Юраан : Рондо в голове

Был последний день августа. Тридцать его первое число.
Странное приграничное время, когда у детей завтра – школа, институт, академия какая-нибудь, а у взрослых - конец отпуска и непременно новая жизнь. Но вот еще сегодня можно никуда не спешить.
Никуда.
Вечер воскресенья лета.
Павел Петрович сидел за кухонным столом в полосатых лучах шторы – блик, тень, потом снова - ярко, и пил пиво. Напиток его не радовал. Излишне сладко, пена неправильная, сразу опадает, оставляя слюнявые разводы на стенках, похожие на ледяной узор. Вот только рано еще для льда.
Рано…
На столе молча затрясся телефон. Пластиковые конвульсии. Картель мозгу на поединок.
- Да, Раиса Ивановна! Нет… Никаких… Не пришла. Да я и сам не пойму… Полиция опять была, ищут. Допросили, ага. И по соседям ходили.
Павел Петрович вздохнул, отхлебнув пива. Из трубки несся горный поток тещиных слов, перемежаемых всхлипами.
Сопливый сель.
- Конечно, сразу же! Тоже надеюсь… Куда она?... Позвоню, позвоню.
Телефон глухо упал на своё место, едва не свалив бутылку.
«Вот ведь, чёрт! И на самом деле, куда делась жена?», - мысли Павла Петровича были длинные, тягучие. Недельная пьянка, извините, быстрее не думалось.
«Надоел я ей… Алкаш, конечно, хера же тут спорить. Последние дня три вообще не помню. Брали с Серегой, пили у него. Витек с бабой были, как её? Домой я, кажись, заходил позавчера. Или два дня назад? Три?! Вот, бля, иди пойми… Ладно… Ушла Нинка – понятно, но что ж она теще не сказала?».
Словно случайно обнаружив, что так и держит в руке стакан, Павел Петрович залпом допил его. Согревшаяся в руке «Балтика номер три» была на вкус дрянью, как, впрочем, и все остальные их цифры.
Зажмурившись от солнца, настырно пробившегося в одну из полос шторы, он отодвинулся от стола и встал. В холодильнике надо поискать настойку, была же, если не выпили. Водки точно нет, а эта должна быть.
Бррр! Чёрт, опять телефон!
- Алло. Да, я… Товарищ капитан, да всё рассказал уже. Ну не знаю… Подружки говорят, не видели? Три дня? Вот же ж ёб… Простите! Нет, больше ни к кому. Да нет у неё любовника, что вы! Если что, сразу позвоню! Обязательно…
«Мудаки… Только время тратят, лучше б искали».
В холодильнике было пусто. Точно, допил настойку-то. Когда?...
Павел Петрович почесал заросшую недельной щетиной щеку и задумался. Вариантов жить дальше было два: попробовать поспать и пойти за ещё. Деньги были, но выходить не хотелось. С другой стороны, спать тоже пока не тянуло. Промежуточное состояние пока не пьяного, но уже не чистого сознания.
Граница между.
Шаркая разношенными тапками, уставший пограничник пошел в спальню. Подсознание сделало свой нехитрый выбор и теперь тянуло на кровать.
Настойка. Нет, даже не так – нас-той-ка! По слогам, медленно, как вареная сгущенка ложками из банки в детстве. Ведь где-то она есть?
Тело изменило траекторию и качнулось в сторону коридора.
Дверь кладовки Павел Петрович открыл не сразу. Постоял, пошуршал в голове застывшими в янтаре запоя мухами-мыслями, но потом всё же открыл.
Ага…
Да уж.
Нет, ну ёб твою мать!
Настойки здесь тоже не было, зато нашлась супруга. Бывшая. Потому как сложно быть женатым на трупе. У нас в стране так пока не принято.
Нинка была плотно обмотана пластиковой пленкой, рулон которой достался Павлу Петровичу по зиме почти даром. Хорошо упакована, слоев в десять – от головы до пяток. В груди жены торчала рукоятка кухонного ножа.
Застывшие глаза супруги что-то внимательно рассматривали над левым плечом свежего вдовца. По слухам, там сидит ангел. Или он справа, а слева – бес?
Иди вспомни так вот сразу.
Глаза казались кусочками льда.
«Гляциология…», - ни к селу, ни к городу пробежало в голове Павла Петровича, после чего он нервно захлопнул дверцу кладовки. – «Наука о замерзшей воде».
Взявший управление автопилот снова повел его в спальню, а янтарь в голове окончательно застыл на одной мысли: «Как же это я так, а?».
Буква «А» растекалась в голове медленным пятном, как разлитое на линолеуме масло, захватывая все новые рубежи. Переходя ту самую границу сознания.
На тумбочке возле кровати стояла открытая бутылка пива. Не спрашивая себя, что она здесь делает и откуда взялась, Павел Петрович жадно прильнул к горлышку, одним глотком втянув в себя выдохшуюся кисловатую влагу.
Всё.
На сейчас – хватит, дальше решим, потому что…

…С кухни доносился звон посуды. Точно: тарелка падает в сушилку, задевая краями соседок, потом ложки, ложки, ложки…
Или это вилки? Кто его знает.
Павел Петрович как-то сразу проснулся. Пахло кислым потом давно немытого тела, наполовину задернутая штора пропускала яркий солнечный свет, резавший глаза.
Так… Пиво кончилось, жена в кладовке, полиция, теща, настойка, что делать, чтоделать, чтоделатьчтоделатьЧТОДЕЛАТЬ?!
- Проспался, мудила? – почти ласково поинтересовалась Нинка, вытирая мокрые руки полой халата. Ее незагорелые ноги в мелкой серой щетине напоминали мертвую курицу из «Магнита».
Мертвую…
Ага, янтарь начал трескаться по линиям мушиных крыльев.
- Ты чего, жива? – хрипло пробурчал Павел Петрович, сползая с кровати. – Вот же, блядь, мне приснилось…
- Сам ты блядь, - привычно откликнулась жена и вышла из спальни.
- Слышь, а настойка где? – крикнул он ей в спину. Сипло так прокукарекал, но громко.
- Выжрал, - коротко ответила Нинка откуда-то из коридора. С кухни донесся перезвон очередной тарелки. – У тебя пиво тут есть, «Балтика».
Павел Петрович дошел до кладовки, осторожно приоткрыл дверцу и заглянул внутрь, готовый отпрянуть назад. Рулон пленки всё также стоял в углу, как полупрозрачный столб несбывшегося. Нинки не было, зато из-под стопки старых журналов маняще выглядывала пробка.
Она, родимая!
Павел Петрович выдернул бутылку и тихо притворил дверцу.
- Слышь, мать! Какое число на дворе? – неслышно ступая с добычей обратно в спальню, поинтересовался счастливый охотник.
- Допился, дятел? Тридцатое августа.