Припадок спокойствия : Моцион

Приятель. Он опаздывает сколько я его знаю. Десяток минут украденный у прогулки, не заставит его смутиться и принести извинения. Раньше я ненавидел эту его привычку, но в конце концов свыкся, и теперь завязывая шнурки ботинок и собираясь на променад, лишь делаю прогноз, на сколько он задержится. И знаете, часто угадываю. Вот и сейчас, заметив долговязую фигуру с потухшими глазами, пересекающую по зебре дорогу, я гляжу на белый циферблат часов. Стрелки показывают половину шестого. Я снова черт его дери у себя выиграл.

Приятель тянет вялую кисть приветствия, и мы отправляемся топтать аллею. Говорить сразу не хочется. Нужно прогреть мозг, настроиться, подыскать тему, вспомнить что-нибудь вопиющее или лучше смешное. Такая сложилась у нас традиция. Потом будут расспросы о его семье, вернее о бывшей жене и ребенке, придется осудить её, похвалить сына, и половина пути будет пройдена. Вторая часть будет проходить под флагом политики. Я буду жарко утверждать, что все политики гавно, и приводить подобранные в прессе аргументы. Он будет пугаться моих оценок, своих тающих иллюзий, мрачнеть сопеть не выражая ни согласия ни протеста, и просто идти вперед как сомнамбула. Перед тем как разойтись, нехотя и осторожно со мной согласится, и торопливо сунув руку, уйдет тем быстрым шагом, каким покидают место преступления. Ему не комфортно со мной, мне не комфортно с ним. Почему же мы как два приговоренных каторжника, связанные цепью, ходим на эти прогулки?

- Знаешь, я читал во Франции, болельщик пытался пронести на стадион файер в заднем проходе, а он в момент проверки загорелся.
- Хм, - он недоверчиво косит на меня глазами. - Как же файер мог загореться?
- Не знаю, - говорю, - Может болельщик был голубец, и призывно крутил задницей перед копами забыв о трении, вот фитиль и нагрелся.
- Вряд ли, - подумав говорит он.
Вряд ли, так вряд ли. Зачин написан. Переходим к основной части рассказа.

- Как бывшая? - спрашиваю я, разглядывая людей сидящих за вынесенными из кафешки столиками, мимо которых неспешно фланируем. Вижу пару симпатичных женских лиц. Одна мне улыбается, я скалюсь в ответ, и мы проходим ммимо.
- Просила опять денег. Я дал.
Произносит он это монотонно. Слова выходят из его рта скучной цепочкой. Иногда я сомневаюсь, что он рассказывает о своей жизни, насколько безлико он это сообщает. Вспомнив его бывшую я качаю головой. Смазливая девица с большой напирающей на тебя грудью. Такие прежде всего хотят хорошо жить. Все хотят хорошо жить, но такие хотят этого впереди всех.
- Понятно.
- Это же на ребенка, - оправдывающимся тоном говорит он.
- Не уверен, - говорю.
Бывшая доит его, и не пускает дальше прихожей. Когда он заходит за сыном, то стоит как бедный родственник разглядывая новые обои, и ждет когда бывшая оденет сына. Новый муж из комнаты не показывается. Не снисходит. Чиновник.
Приятель исправно платит алименты, добавляет сверху, если у бывшей хватает фантазии придумать, почему ей надо опять отстегнуть. Он не сопротивляется.
- Сын как?
- Супер! Смотрели с ним в прошлый выходной футбольный матч по телику. Он знает всех игроков высшей лиги. Месси, Роналду, Акинфеев. Понимает тактику команд, врубается в стратегию. Это гены, это у него от меня.
Кажется, разговор о сыне, это единственное, что может его вывести из состояния глубокой заморозки. Он воодушевляется и пыхтит как чайник. Глаза его до тех пор пустые наливаются планами про будущее отпрыска - симпатичного и неглупого пацаненка, который пару раз пытался меня наебать при подсчете очков, одним знойным августовским полднем, когда мы неожиданно пошли все вместе поиграть в настольный теннис в гидропарке. Шарик с сухим стуком падал на стол, мелькали нервные ракетки, малыш раз за разом сдувал со лба прилипшую прядь и улыбался, называя лживые цифры. Я не стал сообщать отцу, который в этот момент пялился на игру за соседним столом. Он все равно нашел бы ему оправдание. Его сын не может мудачить, хотя на самом деле, откуда ему знать, что у него за фрукт растет, если он видит его лишь раз в неделю.

Наша прогулка полна молчаливых пауз, но мы не даем им расти и долго длиться, мы подбрасываем слов в топку, и наш паровоз неспешно движется далее. Перестать мы говорить, и он затормозит, остановится, а нам придется разойтись в стороны. Невзирая на то, что приятелю плевать на мою жизнь, мне в принципе безразлична его, у нас есть общая цель, и эта цель - прогулка.

Когда мы доходим до мигающей вывески пиццерии - наш обычный маршрут - мы разворачиваемся и идем назад. Сейчас гулять одно удовольствие. Зимой было хуже. У него крутая теплая куртка, у меня совсем худая. Мы не могли подобрать темп с которым передвигаться, чтобы одному не было холодно, а второму жарко. Теперь же, когда лето раскинуло по городу свои ништяки, я с удовольствием вдыхаю запахи липы и других растений, названий которых я не знаю, и никогда не соберусь с силами, открыть энциклопедию и про них прочитать. Название не добавляет ничего к их запаху. Вечером людей не много. Завтра всем на работу. Так поздно гуляют или бездельники, или богачи, которые суть тоже бездельники. Мы ни то ни другое. Мы пациенты. Подобные травмы привели к знакомству в очереди к ортопеду, который прописал обоим побольше гулять, чтобы суставы не деградировали, или как это еще называется у медиков. С того момента мы рядом хромаем по улицам мегаполиса, и каждый думает о своем.

- Ты слышал, что одного зама губернатора взяли, у него под домом была сеть туннелей, с кучей ответвляющихся комнат? В каждой комнате - деньги и золото. Граф Монте-Кристо какой-то. Силовики наверное полные карманы себе понабивали. Закрыли чувака и думали, сейчас звезды на погоны попадают, а суд взял да под залог и выпустил. Теперь мужик ситуацию разрулит, и бабло возвращать придется. Пикантная ситуация, одни силовики у других будут требовать вернуть сворованные у коррупционера деньги.
- Не, не слышал, - он удивленно косит на меня глазом.
- Почитай в инете.

Рассказ его совсем не трогает, его больше волнует как он себя почувствовал после посещения институтской столовой, куда он ходит обедать, но слушать такую историю я не хочу, и продолжаю цитировать новостные вырезки.

Наконец мы подходим к окончанию нашего путешествия, месту с которого начали. Перекресток Прорезной и Якушкина. Ночь уже опустилась на город и придавила его жителей сонным бессилием. Мимо нас, светя аквариумными стеклами грохочет трамвай. Я доволен, я ходил и вдыхал запахи лета, я любовался утихающим городом и приятель мне никак не мешал. Надеюсь я ему тоже. Мы прощаемся и расходимся каждый в свою сторону. Нога устала и приятно побаливает. На улице лето две тысячи шестнадцатого.