bomodskiy : Хижина на берегу моря [1]

Призывая к порядку, председатель, Макар Романович Дубина, барабанил молотком по жестяному конусу. Участники собрания выстроились меж рядов и трижды стукнули себя кулаком по лбу в знак приветствия. Председатель ответил тем же, поднялся по лестнице и занял место на трибуне под самым потолком.

- Начнём с главного, - сказал он, - на этой неделе невыполнение плана потребления у пяти человек. По бытовым приборам и по хозяйственному инвентарю.

Председатель зачитал фамилии виновных, в их адрес посыпалась ругань. Некоторые участники собрания поднимались со своих мест, чтобы ударить нарушителей общественного порядка или плюнуть в их сторону. Последние потупились, их лица багровели от стыда.

- А теперь, - Дубина поднял руку, шум стих, - я хотел бы услышать объяснения.

Первым поднялся худой и долговязый парень, Витя Авосов. Сидящий позади передовик потребления Алексей Гной толкнул его ногой в спину.

- Внимательно вас слушаю, - сказал председатель.
- В этом месяце, - тихо проговорил Витя, - я не купил метлу и чайник.
- Расскажите собранию, что вам помешало выполнить доведённый до вас план?
- Я ухаживал за больной женой и не смог выстоять очередь в магазине. К тому же мой чайник ещё не сломался, да и метла…..

Он не успел договорить, в аудитории поднялся шум. Снова посыпалась ругань.

- Из-за таких как вы, - председатель говорил нарочито и громко, - заводы по утилизации не выполняют план, а у производственных предприятий образовываются излишки! Мы не допустим, чтобы вы спокойно продолжали подрывать государственную деятельность. Десять дополнительных порций информационной пищи в следующую неделю!

В аудитории поднялся шум, вкинув руку, председатель обратился к Виктору:
- Ваши товарищи правы, этого мало. Пятнадцать! Пятнадцать дополнительных порций информационной пищи. Также, вы должны наверстать задолженность потребления.

В знак повиновения Виктор два раза стукнул кулаком по лбу и вернулся на своё место.
Подобные наказания настигли и остальных нарушителей плана потребления.

***
Они миновали Проспект Информации. На длинных прямоугольных экранах диктор новостей подытоживал сводки последней недели. Прохожие шли, уставив взгляд в свои пады, оттуда велась синхронная трансляция. Борис и Виктор держали их перед лицом и тихо переговаривались.

- Чем Вера больна? - спросил Борис. – Почему ты не отвезёшь её в госпиталь? За ней бы там организовали уход, и у тебя бы не было просрочек с планом.

- Она не хочет, - Виктор перешел на шёпот, – спрашиваю, что у неё болит – не отвечает. Лежит в кровати и в потолок смотрит. Белая, как мел, почти всё время молчит и искоса на меня поглядывает. Странным таким взглядом, потом плакать начинает. Ничего не понимаю.

- Говорю тебе – в госпиталь её и все дела. Сама не желает, санитаров вызови, они доставят.
- Пытался, - вздохнул Виктор, - она разрыдалась, умолять начала и волосы, словно сумасшедшая рвать. Говорит, что там её убьют.
- Эмоции и чувства не могут мешать планам потребления и производства, помнишь? Это грубейшее нарушение кодекса. Сильно ты, друг, рискуешь.

Виктор ничего не ответил, потому что напротив остановился патруль информационной полиции. Борису, Виктору и ещё двоим прохожим приказали остановиться и повернуться спиной. Луч инкодера прошелся по их затылкам. На экранах полицейских падов появилась информация. Одного из прохожих арестовали, остальных отпустили.

- М-да, - протянул Борис, когда патрульная машина скрылась из виду, - хорошо, что Дубина не спросил тебя, чем она больна, тогда бы ты в информационный карцер попал. Пару недель в экранизированных стенах и ты другой человек! По крайней мере, перестал бы так много думать, - Борис улыбнулся, - может быть даже передовиком потребления, как Гной. Его три раза через инкарцер пропускали. Или…

- Знаешь, что она мне вчера сказала? – перебил его Виктор. – Ни с того ни с сего спросила известно ли мне кто я такой?

- В каком смысле?

- Мы работаем на заводах, - говорит, - принимаем информационную пищу, выполняем планы по потреблению, посещаем собрания. Но если отделиться от всего этого, кем мы будем? Что тогда останется?

- Да всё здесь ясно, - немного поразмыслив, ответил Борис, - собой и останемся. Ты – Виктором, я – Борисом. Друзьями детства, живущими в четырнадцатом округе центральной зоны. Слесарями завода имени Святого Незнания. Что ещё можно добавить?

- И я в таком духе ответил, а она глаза закрыла, заплакала и больше ничего не сказала.

Они свернули в переулок Прославления Грани и остановились возле кафе.

- Выпьем яичный коктейль, - предложил Виктор, и они вошли.
- Давай-ка сменим тему, - Борис говорил и смотрел в меню, - за такие разговоры одним инкарцером не отделаешься, в тюрьму угодить можно.

- А потом, - не обращая внимания на просьбу, продолжал Виктор, - она меня среди ночи разбудила и шепотом говорит, что, мол, неужели я ничего не понимаю. Что все мы машины потребления, инструменты производства и пожиратели информации. И что она догадывается…

Борис отрицательно замотал головой и поднёс палец к губам.
Подошедший официант дважды ударил себя кулаком по лбу в знак приветствия и осведомился, что будут заказывать гости кафе.

- Два яичных коктейля, - сказал Виктор. Официант поклонился и ушел.
- Не хочу ничего слушать! – в тоне Бориса чувствовалось раздражение.
- Мне больше не кому об этом рассказать, - понурив голову, сказал Виктор, - я не знаю что делать.
- Ты знаешь правила, - Борис резко встал из-за стола. – За попытки заговорить на подобные темы, я должен доложить на тебя в течение часа. На этот раз, я промолчу, но больше никогда не пытайся затрагивать этот вопрос. А что нужно делать, я тебе уже сказал. Ты переутомился, выспись и мозги в порядок переведи. Вера твоя точно тронулась, если городит такую чушь. Ты уж мне поверь, я несколько раз видел подобное.
Официант поставил на стол два яичных коктейля. Не притронувшись к своему стакану, Борис вышел из кафе.

***
В дальнем углу комнаты сидел человек в истёртом комбинезоне серебряного цвета, на коленях у него лежал шлем от мотоцикла. Аккуратными движениями он размешивал кофе, иступлено наблюдая за перемещением пены в кружке.

- Нет, без него я не согласна, - в тоне Веры чувствовалась твёрдость. – Он не подведёт, я уверена - он способный. Кроме того, не забывай – Виктор мой муж.

Человек посмотрел на Веру, во взгляде его читалась мольба.
- Мы не можем себе позволить пойти на такой риск. В первую очередь он звено системы, только потом твой супруг.
- Марк, - Вера укоризненно посмотрела на гостя, - ты ещё не понял, что я не веду переговоры? У тебя не получится уговорить меня, прости.

Вера выглядела болезненно, щёки её впали, кожа приобрела желтоватый оттенок. Последние несколько дней она почти не ела, нездоровая истощённость бросалась в глаза. Каждая новая порция информационной пищи угнетала её больше прежней, но пропускать приёмы она не могла.

- Ты погибнешь здесь, - грустно заметил Марк. – Долго притворяться у тебя не выйдет. Подумай хорошо, неужели это того стоит.
- Тебе не о чем беспокоиться. Я неплохо справляюсь, как видишь.
Марк подошел и бережно погладил Веру по ломким как солома волосам.
- Хорошо, - тихо сказал он, - мы проверим его четырёхчасовым методом. – Он вздохнул,- неизвестно, во сколько жизней это обойдётся в случае провала.

Марк наклонился и бережно поцеловал Веру в щёку.
- Ты же прекрасно понимаешь, что я не смогу бросить тебя, сестра.
Вера посмотрела на брата и грустно улыбнулась.

***
Зажав под мышкой коробку с новым чайником, Виктор спешил на поглощение штрафной порции информационной пищи. В голове прочно засела фраза Бориса о сумасшествии Веры. Виктор тщетно пытался отыскать другие объяснения странностей её поведения. В конце концов, он решил, что, пожалуй, друг оказался прав. Мысль о том, что жена сошла с ума, угнетала его. Он не занял, как должен поступить.
Виктор вбежал в квартиру, на ходу снял обувь и кинулся и инфовизору. Он сунул голову в обрамленную резиновой каймой трубу с экраном на противоположной стороне. Щёлкнул фиксатор, механический голос возвестил о начале приёма информационной пищи.
По окончанию сеанса Виктор вошёл в комнату Веры. В его голове ещё вертелись «съеденные» им слова и образы, - истинны, которые становились частью его сознания. Виктор осмотрелся: застеленная кровать и полупустые шкафы. Веры в комнате не было. На столе лежала записка: «Никому ничего не сообщай. Люблю. Вера».

***
Полковник Феликс Мартов, начальник сыскной полиции, не спеша просматривал суточные сводки. После вчерашнего дня рождения супруги жутко трещала голова. Под страхом тюремного заключения он всё-таки рискнул раздобыть запрещённый препарат – водку. Его информатор достал ему целых пятьсот грамм, пришлось раскошелиться.

В кабинет вошел капитан Левкин. В папке бумаг мелькнул знакомый ярко зелёный бланк регистрации отключения.

- Ещё одно, Феликс Дмитриевич, - стукнув кулаком по лбу, он протянул начальнику бланк.
- Личность установили? – Мартов говорил, не отрывая от бумаги похмельный взгляд.
- Через пять часов обещали выдать, - капитан отвечал вытянувшись в струнку. – Пока что известно, что отключение произошло в четырнадцатом районе центральной зоны.
- Подготовь список выездов по всем границам города. Держи вопрос на контроле, как установят личность – сразу ко мне.
- Слушаюсь, - отсалютовав известным образом, капитан покинул кабинет.

***
Марк открыл дверь квартиры, они вошли. Старый перекошенный дом располагался в сороковом округе северной зоны, в километре от городской черты. В этих местах проживали работники угольных шахт и химических заводов. Как правило, бывшие заключённые признанные опасными для общественного строя.

- Как ты себя чувствуешь? – спросил Марк.
-Лучше, - Вера легла на диван и прикрыла глаза. – Кажется, выживу, хотя ещё вчера мне так не казалось.
- Ты принимаешь таблетки точно по графику? - Марк зашторил окна и ещё раз проверил дверь.
- Да.
- В таком случае не беспокойся. Мы все через это прошли. Состояние отвратительное, но скоро пройдёт. Извлечение блокирующей точки – колоссальный стресс для организма. Изменяется биоритм, мозг перестраивается на заложенные природой параметры.

Марк сел за стол в дальнем углу комнаты и принялся что-то печатать.

- Подмену поставим здесь. Я уже сообщил нашему хирургу. По сравнению с извлечением – плёвое дело.
- А это обязательно? - вздохнула Вера. – Я сума сойду, если ещё раз придётся вытерпеть такую боль.
- Как раз наоборот, милая. Ты обретёшь ум, а не потеряешь его, - Марк пустил текст на печать, в дальнем углу комнаты заскрежетал принтер. – И да, это обязательно. Без подмены первый попавшийся патруль просканирует твой затылок и заметит отсутствие точки. И тогда…
- Ладно. Всё понятно. Я немного посплю, устала смертельно.

Марк укрыл младшую сестру пледом и нежно поцеловал в висок.

***
Виктор исступлённо смотрел на циферблат.
В течение четырёх часов после исчезновения Веры он должен был известить сыскную полицию. В противном случае он будет привлечён к ответственности как соучастник. Несколько раз Виктор подходил к двери, но возвращался обратно. Какое-то незнакомое чувство сдерживало его. Он убеждал себя в том, что Вера сошла с ума и ей нужна помощь. Он также признавал, что и сам не вполне нормален, если впервые в жизни раздумывает над необходимостью соблюдения закона. Рядом с ним на кровати лежала записка. Источник иррациональных мыслей и непонятых чувств. Он перечитывал её, словно желая разгадать отсутствующий там шифр. До истечения срока оставалось чуть больше часа. Виктор поднялся, медленным шагом подошел к двери, открыл замок и вышел на улицу.
В его глазах стояли слёзы.
***
- Вера Авосова, - капитан Левкин положил на стол папку с досье. – Распределитель на косметической фабрике имени Великой Провидицы. Сирота. Родителей стёрли после второй чистки Великого Мастера. Брат умер за год до этого. Отключилась она основательно, сигнал не восстановлен и не пеленгуется. Очень похоже на извлечение.

Полковник Мартов внимательно изучил бумаги.

- Муж?
- Слесарь на заводе Святого Незнания. По оперативной информации - немного чокнутый: высказывал бредовые идеи, пытался обсудить с другими членами общества. Систематический нарушитель планов потребления, на производстве числится как ненадёжный. Эмоциональный. Не в состоянии совладать с чувствами.
Левкин положил на стол ещё одну папку.

- Квартиру проверили, - не отрываясь от чтения, спросил Мартов.
- Только что вернулись. Пусто. Далеко уйти он не мог, так как недавно принимал штрафную порцию информационной пищи. И вот что странно, - капитан нагнулся над столом и заговорил полушёпотом, - он тоже недавно отключился, но иначе, не так основательно. Время от времени пробивается слабый сигнал, определить местонахождение не успеваем. Такое ощущение, что он без сознания.

***
Машина Анны Кроснер, студентки факультета Идеологической Поэзии в Институте минимального знания свернула в скоростной ряд. Свернувшись калачиком, на соседнем сиденье лежала кошка Муза – единственная подруга Анны.

- Знаешь, Муза, - обратилась к кошке хозяйка, - в детстве, после Великого Сожжения Прошлого, я нашла обгоревший кусок книжной страницы. Его ветром по мостовой несло и прямо к моим ногам. И как ты думаешь, что там было написано? - Муза тихонько урчала и смотрела в пол, Анна с чувством продекламировала:

«В этой жизни умирать не ново,
но и жить, конечно, не новей».

- Ну как тебе? Что? Не посадят меня в тюрьму, не переживай. Ты же никому не расскажешь? Вот и прекрасно. Интересно, почему мы не изучаем такие стихи? Ведь кроме Великого Мастера, Провидицы, прославления Потребления и Информации есть другие темы. Что? Спросить у отца?

Анна грустно вздохнула.
- Один раз рискнула, в четырнадцать лет. Он уже тогда заместителем министра Информации работал. Услышал вопрос – испугался, побледнел. Сказал запрёт меня в больнице, если я скажу хоть слово в этом духе. Больше мы об этом не разговаривали. А ведь из-за этого листика я решила жизнь с поэзией связать.
Муза уснула. Анна посмотрела на кошку и нежно погладила её по голове. Раздался удар, машина остановилась.

***
Виктор брёл погруженный в собственные мысли и потерял сознание, так и не успев понять, что с ним случилось. Выбежав из машины, Анна бросилась к нему и тщетно попыталась привести в чувство. Она взвалила пострадавшего на плечи и кое-как втащила в машину. Повезло, что Виктор был тощий, как палка.
Они подъезжали к больнице, когда Виктор пришел в себя.

- Куда вы меня везёте? – спросил он, удивлённо осматриваясь. – Что произошло? Кто вы?

Анна свернула на обочину и остановила машину.

- Слава Великому Мастеру, вы очнулись, - она повернулась и смотрела на Виктора с водительского сидения. – Мня зовут Анна. Вы переходили дорогу, и я вас сбила. Случайно. Простите, пожалуйста, и, если можете, не заявляйте в полицию. Понимаете, мой отец….

- Который сейчас час? - перебил её Виктор.

Анна ответила. Виктор закрыл лицо руками.

- Что с вами? Вам плохо? Сейчас, подождите, до больницы всего один квартал остался.

- Стойте, - выкрикнул Виктор и поморщился от боли в голове, - пожалуйста, не нужно ехать в больницу.

***
Хирург собрал инструменты в оцинкованный сундук, пожал Марку руку и ушел. Впервые в жизни Вера видела такую необычную манеру прощаться. С бинтовым тампоном на затылке она сидела на диване и пила странный напиток, – горький на вкус, от него слегка кружилась голова и не так остро чувствовалась боль. Марк подошел и сел рядом.

- Вот и всё, - он аккуратно обнял сестру за плечи, - теперь ты относительно свободный человек. Подмену они не пеленгуют, но полицейский инкодер читает её как обычную точку. Завтра привезут новые документы. Теперь ты можешь думать на любые темы и задаваться вопросами, лежащими за пределами информационной долбёжки и потребления продукции.

- Расскажи мне о родителях, - попросила Вера, - какими они были?

Впервые после встречи с братом представилась возможность спокойно поговорить.

- Они были мудрыми людьми, - Марк поднялся и налил себе напиток. – Отец боролся до последнего своего часа, Мама помогала ему. Папа готовил к противостоянию обществу насильственного вживления информации и блокирования разума. «Человеку для счастья, - говорил он, - нужна любовь, свобода, и небольшая хижина на берегу моря. Его просто должны оставить в покое и это всё». Мы постоянно переезжали с места на место, скрывались. Несколько раз отца арестовывали и вживляли блокирующую точку. Мама сама делала ему операцию по извлечению, она была медсестрой. Так продолжалось, пока их не забрали навсегда.

- А ты, - спросила Вера, - как у тебя получилось сбежать?

- Я умер, - Марк грустно улыбнулся. – За год до их последнего ареста отец сумел инсценировать мою смерть. Люди в то время умирали часто, самоубийство считалось рядовым событием. Посмертные документы оформлять не успевали, в них была путаница, это помогло. За месяц до моего отъезда из дома, мама забеременела. Прощаясь, отец только об одном меня попросил: чтобы я разыскал тебя и освободил. Взрослел я в подполье, у его друзей.

- Что случилось с родителями? Они умерли?– Вера допила напиток и попросила налить ещё.

- Их стёрли, - Марк посмотрел на Веру и понял, что она не знает о чём речь. – Полное уничтожение памяти, сведение работы мозга до нескольких элементарных задач. Это высшая мера. Однажды я встретил маму, она подметала улицу в трущобах Южной зоны. Она не узнала меня и не смогла ответить ни на один мой вопрос. Отца я больше не видел.

В дверь постучали: три коротких один длинный. Марк пошел открывать.

- Твоего Виктора нашли, - сказал он, поджигая прочитанную записку. – Как я и предполагал, он создал проблемы.


































< br>









































































< br>