Римма Травкина : Оранжевая трава

Он шёл по припорошенной неудачами, выгравированной временем колее вечного ноября. Лето никогда не опускалось за горизонт его дней, зима молча абортировалась, следуя сразу и навсегда заведённой привычке. Перекошенные часы тошнило изумрудным киселём неистраченной бесконечности дней, оплакивающих несуществующие годы полуиллюзорной действительности. Время сомнений утонуло в липкой рвоте, со страха утопив за собой отсутствие глухого отчаяния.

Сны в холодном поту сглатывали плевки обид из прошлых жизней конвульсиями под мокрым одеялом. В этой комнате, уродливо вымощенной с ног до головы сменными с постельным бельём женскими силуэтами и непреходящим полным одиночеством, никто не ждал изменений. Иногда ему казалось, чужие лица отливали прощением за его вывернутую наизнанку кожу, исполосанную рубцами волчьего мира, и он наощупь принимался искать мумифицированное в густой дегтярной безнадёжности сочленение артерий, пока спасение в шизофреническом гоготе не выплёскивалось кипятком бесполезного отражения лунного светила. Под придавленными свежесваренными разочарованиями ве'ками тишина волнами гладила бескрайнее море вечнозелёных трав, неизменное как его Хешван.

Выдрессированный распорядок, шедший только на пользу, не давал бесполезных разрешений. Нечеловеческая сила воли, вырвавшаяся пороховым снарядом за пределы вседозволенности, знала своё дело и не давала серьёзных сбоев. Всё шло по плану, и даже медленная смерть. Маленькие цели запрыгивали на издевательскую карусель и под нервные тики секундной стрелки вырождались в пустотелые кусочки забытых воспоминаний, мазохистски украшая мёртвыми изразцами событий в болотных рамках почти оконченную мозайку.

Партитура на одного расщедрилась предложением выбрать удобное время, отдавая дань уважения подступающему закату. Впервые за вечный ноябрь его прожгло насквозь пользованным всемирной безысходностью окурком желания - поспешить. Подобрав с угла раковины безразлично делегированного экспромтом палача в стальной броне, он проводил опустившейся решёткой ресниц темнеющий мир, чтобы встретить разверзнувшуюся навстречу его подошедшей к краю осени пропасть, в последний раз успев раствориться в своём безмолвном море.

На кладбище разлетевшихся часов, искорёженных стрелок и битых стёкол кто-то беззвучно трясся, захлёбываясь жизнью из закрытых глаз. За окном шёл снег.