Дмитрий Петров : ice cream.
07:46 04-08-2016
В семинариях, как мне всегда казалось, число юродивых, блаженных или умело косящих под них резко зашкаливало. Странно, но почему – то именно этот вид подвижничества привлекал многих, начиная от молодых первокурсников и заканчивая пожилыми преподавателями. Сейчас уже и не вспомнить большинства «чудес» что вытворяли они, кто - то неделями не мыл волосы, кто-то ночами бил поклоны, кто-то «пророчествовал» экстатически закатывая глаза.
Возможно, такое повальное увлечение связанно с тем, что часто семинарии, да и вообще духовные школы, располагаются на территориях монастырей и подобное сожительство откладывает неизгладимый отпечаток на сознании бурсаков. Монахи, стоит отметить, это совершенно особая каста в церковном мире, в которой желание юродствовать просто гипертрофированно. Конечно, в большинстве своем все выглядит смешно и наигранно, но есть и те, у кого эта грань практически стерта, и непонятно то ли «подвижник» действительно так воспринимает мир, то ли удачно мимикрирует.
Семинария, где я учился, также находилась на одной территории с монастырем, поэтому все послушания нам приходилось выполнять вместе с монахами. Курьезных случаев всегда было очень много, но, особенно мне запомнился один, который выкинул вечно юродствовавший иеромонах отец Дмитрий.
Службы у нас всегда проходили в большом старом храме, который принадлежал монастырю. Акустика в нем была прекрасная, поэтому все мы старались говорить шёпотом, так как даже малейший шум мгновенно отзывался многоголосым эхо.
В тот день, по заранее составленному графику, мне необходимо было выходить петь на клиросе, кстати, стандартное для всех бурсаков занятие у кого есть голос и музыкальный слух, для остальных же, у кого эти качества отсутствовали, предлагалось чтение всевозможных богослужебных текстов или прислуживание в алтаре.
В храме народу было немного, человек двадцать – тридцать, службу вел молодой священник, которого недавно рукоположили, совершал он все очень медленно, а вот на подмогу к нему прислали отца Дмитрия.
Сам отец Дмитрий был уже в преклонном возрасте, а вид этого сгорбленного старичка ходившего в застиранном подряснике, вечно шамкавшего что - то себе под нос, уже вызывал добрый смех, однако, особенный шик придавал ему его подвиг, который создавал безумно комичные и нелепые ситуации. Подчас это все было вызвано очень плохим слухом иеромонаха, он постоянно переспрашивал, коверкал слова, а самое главное, как и положено юродивому, обличал всех и вся, раздавая советы о душевном спасении.
В середине службы отец Дмитрий, следуя своей неизменной привычке громко шаркать ногами, пошел исповедовать страждущих, вслед за ним засеменили две старушки и молодая девушка.
Когда мы запели «Иже херувимы», он стал читать последование к исповеди, а закончив, подозвал жестом девушку, которая, по всей видимости, впервые пришла и решила поделиться наболевшим. Стоит сказать, что Дмитрий исповедовал всегда очень дотошно, монотонно расспрашивая всё до мельчайших подробностей, по несколько раз задавая один и тот же вопрос.
В момент совершение Великого входа, служащий священник, видимо по неопытности, что - то забыл, и в храме воцарилась тишина. Именно в эту минуту все присутствующие на службе стали свидетелями этого диалога:
-Повтори? – сказал громко отец Дмитрий, обращаясь к девушке.
Она ответила тихо и неразборчиво.
-Ну как подожди, что так и было? – прошамкал отец Дмитрий.
-Да! – смущенно ответила девушка.
-Что и лизала, и в рот брала? – громко спросил он.
В тишине храма эти слова отразились эхом. Молодая особа смущенно выбежала. Мы засмеялись, служащий завис, и еще минут пять богослужение продолжилось в молчании, которое периодически разбавлялось нашим гиканьем. Отец Дмитрий с невозмутимым видом подозвал ждавшую своей очереди бабку и продолжил исповедь. Дослужили мы тогда с большим трудом.
В конце литургии отец Дмитрий подошел к нам и стал ругать, на чем свет стоит, что вместо пения ржем как бесноватые, что ждет нас геенна огненная. Потом помолчал, и уже уходя, вслух сам себе задал вопрос: «Им что мороженного мало?».
Это был финиш, смеялись мы тогда весь день.