Новообразование : Утро ноября

1. Оползень, постепенно приходящий в движение, местами удавалось останавливать путём сброса воды с плотины. Уровень воды спадал и движение останавливалось, тонко намекая на какую-то стабильность, но не на застой. "Все закончилось, катастрофы удалось избежать", - стоило кому-то подумать, как в чашу водохранилища в три секунды обрушился горный массив, длинной два километра, вводя дамбу Вайонт в концы концов, а местность в пугающую неизвестность и совершенно новое утро, утро ноября.

2.– Давайте поаплодируем Диме, – сказал человек в белой майке. И все начали бить рука об руку. А Дима тем временем после паузы на аплодисменты продолжил повествование. Дима сидел одним местом правее и, когда он закончил, человек в белой майке перекинулся на меня:
– Что ж, сейчас Ваша очередь.
«Какое-то странное чувство», - подумал я, ничего не понимая, будто бы кем-то похищенный, вырванный из жизни.
– Владислав.
– А? Не, нет. Я не могу. Позже. Давайте чуть позже.
– Да, конечно. Такие вещи не терпят суеты.
Пока эти люди что-то проговаривали и как-то аплодировали, я пытался вспомнить, что со мной произошло и понять, почему я здесь. Около ножки стула стояло ноль пять халявной "БонАквы" – и я в три секунды её осушил, хотя пить почему-то абсолютно не хотелось. Внезапно начало мутить. Попросил удалиться. Насильно сблевал в унитаз, а после вспомнил, что со мной произошло, и сблевал еще разок. Вымыл руки и рот и, вытерев недавно обрыганные кисти о мягкие волокна секонд-хэндовских джинсов Hugo Boss, снова вошел и присел. Тошнота отошла, передав палку скуке. Та предложила почалиться и поассоциировать людей. Я был руками и ногами против, но выбора-то и не было вовсе. Тот в белой майке смахивал на пионервожатого, Дима был похож на гигантскую саранчу. Я же был Диминой "БонАквой ", такой же выдохнувшейся, такой же полувыпитой. "Эй, пионервожатый, может, ты и впрямь в состоянии мне помочь? Может быть весь этот цирк все же нужен?"– попытался я оправдать свое желание поделиться проблемой.
И вскоре, после того, как все в очередной раз зааплодировали и очередная порция неуместной тишины в очередной раз нелепо пролилась на пол этого зала, я решился.
– Я хотел бы попробовать.
– Что ж, давайте.
– Здравствуйте, меня зовут Владислав, и меня изнасиловали.
– Здравствуйте, Владислав.
– Это случилось около месяца назад. Мы были знакомы практически всю мою жизнь. Я знал, что она паскуда, но не думал, что настолько. Иногда замечал приступы экстремальной жестокости с её стороны, но любую ситуацию списывал на надобность.
– Как её звали?
– Я думаю, это не важно.
– Нет, важно, – произнесла белая майка немного давя.
Я посмотрел на Диму – и он тот час же скорчил надменную умную гримасу.
– Я не помню. Что-то на "Б».
– Помните. Как её звали!? Как! Её! Звали! – произнесли все в один голос, заставляя меня прогнуться, будто бы Хьюго Уивинг во множественном обличии, сошедший с картины братьев Вачовски две тысячи третьего.
– Как?
– Бытовуха, – прогнулся я. – После этого выронил себя из собственных рук, не взяв обратно по сегодняшний день. И сейчас тошнит лишь от двух вещей: зеркало и собственная душа. Тишину раздавили аплодисменты, будто бы стая параноиков лопнула пузырчатую упаковку. Внезапно в зале пошел сильный ливень – и я проснулся.
Капли дождя, пролетая сквозь не щадящее вовсе, практически (если бы я пил) похмельное утро, долетели до моего лица через открытую форточку. Было четырнадцать ноль пять, первое ноября и было холодно, несмотря на то, что я уснул в одежде. Отключил будильник, заведенный на девять непонятно зачем. По будильнику я бы не встал. Девушки уже как полгода не было, и разбудить меня мог бы разве что дождь через открытую форточку старой хрущевки. Встал. Закрыл форточку. Поел. Выполнил еще пару несложных нематематических операций – и лег обратно на кровать, вытерев недавно обрыганные и сразу же после этого вымытые кисти о мягкие волокна секонд-хэндовских джинсов Hugo Boss.