Маючая Елена : Я - Кит

Очень краткая повесть (или невесть) о моей жизни.


Глава 1. Кит растёт

Я родился очень маленьким. Таким маленьким, что акушерка сказала моей матери «навряд ли». А я взял и выжил. Но почему-то долго не хотел разговаривать: ни в год, ни в два, ни в четыре. Мама меня очень уговаривала и водила по врачам, а потом к лохматой черной бабке, но я не сдавался и молчал. Пока однажды не проговорился. Я сидел на диване и смотрел телевизор. И вдруг показали кита. Он плыл по своим делам, но неожиданно остановился, сказал мне «здравствуй» и помахал плавником. И я проговорился. Соскочил с дивана и заорал «привет». Громко-громко, чтобы кит услышал. Из кухни прибежала мать: плакала, обнимала и загораживала экран. Я отталкивал ее, брыкался и повторял «кит, кит, кит!». После этого случая молчать я разучился, а мать стала звать меня Китом.
Я рос. Очень быстро. Но учителя физкультуры этого не замечали и ставили в шеренгу последним. А еще меня били. Все кому не лень. Наверное, просто не видели, что я кит. Я не сопротивлялся и рос еще быстрее.
Китам положено много кушать. Но еды не хватало. Мать пекла лепешки из серой муки, жарила птичий фарш или делала из него фальшивые пельмени. Я очень хотел съесть и свою порцию, и мамину, и попросить добавку, но ни разу так не сделал. И рос ещё и ещё.
Но по-настоящему большим я стал, когда заболела мать. Её очень сильно лечили. Так сильно, что у нее выпали волосы. Но это всё равно не помогло. Она вернулась из больницы, легла на кровать и больше не вставала. Ухаживала за ней двоюродная тётка. Сначала она приходила часто, а потом, когда рядом с матерью стало невозможно дышать, все реже. И тогда за матерью ухаживал я. Я старался не смотреть ниже ее живота, а она старалась не смотреть мне в глаза.
– Много крови? – спрашивала мама.
– Нет, совсем чуть-чуть, – врал я, разглядывая алое содержимое судна.
Через пару месяцев мать начала кричать. И материться. Хотя до этого не материлась.
– Больше коли, больше. Пиздишь, поди, мой морфий и продаешь, а я тут кровью серу. Какая же ты медсестра, ты – блядища в белом халате! – и пыталась ударить.
Медсестра просила меня подержать мать, вгоняла иглу в серо-голубую вену, вводила лекарство и торопливо уходила. А я рос. Мог целую ночь просидеть рядом с матерью, а утром пойти в школу. Мог не мечтать о том, что она выздоровеет. А еще смог не заплакать, когда она умерла.
– Какой ты у меня большой, – сказала мать накануне.
Но она даже не представляла, насколько большим может быть кит в двенадцать лет. И еще, что китам полагается плакать только в воде – тогда не видно слез. Поэтому я не плакал. И только после похорон, когда пришел домой и увидел сдвинутые столы, на которых еще пару часов назад стоял гроб, набрал ванну и долго лежал на дне, периодически всплывая, чтобы глотнуть воздуха.
После смерти матери меня забрала тётка и поселила в летней кухне – крохотной и заваленной всяким барахлом. Я хотел остаться в нашей квартире, но это оказалось невозможным – тётка её сдала.
– Кто тебя за так кормить будет? – объяснил мне тёткин сожитель.


Глава 2. Кит вдыхает

Свобода – это когда ты никому не нужен. И, главное, самому себе. Я был абсолютно свободен. Особенно после обеда, когда заканчивались уроки. Я шлялся по дворам или сидел среди барахла. Было скучно. Однажды я залез на чердак пятиэтажки – решил проверить, боюсь ли высоты.
– Ты кто такой? – спросил незнакомый пацан, когда я поднял люк. – Чего потерял?
– Я Кит. Вниз посмотреть хотел. Можно?
– Валяй, – кивнул он и сел на пол в углу.
Я подошел к краю. По улице шли маленькие люди и большие тени. По теням проезжали машины. Тени клевали голуби. Тени врезались друг в друга. А люди ничего не замечали.
– Эй, Кит, кончай дрочить. Иди сюда, – позвал пацан. – Садись. Будешь? – и протянул пакет и тюбик «Момента».
Сомнение.
– Не ссы. Забалдеешь.
Вдох. Вдох. Вдох. Вдох. Вдох.
Тени поднялись на крышу. По ноге поползли десятки жуков. Из школьного ранца вылез здоровенный сверчок.
– Еще! Вдохни еще пару раз! – приказал он.
Вдох. Вдох. Вдох.
Тени прибили в небе второе солнце – яркое, вязкое, веселое. Жарко. Руки тают, как пломбир. Сверчок жадничает:
– Эй, хватит, хватит. Харэ на первый раз, – и стаскивает пакет. – Завтра ты клей приноси…

Вдох. Вдох. Вдох. Вдох.
Сентябрь. Бабочки облетели.

Вдох. Вдох. Вдох. Вдох.
Октябрь. Лёд пьет из луж.

Вдох. Вдох. Вдох.
Ноябрь. День ослеп.

Тётка что-то замечала. Чтобы не потерять эту свободу, я возвращался не слишком поздно. Делал вид, что думаю над задачей по математике, а сам тупо пялился на тряпье, пустые банки, сваленные в углу доски и ждал прихода нового дня, который, как и другие, пах «Моментом».

Вдох. Вдох. Вдох.
Меня нашли рядом с ним. Я сидел и смеялся. И он смеялся, только беззвучно. На головах у нас были пакеты. Врачи говорили, что мне не хватило пары вдохов. Как ему.



Глава 3. Кит выдыхает

Выдыхал я долго. Сначала в психушке, а потом в спецшколе – из обычной выгнали за неуспеваемость. Всё справедливо, после «моментальной» осени начались проблемы с памятью. Среди придурков я считался почти гением. Тетка мной даже гордилась – из двоечников я сделался хорошистом, а то, что вместо физики и химии преподавали труды, ее не беспокоило. Наоборот.
– Хоть руками зарабатывать научат. Ну ее нахуй эту химию! Вон, дохимичился до психбольницы. Ну ее нахуй, – подбадривала она. – Всё равно после школы работать пойдешь, не в институтах же тебя учить.
Сожитель, кстати, уже другой, поддакивал:
– В завод иди. Учеником. Нам рабочие во! как нужны.
«В завод» я не хотел. Я хотел снова вдыхать или хотя бы в свою квартиру. Среди кучи хлама на летней кухонке я казался себе очень маленьким. Таким, каким родился. Может, так оно и было.
В шестнадцать лет образование поставило на мне крест. И заводы тоже. Потому что сотрудников отдела кадров пугал аттестат спецшколы. Выдох. Я перестал уменьшаться.

Выдох. Выдох. Выдох.


Глава 4. Кит барахтается

Но учеником меня, в конце концов, приняли. В сапожную мастерскую. И мне понравилось. Я даже проникся. Потому что в меня там поверили. Мне поручили набойки и закуску. Набоек было всего два вида – полиуретановые и металлические, а закуска вообще одна – «Сельдь в томатном соусе». Я мог бы достичь больших высот в сапожном деле, но не судьба – вмешалась тетка, случайно заглянувшая в мастерскую.
– Ах ты, пиздёныш! Я-то думаю, чего он в сапожники подался?! Опять токсикоманишь?! – завизжала она, принюхавшись. – А ну, марш домой!
Потом я работал грузчиком. Правда, намного меньше, чем сапожником. Киты, конечно, очень сильные, но фляги со сметаной и молоком сильнее. В начале смены я вполне удачно с ними боролся: хватал за ручки и пёр в отдел. Но в конце дня фляги не менее удачно боролись со мной: висли на пояснице и заставляли трястись поджилки. А одна даже выкинула за пределы магазина – взяла и вылила всю сметану на пол.
Еще я мыл машины – на светофоре подбегаешь к тачке поприличней и драишь стекло. И тебе несложно, и водителю открывается совсем другой мир. Платят часто, но не всегда. По ногам проезжают редко, но метко. А в гипсе между машинами не попрыгаешь.
После я торговал на рынке. Метлами и снеговыми лопатами. Летом – метлами, зимой – лопатами. Утром принял 100 метел, вечером сдал тридцать – получи процент с семидесяти. Простота. Любой выпускник спецшколы справится. И я справлялся. Пока однажды зимой хозяин не привёз новые лопаты. Выгрузил, сказал цену и уехал. А я её забыл, память-то у меня «вдохнулась», а назад не «выдохнулась». Киты умные, цену на глаз определить могут. Я прикинул. Тут как раз оптовик. А вечером хозяин меня уволил, сказал: «Хуевый у тебя глаз, Кит. Мне эти лопаты дороже обошлись, чем ты их двинул». И вместо процента пинка дал.
Тогда я взял отпуск. Сначала за свой счёт, а потом за счёт тётки. Устал.
Хотел махнуть к океану и найти того, другого, кита, но у тетки что-то с финансами не срослось. Пришлось отдыхать бесцельно. До восемнадцати лет. Пока тетка не отдала ключи от квартиры и не перестала кормить.


Глава 5. Кит – младший офисный сотрудник

Прежде квартира казалась меньше. Может, оттого что я был большим-пребольшим, может, потому что мебель куда-то исчезла. Я вёл активную половую жизнь: сидел на полу, ел на полу и спал на полу.
Вскоре меня нашла работа. Сперва поманила из одной газеты, на которой спал, потом из другой – мне в нее семечек насыпали. Это был знак. Работе требовался Кит. «Примем в офис на должность младшего сотрудника молодого человека без вредных привычек». Я подходил по всем статьям.
Как-то достали базары, магазины, улицы, хотелось в тепло, в свой кабинет. Поэтому на собеседование я принарядился. Надел половину костюма – брюки, рубашку и надраил до блеска ботинки. Это было моё первое собеседование, я очень волновался.
Меня взяли. И попросили одеваться попроще, потому что в обязанности входило всякое: выносить мусор, подметать крыльцо, за пиццей бегать, машину шефу мыть, или быть курьером, да много чего. Навыки, полученные на предыдущих работах, оказались нелишними. Кабинет младшему сотруднику не полагался.
– Зачем он тебе? На жопе сидеть всё равно не будешь, – пояснили мне.
И я действительно не сидел. С утра я бежал за работой, но быстро выматывался так, что работа начинала бежать за мной. Больше всего нравилось доставлять документы. Можно было соврать, что сломался автобус, и послоняться по городу. Особенно я любил заходить в чебуречную. Когда-то несколько раз был там с матерью. Удивительно. Многое утекло: на материной могиле стала совсем взрослой берёзка, я – снова маленьким, люди ушли, оставив одинокими тени, птицы улетели в другие края, забрав остатки прошлой жизни… А вкус чебуреков не изменился. Когда ел их, казалось, что вот сейчас, сейчас сюда войдёт молодая женщина, держа за руку худенького мальчишку, и спросит его: «Хочешь чебурек, Китёнок?». Конечно, никогда такого не будет. Просто казалось.
Платили сносно, поэтому через полгода в квартире поселились диван, табурет и глобус. Хотя глобус я не покупал. Я его спас. Его выбросили на помойку, я шёл мимо, увидел и подумал, что это как-то жестоко.
Примерно через год мне стало грозить повышение. Из младшего офисного сотрудника должен был стать начальником младшего офисного сотрудника – завхозом. Но я отказался. Испугался, что разобьюсь о карьерные камни. В этой организации подсиживали, грызли, гноили, стучали и только потом работали. На мою же должность никто не посягал, и я решил не плыть против течения.


Глава 6. Таня

Её назначили новым боссом. Я написал её имя на руке – Таня. Чтобы не забыть. Я всегда так делал, с памятью на имена было особенно туго. Она заметила.
– Так зовут твою девушку?
– Нет, вас, – честно признался я.
Она посмотрела на меня. Не так, как на других сотрудников. По-другому.
– Не забивай голову ерундой. Я старше тебя. К тому же я твой начальник.
И тогда я тоже посмотрел на Таню по-другому. И увидел, что она младше меня, что ей вовсе не тридцать два, и несколько морщинок вокруг ее глаз – это просто недоразумение.
Через неделю я сильно простыл и не смог доставить документы по нужному адресу. За ними приехала Таня.
– Остальные все заняты, – сказала она. – Ты очень бледный. Чем ты лечишься?
Я показал упаковку аспирина.
– И всё?
Я кивнул. Таня ушла, а через десять минут вернулась с лекарствами и мёдом.
– Вот эти три раза в день, – объясняла она, сидя на краешке дивана. – А эти дважды…
Я не слышал больше ничего, целовал её, всю-всю. Я видел, как надо, в порнофильмах. Это несложно. Надо просто водить языком туда-сюда и еще по кругу. И не нажимать сильно…
А после она лежала рядом и тихо плакала.
– Я никому ничего не скажу, – успокаивал я её. – И я могу уволиться, только скажи. Я даже могу уехать далеко-далеко. К океану. Я всегда хотел уехать к океану…
– Меня никто туда не целовал. Даже муж, – наконец отозвалась она. – Я не думала, что может быть так хорошо.
Потом мы снова любили друг друга. Таня очень старалась, хотя это было абсолютно лишним и только подчеркивало, какая она маленькая. Просто девочка. Маленькая девочка, которой хочет казаться взрослой…
А потом, когда она уехала, я посмотрел на себя в зеркало. И не узнал. Таким большим я не был, даже когда умирала мать, просто какая-то громадина, заполнявшая собой комнату, город, мир. «Таня» можно было стереть, смыть, содрать, вырезать – всё равно я никогда бы её не забыл.


Глава 7. Снова Таня

– Я очень боюсь лошадей, – призналась Таня, когда мы проходили мимо пони. – Даже таких. Они только с виду добрые. Мне одна гадалка нехорошее предсказала. Посоветовала держаться от лошадей подальше.
– Вот и держись.
– Я и держусь. Только, знаешь, всё равно хочется подойти и погладить. Назло гадалке, – она решительно шагнула и протянула руку к лошадке.
Та дернула головой и цапнула Таню прежде, чем стоящий рядом хозяин успел среагировать.
– Вот сука! – выругалась Таня, а потом рассмеялась. – А ведь сбылось предсказание. Вот и не верь после этого гадалкам. Она же ясно сказала: «Страшная лошадь будет на твоем пути». Так и есть, смотри: ножки коротенькие, пузатая и репьи в хвосте. У-у-у, пугало, – и показала пони язык.
Таня, и правда, была маленькой девочкой. И поступки, и мысли ее были нелогичны. Сначала думала, что я альфонс. Потом поняла, что меня не интересуют её квартира и машина. Ещё чуть погодя стала таскать по магазинам, пытаясь купить мне то джинсы, то часы, то телевизор. Я отказывался, она обижалась. Говорила:
– Ты просто не хочешь зависеть от женщины, которая намного старше тебя.
И я смеялся. Потому что зависел от неё сильнее чем, от самого себя.
Иногда мы были очень близки, иногда она старалась убежать.
– Я тебе изменила. С одним бывшим.
– Зачем?
– Потому что ты мне не пара. Нам всё равно придётся расстаться. Это глупо. Просто теряем время. Тебе-то что, у тебя его много впереди. А мне надо спешить…
Я не мог даже разозлиться.
– Ну и как? Понравилось?
– Нет.
И мы становились еще ближе.
Как-то она спросила:
– Ты счастлив со мной?
– Очень.
– Тогда это скоро закончится.
– Почему? – удивился я.
– Счастье не может длиться долго. Ну месяц, ну два, ну три. Не больше. Иначе это уже не счастье.


Глава 8. Пока незаконченная

Но это было именно счастье. И длилось оно всего два с половиной месяца. Как и положено настоящему счастью.
– Не могу не поехать. Она моя подруга. И потом, я же всего на пару дней. Отметим ее день рождения и сразу назад.
И улетела в Пермь. Где её уже ждала «Хромая лошадь». Она заманила Таню, а назад не выпустила. Многим разрешила выйти, а ей нет…


По комнате иногда ходит Танина тень, трогает мои вещи и шепчет:
– Знаешь, просто хотелось подойти и погладить… Мне надо спешить… Ты счастлив со мной?..
А я так и остался огромным. Громадным китом, которому тесно в комнате, в городе, в мире. И которому надо плыть. Пусть не сейчас, не сразу, но надо. И, наверное, я поплыву. Все киты куда-то плывут.