Новообразование : Двадцать два с половиной метра

08:18  07-07-2016
- Жизнь не предусмотрена, чтобы ее проживали. Сон – всего лишь маленькая возможность избежать жизни, кануть на время в небытие.
- Может быть. Но тогда сновидение делает сон исключением из всех возможных вариантов небытия, приумножая значимость. «Оно никогда не занимается пустяками; мы не допускаем, чтобы незначительное тревожило нас во сне. Внешне невинные сновидения оказываются небезобидными, если заняться их толкованием; если можно так выразиться, у них всегда есть «камень за пазухой»». Зигмунд Фрейд


Я поднимался по лестнице. Судя по тому, куда впоследствии пришел, поднимался вверх. Во время таких путешествий не возможно точно быть уверенным, к чему идешь, особенно в серьезных, особенно во снах. В воздухе завис аромат французских духов, стеклянный флакон которых мы разбили в прошлый раз, вишневого ликера, также нами (мной и А.) недавно вылаканного, гнилых досок и бомжатской ссанины. Все это смешивалось в огромный ком какой-то своей, присущей только этому месту атмосферы. Не хватало только лишь разбитых стеклянных бытовых приборов и цитат песен Joy Division на стенах. Ничего, все это можно было сыскать этажом ниже.
Возвращаться было ни к чему. Хотелось идти лишь вверх, а если вдруг начинаешь невзначай спускаться или больше 5 минут стоять на месте - сразу же ощущаешь недостаток чего-то, куска себя. Будто бы он потерян. Будто бы никогда его не найдешь. А без него подняться не возможно: ты слишком лёгкий для этих лестниц. Тебя просто сдует ветром из разбитых окон.
Я поднимался спокойно и неуверенно и, будучи уже на третьем, упал. Не понял, что произошло: то ли поскользнулся и вот-вот встану, то ли вообще вычеркнулся из списка идущих наверх. Поскальзываться было не на чем: все ступени были ровными, весь мусор лежал где угодно но только не на лестнице. Были лишь вмятины от падения уже поскальзывавшихся. Так же, как и я: ни на чём.
Ставлю ногу на последнюю ступень, прохожу несколько метров - и вот я на крыше, в месте, на которое падает дождь и которое каждым волокном металлочерепицы отзывается на каждую его каплю. Приблизился к парапету и понял, чем можно заняться ближайшие n минут: наблюдать. Хотя бы временно не участвовать в этом цирке. А вглядываться в личный ад как каждого, так и в свой. Пронизывая взглядом плоскость улиц, всматриваться в их бессмысленность, а после плевать. А Как иначе выразить свое отношение к происходящему? Я плевал вниз столько, сколько мог и на все, на что только мог: на людей, на проезжающие машины, иной раз в которых сидели богатые чиновники. В этом случае я даже набирал слюны побольше, дабы она, просочившись сквозь машину, – во сне ведь всякое бывает – попала в самую глубину их лживого, мнительного нутра. На тот момент мне даже сквозь сон казалось, будто бы в каждом плевке на цирк несколькими этажами ниже есть какой-то смысл, будто бы не зря я сюда забрался. А после оно пропало.
Сел на край жестяного парапета, свесив ноги вниз, в самое жерло. Оставшееся тело само последовало за ногами - и вот я уже делаю "офицерский выход", даже "офицерский уход", так было бы куда точнее. Назад дороги нет, это граница, последняя дозаправка, переломный пункт. Назад вернуться я бы не смог, да и не хотелось вовсе.

Улица, перекресток, старый тротуар, бар, недалеко от перекрестка, на тротуаре тело, еще некогда бывшее моим. Вокруг какие-то орущие люди: «Бедный парень. Молодой еще», "наркоман? ", "какой ужас ", "он о родителях подумал? Эгоистично ". Большую часть слов я не разобрал, да и не нужно было.
И тут я проснулся, но чувство незавершенности не давало мне покоя, порождая бесконечно сильное желание вернуться в сон. Я закрыл глаза, и мне показалось, что он совсем-совсем рядом. Будто бы сон не успел далеко уйти, а скорее затерялся где-то между простыней и наволочкой. Но я никак не мог туда целиком провалиться… Мне бы только вернуться на тот перекресток, на тот тротуар в свое неправдоподобно лежащее тело и объяснить им всем, что я не наркоман никакой вовсе и это был не ужас, что это не было настолько эгоистично. Мне бы только рассказать, что это был лишь выбор, сделанный на высоте двадцать два с половиной метра.