Ген Жэстачайший : Последнее пристанище Валеры

Человек сколько живет? По-разному получается: кто и в школу поступить не успеет (но такое редкость и вызывает ощущение дикой несправедливости), а кто уверенно идёт к своему биологическому концу - под семьдесят и старше. Есть конечно экземпляры, и после ста живут, но таким старожилам, как говаривал мой учитель, спички уже не доверяют.

А к чему это я про жизнь начал, я ведь про смерть рассказать хотел.

Вот помрёт какой человек, и если не сожгут его в пепел, а потом пепел не бросят по-индуски в реку, или по зороастрийски не выставят покойного на съедение хищным птицам, а по-нашему, по-простому в могиле закопают, то тело усопшего со временем до белых косточек истлеет, а кости ещё долго будут в земле лежать. Сгинут со временем и они, но, согласитесь, по человечьим меркам процесс исчезновения останков не быстрый. Потому, вроде, должно выглядеть естественным и привычным, когда будущий покойник сам подбирает себе место погребения; ан нет, если случается иногда рядом с нами такое, смотрим на этого озабоченного, как на чудика.

Вот один, назовём его для простоты повествования Валерой, мужчина предпенсионного возраста (как говорится: не сегодня, так завтра) загорелся идеей обрести это самое место своего будущего погребения. И определил для правильного поиска два фундаментальных аспекта. Если читатель подумает про престижность там или стоимость участка, это не про нашего Валеру. Его, в первую очередь, интересовала структура почв (что кости лучше сохраняются, допустим, в песке или иной сухой земле, было ясно из базовых представлений о египетских пирамидах, но далее, увы и ах, хотелось знать больше) и во вторую - эмоциональный и художественный фактор. Согласитесь, одно дело, когда кладбище расположено недалёко от коровника или городской свалки, другое дело - на утесе у реки или в сосновом лесу. Вот по этим двум элементам и начал искать место своего будущего пристанища Валера. Про землю и прочие физико-химические аспекты разложения (или, может, мумификации) решил изучить основательно в сети, а касаемо природно-художественного фактора, полностью положился на внутреннее чутьё; чего-чего, а в красоте он толк знал.

Работал Валера ревизором в одном министерстве и работа его была связана с длительными командировками да дальними переездами- перелетами. Работал давно, сколько себя помнил, особого продвижения по службе не получил: одно лишь, что пришёл простым, а сейчас подписывался старшим. Может от такой вынужденной мобильности труда, может от того, что жил с матерью в однокомнатной квартире, может от своей врожденной стеснительности, но в личной жизни у Валеры не сложилось: ни жены, ни детей он не имел. Мать умерла десять лет назад, так и не дождавшись от сына внуков, но словно смертью своей сняла с Валериной души камень; если и получалась у него какая редкая связь с женщинами, то он эти встречи так и воспринимал, как случайные, без планов на будущее. Жил отшельником; характер работы, повторимся, тому способствовал. Дома долгими вечерами, в гостинице или поезде, любил почитать историческую литературу, сам сочинял понемногу стихи, но на общественный суд их не выносил, хранил все творчество на флешке. И вот возвращаясь из очередной командировки в самолёте на высоте десять тысяч метров Валера решил окончательно и бесповоротно перевести вопрос из теоретической в практическую плоскость. На счёт своей могилы решил, если я вас запутал. Да ещё, чуть не упустил одну немаловажную деталь. У него в Энске была старшая сестра. Жила она со всей своей многочисленной родней (уже и правнуки были), считай, почти за тысячу километров отсюда на их с Валерой малой родине. Мать перед смертью попросила похоронить среди родственников (знала наперёд, что дочь лучше приглядит за могилой), и воля её сыном была безропотно исполнена. Но Валера, так как мама, не хотел: жил в столице, в столице решил остаться и после жизни.

Первый день по возвращении в министерство у него был занят подготовкой итогового отчета, а уж на следующее утро с легким сердцем Валера приступил и организовал все дело на удивление просто (до очередной командировки оставалась ещё неделя относительно свободного времени). Решив ограничить круг своих поисков радиусом в пятьдесят километров от города, он купил в ближайшем киоске крупномасштабную настенную карту области и с помощью шнурка от кроссовка и привязанного к нему карандаша, очертил круг поисков. Затем выписал десятка два населенных пунктов. При этом отбросил близкие к мегаполису поселения: не сомневайтесь, не пройдёт и сотня лет, как будут они проглочены монстром урбанизации, и что будет построено на месте тех кладбищ, одному богу известно. Вычеркнул бесперспективные умирающие деревеньки, хотя многие из них постепенно превращались и даже превратились уже в новообразования для состоятельных горожан (то ли дачи, то ли летнее жильё), но местные кладбища элиту не интересовали: хоронить продолжали на городских муниципальных. Вынужденно исключил Валера и северо-восточный сегмент карты, там дымил химический гигант. Особо отметил галочкой в списке те места, что имели рядом хоть какую воду: будь то речка или небольшое озерцо. Решил в ближайший выходной сесть на электричку и проехать в первый из списка посёлок.

Пока же до практических шагов ещё оставалось время, Валера между делом погуглил всякие умные форумы, что-то скопировал на комп. Но тема была специфическая и он, не обладая нужными знаниями, в ней совершенно поплыл. Кто-то из авторов утверждал, что "в почве с высокой кислотностью кости сохраняются плохо, зато могут сохраниться некоторые органические остатки. В основных почвах органические остатки разлагаются быстро, зато сохраняются кости." Или как вам это: "Большое влияние на быстроту разложения трупа, а равно и на характер совершающихся при этом биохимических процессов оказывает свойство почвы. Опыты Флека показали, что в хрящевой, крупнозернистой, сухой почве окончательное разложение взрослых трупов происходит до семи лет, тогда как в малопористой, глинистой - девять лет и более..." Поиски, кто есть этот еврей Людвиг Флек, завели в микробиологию, а там стоял сплошной дремучий непроходимый лес. Валера подумал немного и научную часть задачи решил снять; в конце концов, не так и важно сколько и как ему гнить внизу, главное - вид сверху. Зато на смену научной сама собой обозначилась важная практическая часть, а именно: если он найдёт своё место (в этом, как раз, сомнений не было), надо получить разрешение, надо устроить дело так, что в нужное время все пойдет своим чередом: то, что сестра успеет лишь землицы на могилку кинуть (если к тому времени ещё жива будет) - это факт, но отдавать все в руки социальным службам нельзя. Они уж точно ни по каким заранее выбранным кладбищам возить его тело не станут.

Субботнее утро не задалось. Валера проснувшись по пути в туалет заглянул в окно: небо обложило, моросил мелкий дождь; такое чувство, что не середина лета, а конец сентября. Позавтракав на скорую руку, оделся по-дачному и сунул в рюкзак пару бутербродов, пакетик влажных салфеток и термос с кофе.

Пусть простят нас любители динамичных сюжетов, про кофе я должен сказать отдельно. Случись почитать этот рассказ Валере, за что он похвалил бы меня, так за добрые слова о божественном напитке. В разных шумных компаниях, когда ему встречались люди, которые хвастались, что вот уже больше полвека ходят в баню или тридцать лет собирают марки, Валера обычно молчал, но иногда под настроение мог таким гордецам и вспылить: "У меня вторым напитком после материнского молока был кофе". Как все выходило на самом деле, он сам уже не помнил и, по-правде говоря, любил часто выпить более крепкие напитки, но если народ перед употреблением алкоголя, начинал с пивасика, Валера только с кофе, им же всегда и завершал. Про кофе он знал все, последнее время даже хотел бросить своё министерство (однообразие рано или поздно надоедает) и устроиться работать бариста, но останавливал уже недетский возраст. Вы встречали бариста под шестьдесят? Я лично нет, хотя, помню ещё во времена СССР довелось в командировке пить кофе в главной тогда гостинице Еревана "Эребуни": сварил мне чашку божественного напитка красивый седой армянин, навскидку ему было всего лет сорок-сорок пять, не больше. Тогда в Армении пили кофе все: и младенцы, и глубокие старики. Надеюсь, сейчас так же. А Валера знал сотни рецептов, разбирался в сортах и странах, где росло кофейное дерево. "Какие такие сорта,-удивленно возразите,- если есть только Арабика и дикая Робуста?" Вот этот вопрос сходу и выдаст в вас дилетанта. Арабика, она ведь везде разная, хоть в Африке, хоть в Азии, хоть в Америке. Потом ещё важна прожарка; очень тонкое, замечу, искусство. Плюс помол: чтобы грубая фракция сразу осела, а тонкая создала шубу наверху. И специи: если немного добавить, они придадут напитку неповторимый вкус. И способ варки. Валера попробовал все: одно время ему нравились джезвы, потом наступил черёд итальянских гейзеров на пару глотков. Автоматы вообще отдельная тема; их было четыре, но ни один из них его не поразил, и уже лет пять как автоматами Валера не пользовался. А про кофе по-польски, господа, слышали? Однажды некая импозантная дама ранним зимним утром научила Валеру готовить коричневатый напиток в кружке. "Первое, - поучала дама,- нужен тяжёлый фарфор, который держит тепло. Второе - сахар, лучше тростниковый. Сахар, конечно, вреден, но без него кофе пуст: кладём полторы ложки на дно кружки. Наверх насыпем две чайные ложки нашей кофейной смеси. Заливаем кипятком и ждем пять минут. Затем аккуратно, стараясь не повредить верхний слой, размешиваем." Если любите кофе и хотите поэкспериментировать, рекомендую. Только серьёзно отнеситесь к составу смеси и степени.

Валера сошёл с поезда, прошагал в небольшое каменное здание вокзала и спросил у помятого небритого мужичка, сидевшего на лавке и доедающего плавленный сырок , где здесь кладбище. Помятым оказался какой-то Мерзликин, так он Валере представился. Часто ли вам представляются на маленьких вокзалах? Вот то-то и оно. Странно. Хорошо только , что ехал чуть больше часа, а здесь дождя, как и не бывало. Он, Мезликин, спросил у Валеры сигарету и получив отрицательный ответ, совсем не обиделся, а быстро отдолжил денег на пиво. Минут через десять Валера вооружённый достаточными знаниями шел в сторону кладбища. Было ли это предчувствие судьбы? Вряд ли, в списке это был всего лишь первый номер плана, который хотелось осуществить от начала до конца.

На кладбище Валера огляделся. Средних размеров, оно одной стороной уходило в поле, а второй забиралось на самую высокую точку пригорка. С этой точки хорошо был виден городок: в центре бетонные пятиэтажки, белёная церковь, ближе к окраинам бревенчатые и кирпичные дома. Само кладбище было внушительных размеров (может, гектара два), огорожено бетонным забором. Внутри росли березы и если проезжать мимо, издали могло бы показаться, что это березовую рощу оградили забором ради её сохранности. Леса на расстоянии видимости вокруг не было, зато внизу петляла среди полей небольшая речушка. В детстве, когда они жили в Энске, была в жизни Валеры такая же река, любил он плетёным кошиком вылавливать из неё пескарей. Зашёл внутрь забора: могилы как могилы, разные имена, разные лица на надгробиях. Родился, умер. Родился, умер. А когда женился, а когда машину купил, дом справил, про это не пишут. "Память жены и детей", значит, первым умер муж. "Память детей", следом, выходит, ушла жена. Валера словно книги читал, потом решил немного перекусить, присел на ближайшей скамейке, достал термос, налил кофе. Когда пил, услышал голоса. Недалеко разговаривала компания: человека три, четыре, не больше (вероятно, выпивали). Валера не хотел никак себя обозначать ("премудрый пескарь", так иногда отзывались о нем сослуживцы), но один из компании, заметив его, подошёл. В подошедшем не было никакой угрозы, а какую угрозу лично вы ждёте от слегка выпившего человека? Мужчина средних лет протянул руку и представился: "Андрей" (в этом городе все представляются!).
Виктор:
- Виктор.
- Знаете Виктор, мы сейчас поминаем хорошего человека, может немного побудете в нашей компании?
- Почему бы не побыть, побуду.- Согласился Виктор.
- Ну и славно. - И Андрей с Виктором направились в сторону поминавших.
Когда подходошли, кто-то сказал: "По третьей", все взяли в руки стопарики, подали и Валере с Андреем; пол-бутылки разошлись по кругу. Слово взял стоящий справа от Валеры невзрачный мужичок. Кепка, куртка, брюки, ботинки, рука со стаканом: "Спасибо, всем кто пришёл на мои похороны. Впереди большие испытания, не знаю, как все сложится. Одно скажу, никому в той жизни зла не хотел, надеюсь, и у меня и у вас все будет хорошо." Перекрестился, выдохнул и выпил со всеми. А потом то ли разошлись все, то ли исчезли, только остался рядом один Андрей: "Спасибо, Валера, что не отказался. Сам понимаешь, такой повод. Все мы братья. Ну, будь..." Ушёл вослед и Андрей. Валера постоял ещё минут десять, словно пытался собрать в одно несобираемое. Осмотрелся. Могилка, у которой поминали давнишняя, мох уже освоил цементное надгробие. "Мерзликина Вера Афанасьевна. 20.10.1923 - 8.03.1999 Скорбим и помним." Фото на полукруглой вставке пожелтело, только и видны платок и брови покойной. А причём здесь тот, кто тост говорил?

За неполный год объехал Валера все отмеченные в тетрадке места. Разные с ним случались истории (будут, возможно, ещё поводы для новых повествований), и где-то с четвертой-пятой поездки, решил он после посещения кладбища наведываться в местные церквушки. Не всегда было в тех церквях открыто, и тогда Валера просто ходил вокруг и рассматривал архитектуру, а когда мог, обычно покупал свечу, зажигал её и ставил у самой большой иконы. Иконы всякий раз были неповторимы, хотя присутствовал на них один божественный сюжет. Это словно дать в садике детям нарисовать солнце: у каждого своё, но всегда одно на всех, общее.

Приглянулось ему за время поисков три места, и каждое было по-своему красиво и живописно. Только не отпускало мерзликинское. Так стал он про себя называть первое посещённое кладбище. И история с поминовением усопшего не выходила из памяти. А потому решил для себя выбрать его, нутром словно прочувствовал. И как только определился, настала пора практических шагов. Валера бюрократ был знатный ("Служил Валера хлебопёком"), а посему первый звонок сделал секретарше мэра: " Кто у вас занимается кладбищами?" " Запишите номер, Иван Иванович Мерзликин, начальник отдела ритуальных услуг и благоустройства." "Спасибо." И уж после звонок местному начальнику:
-Доброго дня, Иван Иванович. Я из министерства... Хотелось бы встретиться по одному важному вопросу.
-Рад буду помочь, как вас, извините? Валерий Батькович. Рад. Очень рад. Приезжайте. Жду. Когда лучше? В среду. В среду не можете? Тогда в четверг. В двенадцать дня. Договорились. Позвоните минут за тридцать. Удачи.

Дальнейшее общение с Иван Ивановичем проходило не без проблем. С разных сторон оказывалось, что нельзя Валере быть погребённым в этом городке. И самой главной причиной являлось отсутствие, так сказать, исторических корней. Валера уже пару раз выпивал с Иван Иванычем, тот от встреч не отказывался, благодарил премного, но выхода до поры не видел. Пока в последний раз не назвал адресок, где один адвокат (тоже Иван Иванович) брался за небольшое по нынешним временам вознаграждение решить его вопрос. Все дело стоило пустяковых сумм: адвокат предложил купить жильё у местной старушки за недорого, с условием, что старушка спокойно доживет в своём домике. Пришлось оформить счёт в местном отделении банка, положить туда требуемую сумму и составить нотариальное завещание, в котором в случае смерти деньги перечислялись местному похоронному бюро на момент смерти.

Вот с этой самой заверенной бумагой в портфеле и в связи с завершением хлопотливого времени, надумал Валера зайти к бабусе, которую хоть и видел всего один раз у нотариуса, но чьей жилплощадью сейчас, получалось, владел. Бабуся, когда Валера, для порядка постучал и, не ожидая особого приглашения, зашёл в сени, его признала. Валера достал и поставил на стол бутылку белой:
- Давайте, Егоровна, отметим наш договор.
- Из меня, милок, питок никудышный, - сказала бабушка, откуда-то из подола достала Айпад и позвонила. - Вася, забеги ко мне, не мешкай, а то Валера долго ждать не может, у него электричка скоро.
Не прошло и пяти минут, как пришёл Вася, протянул руку, представился:
- Василий.
- Не Мерзликин часом? - спросил Валера.
- Да нет, - Вася вопросу удивился, - Хонякин я. А Мерзликин Петя, он через два дома живёт. Но я с ним не якшаюсь, вроде хлопец нормальный, а как напьётся, так за топор сразу хватается.
Егоровна поставила на стол три стопки и достала холодец из погреба. Валера налил себе и Васе по полной, бабке половинку. Выпили. Вилкой Валера зацепил холодного, разжевал, почувствовал тонкий аромат чеснока. Впервые за много дней наступило умиротворение. В дверь постучали и заскрипели завесы. В солнечных лучах проступил знакомый силуэт.
- Ой, Андрюша пожаловал. - всплеснула ладонями старуха и неестественно засуетилась. Андрей неуловимым движением её успокоил:
- Я не надолго. Хочу забрать у вас Валеру. Нам с ним надобно на кладбище сейчас сходить.

Валера (всю дорогу они молчали и уже почти дошли) решился у входных ворот спросить: "Андрей, а ты кто?" Тот слегка повёл плечом: "Твой ангел". "А что сейчас на земле делаешь?" "Так за тобой пришёл. Мы сейчас два дня ходить по земле будем, где ты сам пожелаешь, потом на небо слетаем, но для начала недавно умерших встретим, пока они в неизвестности своей судьбы пребывают. Там тебе третий тост сказать надобно."

П.С. Где-то ё, где-то е. Грёбаный редактор. Да и я хорош, замучился ошибки убирать. Простите, если что.