Шева : Не встал

…А потом вдруг неожиданно нагрянуло бабье лето.
Как последний всплеск погожей, почти летней погоды.
Как недоданная сдача с августовских денёчков.
Как невесть откуда возникшая паутина в углу балкона.
И всё вокруг ожило и оживилось, заиграло яркими красками.
Так, будто наступила мини-весна.
Из умытой утренним солнцем листвы в лесопарке ярче остальных почему-то выделялись деревья с жёлтыми листьями. Невольно притягивающие к себе взор, - как к языкам пламени.
Их хорошо оттеняли уже оставшиеся в меньшинстве еще зелёные деревья. Хотя на фоне коричневой и даже, местами, красной листвы, они тоже выглядели красиво, можно сказать, - вызывающе.
Лесная живность, как чувствуя, что в этом году, наверное, уже не удастся так погреться, носилась и шныряла по лесу, как оголтелая.
Белки со своим неизменным цоканьем гонялись друг за другом, перепрыгивая с ветки на ветку. Иногда только опускаясь к очарованной ими малышне и беря из у неё из рук грецкие орехи. Которые тут же зарывались в пожухлую опавшую листву.
Под всеми кустами был слышен шорох от выискивающих последних червяков и мошек шустрых скворцов.
Мышки-полёвки, время от времени возникающие возле поваленных деревьев и пеньков, озабоченно тащили что-то в свои норки.
Бабочки, - хотя, казалось бы откуда?, так вот, яркие разноцветные бабочки порхали низко над самой землёй, удивляя самим фактом, что они еще есть, а то, что скоро их не станет, - да стоит ли вообще об этом сейчас думать, в такую чудную, распрекрасную погоду?
И люди, …вот, ей-богу, так и хочется обозвать их уничижительно- людишки, ведь по сути, так ли уж сильно отличаются они от других букашек, тех же лесных, так вот, люди-людишки тоже как с ума посходили.
И, конечно, в первую очередь, - молодёжь.
Пацаны, будто сошедшие с обложек гламурных журналов, с независимым, нарочито-деловым видом, дефилировали по центровым улицам, выискивая, кого бы еще успеть дефлорировать до наступления осенних холодов.
Лучшая половина человечества, по определению лучше понимавшая, что другого такого шанса показать себя во всей красе в этом году может и не быть, оделась, а точнее - разделась до такой степени, что самому тупому дебилу должно было стать ясно, - ну вот же, дурень, твой последний шанс.
Не тупи, подходи!
Приземистые порши и мазерати еще резвей и громче бороздили центровые улицы.
Будто им в выхлопную трубу что-то вставили.
Или посыпали перцем.
Юные скейтеры по-наглому лавировали как между автомобилями, застывшими на перекрёстках перед светофорами, так и между прохожими, вынуждая некоторых невольно воскликнуть, - Ах ты ж, йо…
Заведения вдруг с самого открытия оказались заполнены весёлой, о чём-то радостно щебечущей публикой.
Будто и спешить им никуда не надо, и ни учёба, и ни работа их не ждёт.
Уличные музыканты, как те бабочки, прекрасно понимая, что дальше, причём уже совсем скоро, наступят «зимни» холода, старались изо всех сил, выдавая на своих трубах, скрипках, гитарах и аккордеонах самые различнейшие мелодии.
От «не спеши паровоз» до «лабутенов».
А худой патлатый хлопчик в скверике возле метро «Золотые ворота» очень старательно копировал шотландские баллады Блэкмора.
Причём - на волынке.
Чем «уважать себя заставил».
Бабульки и дедульки, по случаю небывалого тепла густо облепившие все лавочки по периметру сквера, внимательно и благоговейно слушали пацанчика.
Хотя, наверное, - да какой наверное? - наверняка, сильно бы удивились, если бы кто-то дал им послушать того же Блэкмора начала семидесятых, в составе легендарной группы.
Хотя - кто знает?
Да и вообще, кто и что знает что-нибудь в этой жизни?
Как сказал один умный человек, увы - уже ушедший, - Люди часто думают, что жизнь бесконечна. На самом деле мы просто везучие сперматозоиды. И нас выпустили поиграть - как хоккеистов на лёд. Никто из нас даже толком не знает, сколько минут в этом матче. Поэтому задача - побыстрее забить свой гол.
А пока жив, - дыши, радуйся, любуйся.
Завидуй по-хорошему.
Пока.

Но Семёну Ильичу было уже всё-равно.
Глубоко всё-равно.
Этим утром он не встал.
И лишь устремлённый в потолок удивлённо-застывший взгляд и засохшая струйка слюны в уголку рта отличали его от других неодушевлённых предметов в комнате.