Жульета Ромейкина : Мидбар

* * *

Когда, прорвавшись сквозь пробки, туристический автобус свободно покатил вдоль Мёртвого моря, у Михаила Петровича случился катарсис. «Свершилось! Наконец-то, свершилось!». Боясь показаться смешным, он прикрылся путеводителем и утёр светлые слёзы счастья и благодарности. К кому? Ведь Михаил Петрович всегда считал себя убежденным атеистом, реалистом и прагматиком? Больше половины жизни изучал он древнееврейскую историю. И, всё это время, втайне мечтал ступить на землю ессеев. Копил, терял, снова копил, откладывая из скромной зарплаты научного работника - много ли ему, одинокому холостяку, нужно?

«…посмотрите направо… посмотрите налево… - бубнил хорошо поставленный голос экскурсовода, пытаясь завладеть вниманием. - ...иудейская пустыня… солёное море… дефицит воды… карстовые провалы… ежедневно образуются десятки…» Но сердце, игнорируя голос, ликующе твердило своё: Свершилось! Свершилось! Свершилось!

Бросив сумку с вещами в номере, даже не перекусив – «Потом! Всё – потом!» – Михаил Петрович оставил гостиничный комплекс. Закинул за спину лёгкий рюкзачок с бутылкой воды и бодро зашагал в пугающе-манящие просторы Иудейской пустыни.

Расстегнув рубашку (чтобы отогреться душой), с восторгом неофита бродил он среди дышащих зноем, покрытых коричневым загаром времени, скал. Со страстью любовника после долгой разлуки, шепча слова признаний – Я так долго ждал встречи... Я всю жизнь хотел только тебя... Любовь моя… - ласкал жадными, дрожащими руками горячие камни. Набирал полные горсти песка, пересыпал его из ладони в ладонь и развеивал по ветру. Чувствуя при этом сопричастность с Вечностью. Поднимался по сыпучим склонам и, в безумной надежде, заглядывал в прохладный полумрак пещер. А вдруг ему тоже повезёт? И он найдёт древние свитки? И станет богатым и знаменитым? Должно же ему когда-нибудь, хоть в чём-то, повезти? Так почему не здесь, на Святой Земле?

Однако, постепенно эмоциональная усталость и, далеко не юный, возраст взяли своё. Да и солнце уже клонилось к закату...

Отрезвев, Михаил Петрович вздохнул, допил воду, положил, чтобы не поганить землю ессеев, пустую бутылку в рюкзачок и двинулся обратно. И, когда, до хорошо видимого шоссе оставалась пара сотен метров, земля под ногами зашевелилась, как живая, и он, едва успев подумать – «Ёёё... Карсты Мёртвого моря! А ведь предупрежда…» – ухнул в неизвестность.

* * *

Блеянье козы – первое, что проявилось в оживающем сознании. Было нестерпимо жарко. Потом по лицу забарабанили капли воды. «Дождь? В пустыне? Где я?» Собравшись с духом, Михаил Петрович приоткрыл глаза.

Рядом, присев на одно колено, юная девушка, почти девочка, через пальцы лила ему на голову воду из кожаной фляжки. Встретившись с ним взглядом, девушка отпрянула, закрылась краем покрывала и грациозно отпрыгнула в сторону. И замерла, слившись с окружающими камнями - только глаза, цвета горького шоколада, с любопытством поблескивали на узкой, видимой полоске загорелого лица.

Из-за камня вышла коза, и, невозмутимо перешагнув через Михаила Петровича, проследовала дальше по своим делам. Густой козий дух окончательно привёл в чувство, заставил поверить в реальность происходящего.

Сморщившись от боли – всё болело, как будто он накануне разгружал вагоны – Михаил Петрович сел.

Девушка отскочила подальше, подняла с земли брошенный посох, и опять замерла, готовая в любое мгновение исчезнуть окончательно.

Ничего не предпринимая, в полном отупении и безмыслии, он сидел и смотрел на незнакомку: простое, похожее на рубаху, светло-коричневое платье, перехваченное на талии широким кожаным поясом... сандалии из тонких ремешков... медные браслеты на тонких запястьях... лёгкое, песочного цвета, покрывало на голове...

Незнакомка заговорила первой
– Ты - Машиах*? – спросила она на арамейском и чуть-чуть приблизилась.
- Кто?! – изумился Михаил Петрович, выйдя из ступора.
- Машиах. Я пасла коз. А ты вдруг вывалился прямо из воздуха! Наверное, ты упал с неба, – предположила девушка и приблизилась ещё.
- Упал с неба? – оторопел Михаил Петрович, но тело тут же подтвердило реальность её предположения. – Ооой...
- Больно? – мгновенно отреагировала незнакомка, неуловимым движением оказалась рядом и, отпустив покрывало, протянула ему руку. – Давай, я помогу – тебе надо перебраться в тень.

Её смуглое личико, ещё сохранившее детскую округлость, нельзя было назвать красивым, но в нём было столько очарования, что Михаил Петрович не мог отвести взгляд.

– Ну же, – нахмурила брови девушка и нетерпеливо топнула ножкой, - вставай! Солнце погубит тебя!
- Я не Машиах, – честно признался Михаил Петрович, чтобы сразу расставить все точки над «и», и не вводить в заблуждение юную спасительницу. - Возможно, у меня нет права на твою помощь.
- Не Машиах? – уголки её губ дрогнули, рождая робкую улыбку. – Правда, не Машиах? Правда-правда? А кто?
- Я?.. Это... – замялся Михаил Петрович и, смутившись, неожиданно для самого себя представился, - Миша.
- Моше? Мой жених?! – уголки губ поползли вверх, на щеках заиграли ямочки, шоколадные глаза заискрились радостью.
- Так. Приплыли… – окончательно обалдев от происходящего, произнес по-русски Миша-Моше.
- Что?
- Это я не тебе.
- А кому? Нас ведь здесь только двое? Это всё солнце! Вставай же, Моше! – Опять неуловимо оказавшись за спиной Михаила Петровича, девушка подхватила его под мышки и начала поднимать с земли.
- Да что же ты творишь?! Надорвёшься, ненормальная! Я сам.

Кряхтя и постанывая, он поднялся и, опираясь на посох спасительницы, доковылял до ближайшей пещеры.

Напоив жениха водой из фляжки, девушка строго погрозила ему пальчиком и, со словами - Сиди здесь, Моше, и не вздумай никуда деться! – растворилась среди камней.

Оставшись наедине с самим собой, Михаил Петрович попытался осмыслить ситуацию. И, хотя, перегретая жарким солнцем пустыни, голова соображала не очень хорошо, пришёл в итоге к утешительному выводу: всё происходящее, всего-навсего, туристическое шоу. «Ведь обещали всякое-такое? Дааа... Так всё... задревнить. Полная иллюзия. Могут». Успокоившись, он прилёг на песчаный пол пещеры, вполне готовый к дальнейшему развитию событий – «Ну, и что у нас там дальше по сценарию?»

Дальше по сценарию было появление его невесты с объёмным тюком в руках.
- Как ты, Моше? Скучал?
- Коне-е-ечно! – подыграл Михаил Петрович. – А это ещё что такое?

Бросив тюк на землю, девушка села на него и, с искренним удивлением, уставилась на Михаила Петровича
- Это – твоя постель, Моше. Теперь ты будешь жить здесь. Я не могу взять тебя с собой.

«Хорошо играет - отметил про себя Михаил Петрович, – Талантливая девочка. А ка-кой арамейский. Хотя... иврит... арамит... – это ведь Израиль. Ну, давай, театраль дальше».

- Это - не всё! – вскочив с тюка, девушка опять исчезла, чтобы появиться с большой корзиной.
- Вот. Тут – еда, вода. Смотри – лепешки, сыр, фрукты, оливки. Вино!
- Вино? – оживился Михаил Петрович. – Неожиданно. Выпьешь со мной?
- Вино – напиток мужчин, Моше, – строго сказала девушка и достала из корзинки небольшой глиняный горшочек, завязанный чистой тряпицей. - Но сначала – вот это. Раздевайся.
- Раздеваться? Зачем? – вдруг застеснялся своего не очень спортивного тела Михаил Петрович. – Что ты собираешься делать?
- Ты глупый, Моше? – засмеялась девушка. – Я собираюсь намазать тебя кислым молоком! Солнце совсем сожгло твою кожу. Кто же ходит под солнцем с голыми руками и грудью? Ну же, Моше, снимай рубашку!

Тонкие, лёгкие женские пальчики нежно скользили по лицу, шее, груди, плечам. Как давно Михаил Петрович не испытывал ничего подобного. «Дааа... Шикарное шоу... Интересно, а сколько ей лет?!»
- Всё. Довольно! – он решительно убрал ласковые руки со своего встрепенувшегося тела. – А сколько тебе лет, девочка?
- Зим? Мы меряем жизнь зимами, Моше. У нас новая жизнь начинается после лета, когда приходит вода. Мне гораздо, гораздо больше зим, чем может показаться.
- Так я и думал. А экспромт неплохой. С зимами. Вполне... Ты способная девочка. Очень способная.
- Почему ты называешь меня девочка, Моше? У меня есть имя. Меня зовут Мидбар.
- Мидбар*?! А другого имени не нашлось? Чего-нибудь более библейского? И, вообще, мне надоело это шоу. Так и передай, не знаю там кому. У меня большие планы на отпуск. Давай, двигай... малолетка! Хм... Мидбар. Надо же.

Уголки губ на растерянном личике Митбар задрожали и поползли вниз, а глаза начали наполняться слезами – Ты прогоняешь меня, Моше? Прогоняешь свою невесту? Я что-то сделала не так?
- Давай, давай – мне ещё слёз тут не хватало! – рассердился Михаил Петрович. - Я устал и хочу спать. По-моему, мы заигрались.
- Хорошо. Раз ты меня не хочешь, я уйду! – хлюпнув носом, девушка гордо вскинула голову. – Прощай навсегда, Моше.


*

Когда наутро следующего дня Михаил Петрович открыл глаза, Мидбар, как ни в чем не бывало, подперев щеку кулачком, сидела возле его постели.
- Как долго ты спишь, Моше! Вставай, я принесла тебе свежего молока.
Надоевшее шоу продолжалось. Почему же так радостно дрогнуло сердце?..

Лёгкая и неуловимая, как цафрир*, как игра света и тени на камнях, как пустынный мираж, она появлялась и исчезала неожиданно. И каждое её появление, мгновенно превращая кровь в шампанское, туманило голову, щекочущими пузырьками разбегалось по сосудам, делая тело лёгким, как в молодости. Серьёзная не по возрасту, она заботилась о нём, как не каждая мать заботится о своём дите. Его девочка, его «невеста», подарок Иудейской пустыни.

Несколько раз Михаил Петрович пытался задать вопрос: «Кто ты?». Но, лукаво улыбнувшись, Мидбар замыкала его рот пальчиком – «Не спрашивай. Ни о чём не спрашивай, Моше». И он, чувствуя губами её нежный, трепетный пальчик, послушно умолкал. Его историю утерянного мира она восприняла без особого сочувствия. И сердилась, когда Михаил Петрович поднимался на самую высокую скалу, чтобы проверить: не появился ли на близком берегу Солёного моря гостиничный комплекс? «Какой ты прямоумый, Моше!». Но язык жениха, хватая на лету, учила с интересом, и очень скоро начала сносно болтать по-русски, иногда забавно перевирая слова.

... – А как это, Моше?
- Небо.
- Не-бо. А это?
- Пещера.
- Ще-пе-ра. А это?
- Камень.
- Ка-мень. А это?
- Часы. Они считают время.
- Времени нет, Моше.
- Ты думаешь?
- Я не думаю. Я знаю. Как можно считать то, чего нет?
- Да. Действительно. Никак.
- Тогда зачем тебе нужна вещь, которая ни для чего не нужна?
Расстегнув ремешок, Михаил Петрович забросил китайскую штамповку за ближайший камень. - Так лучше?
- Так – правильней.
Неожиданно придвинувшись вплотную, Мидбар положила ладонь на его колено и медленно повела рукой вверх по бедру.
- А как это на твоём языке?
- Это? – растерялся Михаил Петрович. - Это – джинсы... Штаны.
- Хорошие у тебя штаны, Моше. Крепкие. У нас не делают такую материю.

Почувствовав жар её тела, Михаил Петрович попытался отодвинуться, но слабая женская ручка с неожиданной силой придавила его коленку.
- Ты избежаешь меня, Моше. Почему? Ведь ты мой жених, и можешь взять меня, когда захочешь. Я тебе совсем-совсем не нравлюсь?
- Да что ты, девочка, ты мне очень нравишься! Очень! Просто... Просто я боюсь... потерпеть фиаско.
- Что ты боишься потерять?
- Неважно.
- А если это не важно, то почему ты боишься это потерять?
- Ну как тебе объяснить? Понимаешь, я...
- Застениваешься? Как девушка? Так?.. Какой ты смешаный, Моше! Хранишь ненужное, боишься потерять неважное. Ладно. Давай продолжим. Это – штаны.
Ручка решительно скользнула дальше.
- А это?
- Пуговица...
- Гу-по-ви-ца. А это?
- Это?.. Это... молния...
- Барак?*
- Н-нет... не барак... а... з-змейка... н-нахаш*...
- Нахаш? Какая симпатичная. У нас здесь тоже много нахашим. Есть очень опасные! А твоя змейка? Моше? Она меня не укусит? Если я её потрогаю?..

Времени нет. Еще совсем недавно он чувствовал себя таким глубоко и безнадежно старым. На сколько тысяч лет надо было перенестись, чтобы всё изменилось? На одну? Две? Ты-сяч! Абсурд. Права его девочка – времени - нет...

Полностью опустыненный, лежал Михаил Петрович на древней земле ессеев, а на его плече, тихонько посвистывая носом, спала Мидбар. В её черных, как ночь, волосах, запутались звёзды. Или, не звёзды, а сверкающие кристаллы Солёного моря. А, может не кристаллы, а слёзы. Слёзы его, нежданно-негаданной, любви, затерявшейся в веках...

*

Она исчезала, когда он засыпал. И возвращалась, лишь только стоило о ней подумать. Выходя из скал, оседая к его ногам укрощенными песчаными вихрями. Королевским жестом бросала на землю своё покрывало и, ненасытная, как пустыня, всякий раз выпивала его до последней капли. Даря новые силы для возрождения. А он, с головой погрузившись в умопомрачительное шоу под названием Любовь, больше не поднимался на скалу.

И сегодня, исчезнув ночью, Мидбар вернулась вместе с рассветом. Необычно тихая и задумчивая. Протянула Михаилу Петровичу небольшой, размером с ладонь, кусок пергамента с неровными краями.
- Смотри, Моше, это – тебе.
- Что это, девочка моя?
- Это - песнь. Я написала для тебя песнь.
- Песнь? Для меня? Ты умеешь писать? Откуда?

Тонкий пальчик лёг на губы – Ты не только пытнолюбый, Моше, но ещё и глупый. Как бы я написала, если бы не умела писать? Только сначала пообещай, что не будешь смеяться.
- Смеяться? Да что ты? Конечно, нет!

Привычная арамейская вязь, запрыгав перед глазами, неожиданно сложилась в строки:

разлука растворяется любовью
где есть любовь не может быть разлуки
и я к тебе протягиваю руки
зову из беспредельности и с болью
рождаюсь снова в сердце у тебя

Вспомнив, как сам в молодости писал стихи о любви-разлуке, Михаил Петрович не смог сдержать невольную улыбку.

- Не вижу ничего усмешного, Моше! – уголки губ поползли вниз, а глаза...
- Да что ты, девочка моя, я не смеюсь, я – улыбаюсь.
- Ты глупый, глупый, глупый, Моше! Так – бывает!
- Нет, я не глупый. Я – счастливый.
- Иногда это одно и то же.
- Ну? Что с тобой? Ты написала красивые стихи, но они – не про нас! У нас не может быть разлуки - ведь времени - нет!
- Нет?.. Ты уверен?.. Мне очень грустно, Моше. Очень-очень.
- Почему, любимая?
- Не знаю...

На песчаной полянке, среди камней (и откуда он взялся в такое время?), колыхался под ветром нераскрывшийся бутон анемона, красный, как капелька крови.

- Я тоже хочу сделать тебе подарок. Подержи-ка! – Михаил Петрович поцеловал сложенные ладошки. – Я – мигом!

- Нет, Моше! Не ходи туда! Не надо!

Спрыгнув с камня на песок, он протянул руку к цветку. Земля под ногами зашевелилась, как живая, и...

- Моше-э-э-э... э-э-э... э-э... э... э.

* * *

Звук клаксона – было первое, что проявилось в оживающем сознании. Где он?.. Немного помедлив, Михаил Петрович открыл глаза. «Утро?! Ого! Ну ничего себе так вчера башкой шандарахнулся».

Яма оказалась не очень глубокой, и он, получивший в молодости разряд по скалолазанию, выбрался из неё без особого труда.


Всё когда-нибудь заканчивается. И отпуск – не исключение. Туристический автобус бодро катил вдоль Мёртвого моря и коричневых скал Иудейской пустыни в аэропорт.

... Разлука растворяется любовью...

... Разлука растворяется любовью...

Откуда эти строки? И почему на них так болезненно отзывается сердце?.. Прощай, мидбар!



машиах – мессия (арам.)
мидбар – пустыня (арам.)
цафрир – лёгкий ветерок, зефир (арам.)
барак – молния (арам.)
нахаш – змея (арам.)