. Совершаю транс-поточный переход к переносчику лишней почки, валю его и быстро тащу назад к себе, звоню врачу, его увозят. В надежном месте трансплантат из дохлой тушки перемещают в контейнер, привозят в центр, где лежит Алексей, и делают операцию. Все звенья преступной цепи крепко схвачены аргонной сваркой. Дело теперь за немногим. Кого ж все-таки убить-то?
Во-первых, у клиента, как мы знаем, должна совпадать группа крови. Во-вторых, никакого триппера и прочих летальных хроник. В-третьих, примерно один и тот же возраст и вес. Подкупать тетенек в регистратурах, искать по картотекам будущего соискателя и взвешивать – занятие неблагодарное. Человек пропадет, а тут выживших свидетелей в белых халатах целый Airbus. Вдобавок на это уйдёт время, а Алексею дали 3 месяца, без права апелляции. Снова тупикс.
Чтоб от скуки не повеситься, формирую в Яндексе запрос жизни и смерти «у кого, мать вашу, 3-я группа крови». Выдает: Акира Куросава, Пол Маккартни, Миа Фэрроу, Джек Николсон. Люди достойные, но их требуха старовата будет.
Доступа к закрытым базам у меня нет. Но из принципа вздумалось найти хоть одного подходящего из опубликованных. Чем только не займешься лишь бы скоротать убитый вечер. На Гугле выяснил, что у людей с 4-ой группой могут родиться дети в том числе и с 3-ей группой, невзирая на кровь партнера по зачатию. О, как! Расширим круг подозреваемых.
Ищу 4-ю группу стариков, это – Кеннеди, Манро, а из до сих пор живущих первым вам Барак Обама. Сыновей нет, но две дочери 18 и 15 лет. Про несовпадение расы я не стал искать, себя расстраивать. Копирую их имена, пробиваю на группу крови – тщетно. Хлопаю крышкой ноутбука, но стоп машина! Ведь Америка родина не только табака, но и как его там, Марка Цукеберга! Джон Кеннеди в соцсетях сидит уже навряд ли, а девчонки, которым без охраны никуда, по всем законам жанра просто обязаны. Создаю фейковый аккаунт с фотографиями милой девушки из Красноярска, подтягиваю мальчишек-друзей из Огайо, забиваю в поиск все варианты с Obama. Есть! Несколько страниц в разных сетях по их семье, часть, может, липовых или фанатских. Пишу на все адреса от имени Вики, набиваюсь в знакомства. Я из России, вами восхищаюсь, можно ли пообщаться. Пальцем в небо, не надеялся, что ответит. Но через два дня случилось, написала «Hi there». Всё. Отомстим обезьянке Нобеля за выход из договора по ПРО! Будет у Алёшки импортная почка и ни какая-нибудь китайская, а «made in USA».
Когда клюет, главное терпение и немногословность. Дня четыре нащупывал темы. Ей интересно с «ровесницей», удивилась, что с русскими можно так запросто и с юмором общаться. Мягко перешел на тему бой-френдов. По секрету ей поведал, что я «беременна», но парень не знает. Та оживилась. На следующий день я написал, что «сдавала» анализы среди которых HLA и группа крови на совместимость. И таки да она поинтересовалась, какая группа у меня. Я написал, что у меня 1-я, а у парня 4-я, поэтому у ребенка будет, скорее всего, 3-я. И аллилуйя, она сообщает, что у нее тоже 3-я, а у отца 4-я. Ура, мы ломим, гнутся шведы.
Теперь к делу главврачей.
Из квартиры совместного проживания я переезжаю на «чисто» свою в отдаленный район. Импровизирую будни алкоголика: хожу за водкой, ругаюсь с охраной в магазине, пью на улице с горла, спорю с местными бомжами, через пару дней записываюсь к наркологу, меня ставят в диспансер на учет, срываю курс лечения. Якобы. В действительности прекращаю пить, очищаю рецепторы и излучатели, но в магазин хожу и изображаю опустившегося немытого небритого. Как только все проверну, опять напьюсь. Во-первых, от медиумов оттолкнусь, закрыв чакры, а во-вторых, если обнаружат – все доказательства моего запоя будут на лицо, свидетели, врач. Какой из меня похититель заморских девичьих сердец и прочих ливеров? Не бог весть какое алиби, но что есть.
И вот настал момент – сегодня или никогда.
Chapter III
Вашингтонское время 22:30, Барак и Мишель Обама в Японии на саммите G7 хладнокровно исключают Россию из G20. В таком паскудном деле даже родные дети – обуза. А в это время где-то в России над четой президента нависла библейская кара господня. Ветхозаветный произвол готовит тварь, тьмой порожденная. Это я в семейных трусах устраиваюсь посредине комнаты на ковер. Открываю в yahoo план Белого Дома. Закрываю глаза. Проникаю сначала в себя, глубже, глубже, вот он Поток, ловлю промежуток в его дискретной бесконечности, вхожу. И через мгновение я уже в спальной комнате в восточном крыле здания, расположенного по адресу Пенсильвания-авеню, 1600, г. Вашингтон, США.
Стою за портьерой. По комнате чьи-то шаги. Выглядываю – немного промазал, это младшая. Если рвануть к старшей через коридор можно на камеры попасть, да и в комнате тоже. В ванной, наверняка, наблюдения нет. Быстро через Поток туда. Раз!
O – my – God! Наш донор в джакузи пенится. Чистая добыча. Поворачивает голову, я бросаюсь – зажимаю рот. От испуга она теряет сознание и сползает головой под воду. От лич на! Смерть ей сегодня выдалась легкая и бескровная: ни тебе следов борьбы, ни матов на весь Белый Дом. Женская такая смертушка. Лезу руками в воду, ласково её нащупываю и прочно фиксирую, чтобы напоследок досыта нахлебалась. Хрен вам – очнулась и кашляет под водой как щенок, ногами сучит, лапами машет. Срочно сматываться – в Потоке ее грохну. Изловчившись захватом за шею, не вытаскивая трофей из ванны, концентрируюсь.
Небольшие предметы с той стороны проносить не раз случалось, но одно дело молоток или пингвин, а другое – голая негритянка в мыле, метод может не сработать. Ладно, что еще без бубна. Сжал горло сильнее, отключилась снова. Ну, все, вроде, летим. Хочу додушить – никак, бешеная слабость. Наконец вижу через муар Потока выход и свое тело посреди комнаты. Лицо совсем зеленое и уже пятна коричневые. Время вышло, нужно в себя входить, а то через секунду сдохну. Ну, давай детка, скорее! Тресь!.. Мокрая американка шваркнулась о ковер. Темнота.
Признак жизни глухим кашлем я подал сам себе часа через три. Поднял руку – кожа стала приобретать здоровый синий цвет, темных пятен не видно. Тянусь к приготовленной водке, делаю два глотка – рецепторы нужно закрывать. Ламы почувствовали вибрации и сейчас мантрами шарят в поисках точки выхода. Если б знали, где я был, меня б уже не было. Значит, время есть. Приваливаюсь на диван в положение полусидя. Отхлебываю из бутылки еще, кусаю помидор. Потом еще два раза по еще. Противно идет, но есть такое слово, вернее, два: пей, сучоныш. Захмелел – значит, из Потока не разглядят. Теперь им остается только аналитика и совместные следственно-розыскные мероприятия на мокром грунте. Меня здорово мутит и ломит. Небо в овчинку и нет никакого дела до земных забот, до какого-то Леши, Лизы – они за периферией памяти, значений и смыслов. Еще пара часов тишины. Ночь или день за окном, не вижу. Бутылка пустая. На четвереньках ползу на кухню, там две коробки этого добра и холодильник. За стол не сажусь, все на полу. С того света медленно появляются ватные воспоминания о чёрной мочалке в джакузи. Наверное, сбежала. Мне уже все равно. По стенке передвигаюсь в ванную. Открываю дверь. Вот так встреча – забилась к стиральной машинке, зажалась в клубок.
Рассмотреть меня в тонком теле она не могла. Наверняка помнит только, что после удушения упала куда-то на пол и очнулась рядом с зеленым трупом; поэтому, ничего не опасаясь, труп спросил:
– Who are you?! How have you unlocked my door and got inside? And where is fucking George?* – мне захотелось ее запутать. Раздражение изобразить не получилось, я как после ломки.
И вдруг осенило – палюсь! Почему торчок сразу на английском защебетал, вот дебил. Но уроженцы Пендостана еще тупее, потому и доверчивы. Их же везде должны узнавать и обращаться к ним на понятном языке.
– I’m Malia Obama. The daughter of Barak Obama, – сказала она с уверенностью, что до меня сразу дойдет перед кем стою.
Никак не среагировать в моем состоянии было легко. Я начал бормотать по-русски про какого-то Жору. А в её карих глазах тухла последняя надежда узнать, в какой именно она заднице. Ей оставалось лишь всхлипнуть и отчаянно вопрошать:
– Sir! Do you hear what I am saying? Do you know the president of the United States?! Barak Obama? I am his daughter, Malia. Please tell me where I am. I have looked out the window and been hard put to guess where.
Смотрит жалостливо, носом шмыгает. Черт с ней, скажу.
– We are in the town of Urupinsk. It is in Siberia, Russia. Satisfied? And now get fuck out of here! Leave my house, you bitch, right away! – взял я её на бас, чтоб спесь сбить.
Эффектно? Да не то слово. Она без одежды, а на улице дождь и улыбчивые англоговорящие прохожие.
Конечно, попросила не выгонять, а найти возможность связаться с посольством, ее ищут и сразу заберут. Пообещала денег – торгуется, фильмов насмотрелась. Ну, чтоб успокоилась, я стал подыгрывать: потребовал гражданства – не грин карту для мексикашек, а настоящий американский паспорт в синей обложке и ID в виде водительских прав и медстраховки. Сказала, что не вопрос. Жутко ей, вот и врёт. Сейчас и пост вице-президента вам пообещает.
– OK, I will help you. But we will stay in here till tomorrow. You see I am sick, and need time to recover my health. A deal?
Она кивнула, а что еще оставалась. Я протянул бутылку:
– Drink.
– What is it?
– “Stolichnaya”.
Этикетку узнала. Недоверчиво, но отпила, кашлянула. Взяла из рук помидор. Я дал ей сорочку, сели на кухне. Попросил достать сыра и колбасы из холодильника. Выпили еще. Шок у нее стал проходить. Хмелела быстро – слезы высохли. А шок перешел ко мне. По мере очухивания я начал соображать зачем она здесь. Мне несколько часов нужно еще поспать, сейчас сил нет, со мной и ребенок справится. Отлежусь и завтра кровь ей выпущу, прямо с утра, в душ пойдет. Вызову «скорую», и меня отвезут будто на откачку в диспансер, заодно и труп прихватят.
Пока ели старался посильнее ее напоить – ничего, почки выдержат, лишь бы не выкинула чего. Она чуть освоилась, стала болтать. А мне отвечать и вспоминать язык Шекспира больно. Я рассматривал ее и думал. Думал о том, как первый раз заграницей в Мюнхене от избытка чувств и шнапса пошел в красный квартал посмотреть кто по чём. Темнокожие казались экзотикой, идей фикс было переспать с негритянкой. А как ее иначе, кроме как за деньги? Первый раз. И дешевле белых. Потом был Лас-Вегас и Амстердам. Так в юности за неимением другого опыта межрасового общения у меня появился якорь, который в брючном кармане я нежно пронес через жизнь: негритянка – значит простетня.
Момент похищения она не вспоминала. Стресс вытеснил его на время. Сбивчиво говорила что-то, но я не понимал. Поели, она встала и пошатнулась, засмеялась, обхватила мою шею, я чуть не свалился, но добрели до дивана и рухнули. Я отключился.
Очнулся ночью от того, что ко мне кто-то прижался. Открыл глаза, приподнялся на локте, посмотрел на нее спящую. Коленки острые, изящные тонкие пальцы. Наклонился к ней близко-близко. Разглядываю каждую черточку, слышу спокойное дыхание. Веки неплотно сомкнуты, губы приоткрыты, что-то детское в лице этой смуглой дивы. Не удержался – дотронулся до ее щеки. Едва касаясь, провел рукой по волосам, поднес ладонь к себе, вдохнул неземной запах. Однозначно – женщина с другой планеты. Поправил одеяло – она потянулась, устроилась поудобнее. Опустился рядышком на подушку, взял ее руку, закрыл глаза. И вдруг вздрогнул. Осознание новой реальности полоснуло мне ткани головного мозга и шилом вонзилось в гипофиз. Я не смогу ее зарезать! Я хочу ее беречь.
Утром осторожно вылез из-под одеяла, встал, подошел к плите, поставил разогревать борщ. Заварил кофе. Теплые лучи солнца вселяли жизнь. По радио негромко играла мелодия Джо Дассена «Et si tu n’existais pas, dis-moi pourquoi j’existerais?»*
Я услышал босые шаги из комнаты и робко обернулся.
Ко мне на кухню вошла Малия.
Chapter IV
Золотистый рассвет и белая сорочка делали ее похожей на Аврору. До этого Аврору я и на картинках не видел, но сразу понял, что Аврора именно такая. Она опустила глаза, потом взглянула на меня, будто не знала, как быть дальше. Я не знал тоже. Мы молчали несколько секунд. Между нами начинало что-то происходить. Она не пыталась понять, что именно, и просто этому не сопротивлялась. Я же напротив, пытался разобраться и от этого еще больше смущался. Ровно до тех пор, пока она не сказала:
– Morning. Are you all right?
– Fine, thanks. And you? Coffee?
– Black, please.
– Are you hungry?
‒ A little bit. Have you eaten?
–Not, yet. I have been waiting for you, Malia, – почти радостно воскликнул я.
Как здорово, что она контактная и помогает мне справиться со стеснением. Аппетит сулит хорошее начало дня. Но что мне делать дальше? С ней? С собой?!
И тут я совершил необычный поступок. Точнее, я считал, что не способен на это. Я принял правильное решение. Иногда единственно верные решения приходят мгновенно, их не нужно обдумывать, настолько они очевидны.
Я рассказал ей правду. О том, кто ее похитил и зачем. О том, что в начале у меня были злые намерения, но, когда ее увидел, я ужаснулся задуманному. И вернулся ко мне бог, и открылась мне истина, и понял я, что нельзя убивать негров во имя спасения белых, и бог простил меня и спас. И я спасу ее.
Количество неожиданностей явно превысило критическую массу. Малия была не в силах что-нибудь понять. Прекрасное утро, французская музыка, мужчина варит ей кофе. Как это совместить с тем, что он сказал? В ее глазах показалась не тревога и отчаяние, а обида, что ее предали и издеваются:
– Are you serious? How come it could be the truth?
Выдерживать ее взгляд я больше не мог и сдался:
– Awfully sorry, Malia. Sure I’m kidding. Forgive me.
Натянуто, но все же улыбнулась. Ей так хотелось верить, в то, что это идиотская шутка.
Выдохнул и я. В конце концов, зачем травмировать ее неокрепшую психику. В этой драме ей досталась роль второго плана, важнее разобраться в себе самом.
Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами. А турки считают, что их и за ними. Немцы надменно уверены, что только они и никто другой, американцы – вообще, вне всякого сомнения. Но правильнее всех поступают китайцы. С точки зрения Пекина. Вечные наднациональные ценности – для продажных слабаков. Они размывают концентрацию рейтинга тейповых элит в их священной войне за самосохранение. Бей жидов – спасай Россию.
С одной почкой жить не так весело, как с двумя. Но всё лучше, чем умирать здоровым от руки того, кому не твоя рубашка ближе к телу. Мне в ситуации с Лизой цинично так рассуждать? Отнюдь. Лиза или Малия. Нет тут никакой дилеммы с «или».
Я рассказал Малии про астральные путешествия и пообещал отвезти ее в посольство, когда скажет. Она поинтересовалась, зачем я ее принес. Повторять правду незачем. Сказал, как же – живой свидетель является надежным доказательством моей теории. Я оказался в случайном месте и взял того, кто подвернулся под руку. Почему её таким же образом не вернуть? Сейчас это небезопасно: спецслужбы считают, я могу злоупотреблять перемещениями в пространстве и во времени, менять расклад политических сил в мире, красть детей у президента. Им помогают тибетские монахи, которые в своих медитациях просматривают аэроторию эфира на предмет колебаний потусторонней сферы бытия. И на земле тоже ищут. Они меня почти выследили, и я могу угодить в ловушку. А ты же меня не выдашь?
Не могу сказать, что ее удовлетворили мои слова, пусть. Для закрепления материала я показал ей Москву. На такси доехали до торгового центра, купили женскую одежду. И далее по распорядку выходного дня: Красная площадь, Кремль, Третьяковская галерея, ужин в ресторане на Солянке, вечером концерт. Восторгу ее не было конца. Домой в Штаты торопиться расхотела. И на следующий день она открывала новый мир: выставки, музеи, артхаусное кино на английском и клубная рок-музыка.
Нам вдвоем было слишком хорошо, слишком быстро пролетел уикенд, событий и впечатлений осталось на долгую жизнь.
Следующим утром мы завтракали и слушали музыку, вспоминали прошедший день, когда в дверь раздался звонок. Меня окликнули. Это была Лиза. Пришлось выключить радио и открыть.
Лиза вошла и увидела сияющую Малию. Оглядела равнодушно.
– Ты меня предал, – холодно сказала Лиза, – бросил в тяжелую минуту. Вижу, как ты стараешься нам помочь. Я переезжаю к родителям, ключ позже верну.
И хлопнула дверью.
Малия казалась растерянной, а я угрюмым.
– Who is it?
– My girlfriend, Lisa. Ex-girl-friend.
Малия закричала:
– No! Come on, run after her! Tell her we are not lovers, just friends!
– Sorry, it doesn’t matter what we are. She won’t believe me anyway. Get ready, we are leaving. I’ll bring you home.
Моё сердце сжалось так, что из глаз потекли слезы. Малия отчего-то тоже зарыдала. Я подошел к ней и впервые обнял ее. Человечка со звезды. Взял в свои ладони и поцеловал. Крепко прижал к своей груди. Но это было уже для дела. Я нырнул с ней в Поток и слился с ним. И с ней. Такими прекрасными мне показались мгновения полета, я не хотел, чтоб он прекращался. Чувствовала ли Малия нечто подобное? Никаких сомнений. Я желал в это верить.
Вернулся только через два дня. Была тяжесть, но не такая как прежде. Сразу смог встать. Пошел в нашу с Лизой квартиру. Никого. На кухне открыл коробку с водкой и усмехнулся – там лежал крокодил Гена и плакал Чебурашка.
– Ты, жаба земноводная, опустил его? Урод, как ты мог, он же плюшевый!
– Отвали, я и сам как гондон резиновый.
Оказывается, чтобы разговаривать с игрушками, не нужны годы медитации – достаточно выпить и словить белку. Так просто.
Я вынул из кухонного ящика охотничий нож, проверил ногтем насколько он острый и прыгнул на крокодила. Тот вывернулся и полез в реку – я за ним. В воде они проворнее: я едва увернулся от его пасти и вонзил нож под правую лапу – где сердце я не в курсе. Но тут челюсти схватили меня за ногу. Боль и хруст кости, я рванул к берегу, но почувствовал острые зубы на второй ноге. Издыхая, мерзкое животное тянуло под воду. Последнее что я увидел – стоящий на берегу носорог с налитыми красными глазами. Рог у него был спилен. Ясно. Вот он конец: пока я «гостил» в Вашингтоне, они сгенерировали параллельную симуляцию комиссуры, и, возвращаясь домой, я угодил туда вместо Потока. Ламы ее сразу закольцевали. Разомкнули сознание с телом.
Лиза так и не узнает правды.
Afterword
04 июля 2016 г. Смирнова Елизавета Петровна позвонила в квартиру, где она ранее проживала с г-ном N. На звонок никто не ответил, поэтому она открыла дверь своим ключом. Осмотрела комнаты, кухню. Затем зашла в ванную. Он лежал в джакузи наполовину наполненной водой и кровью. Вены и сухожилия на ногах были перерезаны, справа из груди торчала рукоятка охотничьего ножа. Никаких следов борьбы. Сегодня ему бы исполнилось 40 лет.
***Открытый ламой англо-русский словарь:
Stream of consciousness - Поток сознания (также «поток сознания» в литературе модернизма ХХ в. стиль, претендующий на непосредственное воспроизведение ментальной жизни сознания посредством сцепления ассоциаций, нелинейности, оборванности синтаксиса)
– Who are you?! How have you unlocked my door and got inside? And where is fucking George? (Ты кто? Как ты открыла дверь и зашла ко мне? И где, блять, Жора?)
– I’m Malia Obama. The daughter of Barak Obama. (Я – Малия Обама. Дочь Барака Обамы)
– Sir! Do you hear what I am saying? Do you know the president of the United States?! Barak Obama? I am his daughter, Malia. Please tell me where I am. I have looked out the window and been hard put to guess where. (Мистер, вы слышите, что я говорю? Вы знаете президента США? Барака Обаму? Я его дочь, Малия. Пожалуйста, скажите где я. Я смотрела в окно, но не смогла понять где.)
– We are in the town of Urupinsk. It is in Siberia, Russia. Satisfied? And now get fuck out of here! Leave my house, you bitch, right away! (Мы в городе Урюпинске. Это в Сибири, в России. Удовлетворена? А теперь катись на хрен отсюда. Вон из моего дома, сучка!)
– OK, I will help you. But we will stay in here together till tomorrow. You see I am sick, and need time to recover my health. A deal? (Ладно, я помогу тебе. Но мы побудем здесь до завтра. Ты видишь, мне нехорошо. Нужно время восстановиться. Идет?)
– Drink. (Выпей)
– What is it? (Что это?)
– “Stolichnaya” (Столичная)
«Et si tu n’existais pas, dis-moi pourquoi j’existerais?» (Если б не было тебя, зачем бы я жил?)
– Morning. Are you all right? (Доброе утро. Как здоровье?)
– Fine, thanks. And you? Coffee? (Хорошо, спасибо. А ты как? Кофе будешь?)
– Black, please. (Да, без молока и сахара)
– Are you hungry? (Ты голодная?)
‒ A little bit. Have you eaten? (Немного. Ты уже поел?)
–Not, yet. I have been waiting for you, Malia. (Еще нет. Я ждал тебя, Малия.)
– Are you serious? How come it could be the truth? (Это ты серьезно? Как это может быть правдой?)
Awfully sorry, Malia. Sure I’m kidding. Forgive me. (Ужасно виноват, Малия. Конечно, я шучу. Прости.)
– Who is it? (Кто это?)
– My girlfriend, Lisa. Ex-girl-friend. (Моя девушка, Лиза. Бывшая девушка.)
– No! Come on, run after her! Tell her we are not lovers, just friends! (Нет! Давай, догони ее. Скажи, что у нас ничего не было, мы просто друзья!)
– Sorry, it doesn’t matter what we are. She won’t believe me anyway. Get ready, we are leaving. I’ll bring you home. (Извини, не важно кто мы. Она все равно не поверит. Собирайся, мы отправляемся. Я отнесу тебя домой.)