Припадок спокойствия : Про сукобаб, не, про бабосук

По стене короткими перебежками, словно разведчик на вражеской территории, двигался коричневый, упитанный таракан. Во время остановок, он настороженно водил усами по сторонам, будто изучал местность, и после этого давал себе отмашку на очередной рывок. Две третьих стены одетой в серо-голубые узорчатые обои были уже позади, и теперь насекомое готовилось к последнему, заключительному рывку к стоящему у окна старому шкафу.

Квасницкий оторвал глаза от листа бумаги, на котором был набросан какой-то план, бессильно откинулся в кресле, и закинув руки за голову, глянул в окно. За окном играла цветами и листьями, каждый год молодая, каждый год сулящая неясную надежду весна. Квасницкий втянул ноздрями пряный, аромат цветения льющийся через открытую фортчку, и на секунду ему сделалось так горько и тошно, что он поторопился опять склониться над столом, зажав в руке карандаш.

- Сука, - обращаясь неизвестно к кому, ведь в комнате никого не было, сказал Квасницкий, и сразу же добавил, с некоторым извращенным удовольствием оттого, что имеет теперь на это полное право слово. - Блядь.

Эпитеты эти относились к Ирине Петровне Колотуевой, которая не далее как вчера оставила Квасницкого, сбежав к директору по маркетингу Расторгуеву торгового дома "Империал", который кроме квартиры и автомобиля "Тойота", ничем, по мнению Квасницкого не обладал. На самом деле, как шептались молодые продавщицы в торговом отделе холдинга, у маркетолога был неплохой двадцатипятисантиметровых хуй. Сказать по правде, у Расторгуева было всё, что нужно для счастливой жизни - здоровое упитанное тело с лоснящейся и вовремя улыбчивой рожей, машина, квартира, деньги, хуй и любовь начальства. Всего этого не было у Квасницкого. Он был беден, бледен, образован, воспитан, неспособен содержать женщину, и поэтому делал ставку на любовь, однако вчера эта ставка проиграла. Когда позапрошлой ночью он скатился с насупленной гражданки Колотуевой на мятые и мокрые от пота простыни, то после жалкого извини. вместо обычной истерики недоебанной бабы получил в ответ гробовое презрительное молчание. Видать в тот вечер и было принято гражданкой Колотуевой болезненное для Квасницкого телопереносное решение. А ведь он её любил, и готов был состарится вместе с ней в его однокомнатной хрущевке возле Савеловского парка (идти тридцать минут от метро пешком). Теперь видимо не судьба. Все планы были порушены, жизненная программа сбита, и чтобы восстановить справедливость, Квасницкий видел лишь один вариант - убить соперника. Поэтому он рисовал карандашом план стоянки и окрестностей, обдумывая в каком месте удобнее всего будет встретить Расторгуева, чтобы превратить его самодовольную блинообразную рожу в растекшуюся по асфальту от кулаков Квасницкого кровавую лужу. В груди у Квасницкого адски жгло, особенно когда он представлял, как гражданка Колотуева ложиться в постель с Расторгуевым, и тот гладит её по голой спине волосатой рукой, а затем схватив за волосы, гнет её голову к своей промежности.

- Убью, - вскричал Квасницкий, и взвившись ударил кулаком по столу.

Таракан испуганно замер, и в этот момент дикие, шарящие по окружающей мебели глаза Квасницкого встретились с глазами таракана. Это был неравный бой. Взбешенный человек, и испуганное насекомое. Квасницкий победил, он чувствовал это. Ему вдруг показалось, что таракан и есть то существо, которое воплощает в себе суть всех таких как Расторгуев, и испытывая редкий для себя душевный подъем и брезгливость, Квасницкий схватил лежащую на столе книжку и запустил ею в стену. Таракан трусливо ретировался, и Квасницкий войдя в раж принялся метать в стену все что было на столе - ножницы, стопку бумаг, томик Байрона, расчетную книжку за электричество, и перочинный нож. Он кидал и с каждым броском чувствовал, что освобождается от тяжести ситуации, от любви, зависти, от ненависти и злобы. Он понял что конце концов он не самое ничтожное и слабое создание на Земле. Он был в этом уверен.