Андрей Авдей : Марш - бросок

(Все совпадения имён, событий, фактов не случайны)
- Смирно!
Ровные ряды застыли как изваяния, тишину нарушали лишь полощущиеся на ветру знамёна. Яркое солнце отражали начищенные бляхи на груди замерших солдат.

На вершину холма вышли двое. Первый – невысокий пожилой генерал, морщась, опирался на трость, второй - смуглый подтянутый мужчина в строгом чёрном костюме. По тому, как генерал уважительно пропустил гостя вперёд, все отлично поняли, что перед ними стоит очень важная птица.

Смуглый кивнул генералу и тот, прокашлявшись, обратился к строю:
- Солдаты Рейха! Я, генерал Эйке, счастлив приветствовать доблестных воинов СС. Сегодня вас ждёт, возможно, самое тяжёлое испытание: марш – бросок в условиях абсолютно незнакомой местности, насыщенной ловушками, засадами противника и минными полями. В конце маршрута река. Победителем считается тот, кто, пройдя препятствия, переплывёт ее и выйдет на другой берег. К сожалению, в соответствии с правилами нельзя озвучить приз, но поверьте мне, что даже я, имеющий звания и награды, о которых можно только мечтать завидую тому, кто победит.

На лицах солдат и офицеров засияли улыбки.
- Победить будет очень тяжело, - продолжил генерал, -вместе с господином, ээээээ, - он повернулся к смуглому.
- Просто инспектором, - мягко улыбнулся гость.

- Мы вместе с господином инспектором будем наблюдать за ходом учений отсюда, общая протяжённость маршрута всего лишь три километра. Но не думайте, что впереди лёгкая прогулка. Чтобы вы прочувствовали уровень сложности, я вкратце познакомлю вас с основными правилами.

Итак, всем выдано другое оружие, причём никто не знает и не имеет права знать, исправно оно или нет, какими снаряжено боеприпасами: боевыми, холостыми либо бракованными с осечкой. Обстановка полностью будет соответствовать фронтовой: противник вооружён и очень опасен, к встрече с ним вы должны быть готовы каждую секунду. Зазевавшиеся, само собой разумеется, в лучшем случае будут ранены, в худшем – убиты. Повторяю – учения абсолютно реальные, поэтому потери неизбежны. Погибший не имеет права носить гордое звание военнослужащего войск СС, но я верю, что вы, мои орлы, с честью пройдёте через все испытания, и на другом берегу реки я с гордостью буду жать руки элиты войск Великой Германии, хайль Гитлер!

- Зиг хайль, - громыхнул в ответ слаженный рев сотен мужских глоток.
- А сейчас, - генерал достал ракетницу и поднял вверх, - красная ракета означает сигнал к началу учений. С Богом, мои рыцари!
Раздался хлопок, и дружный топот сапог растоптал тишину.

- К чему эта патетика, генерал, - недовольно поморщился Инспектор, - неужели нельзя обойтись без лишнего пафоса?
- Виноват, - вытянулся Эйке, - дань традициям.
- Эту верность традициям я и учёл, планируя учения, - хмуро заметил гость.
- Вы знаете, что впереди? – удивлению генерала не было предела.
- Естественно, мой друг, естественно, - улыбнулся смуглый гость, - а сейчас советую внимательно следить за развитием событий, начинается …

…. Штурмбаннфюрер СС Иоахим Пейпер оглянулся на бегу – его подопечные не отставали, ровный строй, ощерившийся во все стороны стволами автоматов, радовал глаз.
«Молодцы, - улыбнулся офицер, - я горжусь вами, ребята».
- Господин штурмбаннфюрер, - подбежал запыхавшийся солдат - посыльный, - разведка доложила, что впереди засада - три пулемётных гнезда, двести пятьдесят метров правее есть овраг, он чист, можем пройти там, единственный минус – сильно пахнет бензином – на краю оврага стоит разбитая цистерна, вероятно, топливо из неё и вытекло.
- Отлично, поворачиваем, - Пейпер устремился за солдатом, краем глаза отметив, что строй повернул вслед за своим командиром практически мгновенно.

Через минуту батальон скрылся в овраге.
- Держаться вместе, - шёпотом отдал команду офицер, - стараясь не замечать едкого запаха, - глядеть в оба.
Солдаты, готовые в любой момент открыть огонь, крадучись шли по оврагу, с легким недоумением рассматривая мертвых кошек и собак, тельца которых были повсюду. Вдруг впереди зашевелились кусты, и навстречу со стоном выползла старуха в окровавленной обгоревшей одежде. Было видно, что каждое движение ей давалось с огромным трудом: перебитые ноги волочились за исколотым штыками телом, оставляющим после себя кровавую полосу.
Увидев немецких солдат, старуха неожиданно улыбнулась и подняла вверх правую руку, в которой была… зажигалка. Рев взметнувшегося пламени заглушил крики боли и ужаса. Батальон вместе со своим командиром, кавалером Рыцарского Креста с Дубовыми листьями штурмбаннфюрером СС Иоахимом Пейпером исчез.

… Генерал вздрогнул и повернулся.
- 18 февраля 1943 года, село Ефремовка, именно так поступили доблестные солдаты Пейпера с мирными жителями, помните? - отвечая на безмолвный вопрос, сказал смуглый, не обращая внимания на начавшие раздаваться звуки перестрелок и резких команд,- но не отвлекайтесь, господин обергруппенфюрер. Кстати, не могу не отметить безупречную выучку ваших подчинённых, посмотрите направо.

Под прикрытием двух пулемётных расчётов немецкие солдаты сносили раненых товарищей в стоящее полуразрушенное здание церкви. Со стороны казалось, что все действия словно спланированы заранее и происходят автоматически, как по конвейеру.

- Просто блестяще, невероятно, так организовать эвакуацию может только действительно талантливый военачальник, кто он?
- Если я не ошибаюсь, это рота гауптштурмфюрера Вильгельма Монке, - прохрипел генерал.
- Посмотрим, посмотрим, действительно ли он так талантлив во всём, - усмехнулся Инспектор, глядя на то, как пулемётчики нырнули в церковь вслед за Монке, а через минуту над развалинами поднялся флаг с Красным крестом, - умно, ничего не скажешь, но учения продолжаются.

- Англичане? – вскрикнул генерал, глядя как словно из ниоткуда вынырнули около сотни солдат, окруживших импровизированный госпиталь со всех сторон.
- От вас невозможно ничего скрыть, мой проницательный собеседник, - Инспектор уважительно взглянул на обескураженного Эйке, - это сводная рота 2-го Уорквикширского и Чеширского полков. Ворма, 1940 год, помните, генерал?
Однако ответ заглушили разрывы, стоны и проклятия, доносившиеся из церкви: британцы, израсходовав все гранаты, не обращая внимания ни на что, хладнокровно облили стены бензином и подожгли. В пылающем аду исчезли раненые и остатки роты во главе с гауптштурмфюрером СС Вильгельмом Монке.

- Неужели они не видели знак Красного креста, там же были раненые, где элементарная человеческая жалость? - Эйке, не сдержавшись, сжал кулаки и в ярости повернулся к презрительно улыбнувшемуся Инспектору.
- «Любая жалость недостойна эсэсовцев. Слабакам не место в её рядах, и они поступят правильно, если подадутся в монастырь. Мне нужны только твёрдые, решительные люди, готовые безоговорочно выполнить любой приказ, недаром же у них на фуражках изображены черепа», - надеюсь, я правильно процитировал ваши слова, господин генерал, - смуглый гость уже не улыбался и смотрел в упор.
- И прекратите изображать мнительную институтку, обергруппенфюрер, ведите себя согласно тем традициям, которые вами же и были установлены. Как вы догадались, мы немного изменили ход событий, теперь те, кто был жертвой ваших солдат, стали палачами. Но я заметил, что вы потеряли всякий интерес к происходящему, поэтому, если позволите, я буду вкратце комментировать то, что сейчас происходит на маршруте. Ну же, генерал, согласитесь, картина выглядит просто ошеломительно, это ли не прекрасно, только посмотрите, - Инспектор приглашающе протянул руку в сторону реки.

Эйке нехотя поднял голову: ему казалось, что он видит фильм, а сверху, словно голос диктора, доносился голос стоявшего рядом собеседника.
Партизан, судя по одежде и трофейному автомату, ткнул несколько раз штыком в раненого ефрейтора и стал привязывать того за ноги к конскому хвосту.
- 29 июня 1943 года, село Чернь. А чуть в стороне сдающихся в плен солдат 14-й роты СС и их доблестного командира Фрица Кнохляйна с удивительным энтузиазмом закалывают штыками французские солдаты, это Ле Парадиз 1940 год, я не ошибся?
Две женщины, отрубив руки молодому обер-лейтенанту, с весёлым смехом наблюдали, как тот в жуткой агонии истекает кровью.
- А это 1942 год, деревня…
- Хватит, прошу вас, - Эйке закрыл лицо руками.

- Вы рано сдаётесь, мой храбрый друг, впереди столько интересного: в ста метрах от реки два польских подростка поджигают связанного фельфебеля, это практически идентично тому, что произошло в Варшаве, в октябре 1939 года. Кстати, слышите визг, это не свиньи, а танкисты, ваши любимые танкисты из дивизии СС, неужели они не могут молча быть раздавленными, как три раненых советских офицера в июле 1941 года под Барановичами? Посмотрите, я прошу вас, это забавно!

- Я сказал – СМОТРЕТЬ!
От грома голоса на время стихли даже вопли истязаемых эсесовцев. Инспектор силой поднял голову генерала и, удерживая её, продолжил:
- Я вижу, наконец-то ты понял, кто я и где находишься ты, но об этом позже. А сейчас смотри, Эйке, смотри, во что превратились твои герои, очутившись в ситуации почти беспомощных и почти безоружных, где их хвалёная якобы выучка, якобы доблесть и якобы смелость. Это трусливое быдло, рвущееся к реке, как стадо перепуганных овец.

И действительно, бросив оружие, боеприпасы, знамёна, уцелевшие солдаты и офицеры в панике бежали к реке, как к единственному спасению от окружающего кошмара. На крики раненых никто не обращал внимания, их просто перепрыгивали, либо вообще топтали, некогда безупречно организованные части превратились в перепуганную толпу.

- Пока мы побеседуем, я великодушно дарю им надежду. Итак, сегодня я разрешу задать мне любые вопросы. Они есть?
- Если позволите, - генерал напоминал провинившегося школьника перед разгневанным учителем, - только один вопрос. Что это и почему, ведь, если я правильно понимаю, мы действовали так, как действуете вы.
- Ни в коем случае, - желтые глаза Инспектора расширились и засияли нестерпимо ярким светом, - я не выношу приговоры, а исполняю их, я не караю, а даю муки каждому по делам его, а вы возомнили себя Богами и взяли на себяфункции судей, карали людей только за то, что они люди, вы поставили себя даже выше Бога, - раскаты голоса стали походить на звуки артобстрела.
- И наш приговор, - прошептал генерал.
- Их приговор, - дьявол небрежно махнул в сторону реки, - каждый день, из месяца в месяц, из года в год, из века в век переживать то, что пережили их жертвы. Но не это самое страшное, самое страшное наступит очень скоро, смотри.
Эйке поднял голову и увидел, что его солдаты доплыли практически до середины реки, казалось, вот она, победа – в нескольких метрах от берега, но из воды в одно мгновение появились тысячи рук: мужских, женских, детских, в обрывках одежды, обмундирования и просто обнажённых, в кровавых ранах, обгоревших или распухших от воды. Руки тянули вниз орущих от ужаса эсесовцев, вода словно вскипела от поднятых сопротивлявшимися солдатами брызг. Одна за одной головы исчезали в мутной пучине. Надежды на спасение не было, и генерал понимал это со всей очевидностью, как вдруг на тот берег выбежали трое запыхавшихся, судя по остаткам комбинезонов, танкистов. Не обращая внимания на руки, они бросились в реку и вырвали практически утонувшего эсесовца с нашивками унтершарфюрера.
- Держись, браток, - услышал генерал, - держись, мы тебя вытащим.
- Предваряя твой вопрос, - усмехнулся дьявол. – Это унтершарфюрер СС Михаэль Виттман, командир StuG III в 1941 году.
- Он победитель?
- Да, только победил он ещё 12 июля 1941 года, когда спас из им же подбитого танка горевший экипаж. Какая жестокая ирония судьбы: подчинённый генерала СС Эйке спас советских танкистов для того, чтобы другие воины СС замучили их в концлагере. Но, как бы то ни было, трое русских потребовали для себя возможности отплатить за спасение. Надеюсь, ты помнишь, как сам Виттман потребовал у генерала Зеппа Дитриха вместо ордена за подвиг в том бою оказать помощь раненых танкистам.
- Вы говорили о самом страшном, - тихо спросил обергруппенфюрер.
- Самое страшное для остальных, - дьявол показал на реку, в которой уже никого не было, - что победитель только один. Открою тайну, завтра это будет механик-водитель Колденхофф, затем - наводчик Клинк, они оба из экипажа StuG III Виттмана. Каждый день будет новый победитель, и все остальные будут об этом знать, помнить и надеяться, что следующим станет кто-то из них, но победителей определили такие, как те русские, это и есть самая страшная мука, бесплодная надежда на спасение.
- А моя? – несмело прошептал Эйке.
- О, она достойна твоих регалий, званий и наград – помнить каждый день, помнить в мельчайших подробностях и просто стоять и смотреть, а теперь, - дьявол махнул рукой….
- Смирно!
Ровные ряды застыли как изваяния, тишину нарушали лишь полощущиеся на ветру знамёна. Яркое солнце отражали начищенные бляхи на груди замерших солдат.
На вершину холма вышли двое. Первый – невысокий пожилой генерал, морщась, опирался на трость, второй - смуглый подтянутый мужчина в строгом чёрном костюме. По тому, как генерал уважительно пропустил гостя вперёд, все отлично поняли, что перед ними стоит очень важная птица.
Смуглый кивнул генералу и тот, устремив потерянный взгляд вперёд, обратился к строю:
- Доблестные солдаты Рейха! Я, генерал Эйке……