pwenica : Жизнь у горизонта

День первый.

Пошла я посмотреть закат. Никак незакатится. Смотрю вниз. А на штанине три клеща. Три! Клеща! На мне! А у меня инсектофобия. Ни один боксёр так не старается вложить в удар силу и вес, как я в щелбан этим гадостям. Надеюсь и верю, их сожрал кровожадный воробей. До дома я дошла как в бреду. Сбросила с себя всю одежду, я б её сожгла. Но мне не дали. Обпшикалась вся спреем. Полчаса донимала всех посмотреть, нет ли где на мне клеща. И весь вечер казалось, что трава шевелится, потому что клещи заговор против меня ведут. Не передать, как я ненавижу этих гадов. Всех. С их лапками-ниточками. Как мерзко они ими потирают. Только божьи коровки и толстобрюхие шмели не вызывают у меня отвращения. Потому неоднократно были мной спасены из бочек и умывальников.

День второй.

Проснулась ночью от шубуршения и волнительного шёпота. Сонный недовольный папа спасает пакеты с печеньем. Мама стоит съёжившись и опасливо озирается. Цык-цык-цык. Мама подскочила в ужасе. Мышь тоже. Толстенькая. Белобрюхая полевая мышь. Уши круглые. Торчат. По своей наивности она решила перекусить в доме, в котором так гостеприимно весь день открыта дверь. Откуда ей было знать, что дом отремонтирован и в полах ни единой дырки для отступления. По углам были разложены ловушки с приманкой. Баранки эти благополучно на утро исчезли. На десерт мышь заточила банан со стола. Так было положено начало изнурительной войны с полевой мышью.

День третий.

Мышь ночью в наглую спала на стуле. У кого-то кошка клубком. У нас мышь. Запалив такое нахальство, мама выстроила баррикаду из подушек, вооружилась веником и несла караул. Я со своего безопасного места в конце дома лежала и не понимала: «А чего, собственно, бояться мышь?». Уже днём, выбегая из дома с криком и выпученными глазами, я думала иначе. Папа принёс ловушки времён инквизиции. Нарезал сыра. Сыр она утащила. Ещё и одну мышеловку сперла. Впереди была страшная ночь. Мышь слишком умна. Думаю, как бы украденную ловушку против нас не использовала.

День четвертый.

Проснулась от назойливого шабуршания. Сначала грешила на нашу мышь, но потом поняла в чем дело. Под ремонтной пленкой на потолке возился жук. Чёрный, как семечка. Эта мерзость появляется от сырости. Кусается больно. Чешется.
Сон тут же слетел. Включила фонарь на телефоне и упялилась в потолок. Копошатся, твареныши, в моих нервах. Через час я начала сходить с ума, пришлось попросить мужа закрыть мне свободное от подушки ухо. Но своим тупым, упёртым шуршанием они вступили в контакт с жуками в моей голове. Вскоре активировалась мама. Крадучись по скрипучему полу с тапком и фонарём, нам удалось уничтожить ночную партию. Ещё мягким тапком так просто не раздавишь. Хрустят, хрустят , а все шевелятся. Сплю теперь с кроссовком, кровожадно жду встречи. Esto es la guerra, гаденыши!


День пятый.

По огороду бегала куница. Это конечно не бешеная лиса, как в прошлом году, но тоже страшно. Картошку она не ест, ест она кур, от жадности душит столько, что утащить не может, а кур у нас нет, у нас картошка. Потому мы убежали с огорода и все. А вот остальным пришлось спасать своих желтолапых. Были спущены все местные собаки, во главе был поджарый Боб, настоящий охотничий пёс, завершала толпу такса. Шансов у куницы ноль. Но в деревне с животными все строго, кормят редко, отвязывают подавно. Судя по восторженному ночному лаю, собаки на радостях свободы решили просто затусить, притом с куницей.

День шестой.

Инсектофобия передается по наследству. Дело было в кукушкино время. Ровно в 20:20 прилетает кукушка, садится на проводах у дома и кукует. Кукует и кукует, кукует и кукует. К ней все время присоединяется откуда-то бешеная лягушка с басистым кваканьем. Так вот общаются. Сидела я третий карман семечек поедала и думала об их взаимоотношениях. Тут в доме раздался шум. Я подумала: «Опять мышь атакуют». Прибежала. Мама со шваброй гоняется за каким-то жукастым чудищем. То за ним. То от него. Монстр доселе мне неведом. С большой палец, острожопый, полосатый. Я спасаться.
На грохот осторожно высунулась из-за двери. Жучище был сшиблен на пол, и отдубашен шваброй. Мама в такой панике его колотила, что швабра раскололась. Воинственный она человек. Храбрый.

День седьмой.

Мышь на чужих харчах раздобрела. Опузатилась. И обнаглела в конец. Ночью пыталась запрыгнуть на стул. Все проснулись, смотрят на неё, фонарём светят, а она упорно карабкается.
Папа решил разнообразить рацион колбасой.
А я размышляла о хитрой мышиной судьбе. Из сотни рядом проживающих в поле мышей, ей не суждено быть съеденной ястребом или ежом. Кстати, как ежи охотятся? В книжечках они грибочки на иголочках носят, а с мышами? Тащат на иглах мягкое серое тельце в последнем издыхании?
Такая кара миновала нашу мышь. Наверно она была счастлива эти дни, дверь была открыта, но она не уходила. Осталась. Обжилась. Строила планы.
В три часа ночи раздался хлопок и судорожное дребезжание пластика по полу. Сколько сгубила жизней колбаса.