Vlad_Gr : Телепорт инженера Малафеева

img src="https://www.proza.ru/pics/2016/11/10/280.jpg?1969" /
Все персонажи и события, несмотря на очевидную связь с реальностью, являются полностью вымышленными. Характеры знаменитостей искажены больным воображением автора (причем убого), собственно повесть изобилует грубыми выражениями и сценами насилия, и в силу своего содержания, вообще не предназначена для прочтения.

Телепорт инженера Малафеева.

Виктор Сергеевич Малафеев вышел из подъезда и направился к своей «Гранте» лифтбек, чтобы ехать на работу в Сколково. Под ногами хрустел первый снег, голова переполнялась мыслями, работа, которую он вел в тайне ото всех, была близка к завершению...
-Эй, придурок, как житуха, - вдруг услышал он за спиной.
-Нормально. Можно Ванечку взять на выходной?
-Ванечку? Ну, чирик давай и забирай.
-Юль, ну, в самом деле, что ж тебе алиментов мало?
-Ничего не знаю, твои проблемы.
-Ну…
-Ты её слышал, лошарик? Не понял, так я тебе объясню так, что вместо работы в больницу поедешь, ишак, – раздался возникший, словно из ниоткуда, грубый мужской голос.
-Понял, ладно, ладно…
-Вали, сейчас будет тебе ладно, дебил.
Виктор сел в машину и поспешил тронуться. Это были его бывшая жена Юля и её очередной сожитель Василий Магомедович. Ученый погрузился в раздумья, но уже не о своем проекте.

Да, всё началось еще в школе… Витя учился, как выразилась позднее одна одноклассница, «как на убой». Тощий, болезненный очкарик примерно до восьмого класс был просто серой мышью без врагов и друзей, особенно после того, как матушка пару раз сходила к классной, когда ребята поставили ему несколько синяков. Но у него были свои интересы, в первую очередь физика. Решив за несколько минут задачи из Рымкевича для имбецилов, он брал задачник Гольдфарба или клянчил у одиннадцатиклассников билеты с олимпиад ВМК МГУ и наслаждался…

Все стало куда хуже после того, как пацаны заговорили о лобковых волосах, а несколько месяцев спустя начались разговоры о первом сексе… У Вити тоже появились волосы, а однажды он увидел замечательный сон, который запомнил на всю жизнь, про брюнетку в черных колготках и красном платье. Семья их жила бедно, поэтому ни компьютера, ни VHC – магнитофона у них не было. Из-за этого Витя никогда не видел порнухи и не знал, как выглядит не то, что половой акт, а даже девичья пися, поэтому в том сне попка брюнетки, обтянутая колготками, просто увеличивалась и отдалялась, а он гнался за ней. Тем не менее, утром все трусы были мокрыми. Витя был настолько невинным мальчиком, что первым делом подумал, что обоссался… Так на его жизнь опустилась тьма, которая с годами становилась только гуще.

Юноша продолжал внимательно слушать разговоры одноклассников. Школа - большая деревня, а ребята еще не научились держать язык за зубами. Одной из главных героинь этих рассказов была Танечка. В каждом классе есть девушка, которая созревает раньше остальных и не обременена моралью. Первым делом она начинает спать со старшеклассниками, а после перепадает и своим.

Когда общественность взрывалась в очередной педоистерии, Виктор задумался, что если он лишился девственности уже за двадцать, а Танечка не отказывала себе в мелких радостях с тринадцати, то, если бы он встретил в девятнадцать такую пятнадцатилетнюю «танечку», которая за два года успела обслужить полрайона и выпить втрое больше, чем он, то кто бы кого совратил? «Эх, быстро телевизионные любители Олимпийского резерва забывают детство, лицемерные мрази», -бывало думал Малафеев.

Так вот, в один прекрасный день Танечка, которая уже несколько раз ловила на себе Витин взгляд, подсела на перемене к нему за парту.
-Ты классный, умненький такой, - улыбнулась она.
-Спасибо, - не без удивления ответил юноша, - ты очень красивая.
-А хочешь, я тебя поцелую?
Витя поверить не мог своему счастью, у него перехватило дыхание.
-Ага,- лишь и смог произнести он.
-Только ты зажмурься, а то я стесняюсь.
Парень повернул голову, изо всех сил сжал веки и приготовился ощутить мокрый вкус языка у себя во рту. Но вместо этого он внезапно ощутил острую боль. Класс взорвался диким хохотом. После секундного замешательства Витя понял, что все ребята, которые до этого делали вид, что занимаются своими делами, смотрят на него, ржут и показывают пальцем. Очки треснули, из носа потекла кровь. Эта рыжая сучка вложила всю силу в свой удар.
-Больше даже не смей смотреть на меня, тупой ботан, - проговорила Танечка.
Витя вышел из класса и пошел в туалет останавливать кровь, а вернулся уже в пекло ада, которое жарило его ещё почти три года. Не только парни специально рассказывали ему о своих победах и не упускали случая отвесить поджопник, даже пьяные девочки, собираясь с пацанами вечером за школой, хвастались, что дают всем, кроме него. Иногда очередная Елена Степаненко (жена Петросяна, если кто не знает) спрашивала: «Витя, хочешь я тебя поцелую?» И вся компания ликовала. Особенно преуспел в деле травли Лёва, Витек тогда не различал людей по национальностям и лишь позднее узнал, что Лёва был чухонцем, когда тот репатриировался на свою историческую родину. Несколько раз, уже будучи взрослым, Виктор Сергеевич думал смотаться в Прибалтику, чтобы его убить, один раз даже получил визу, но всякий раз откладывал, когда волна воспоминаний ослабевала. Отношение учителей тоже ухудшилось, особенно математички, как он ни старался, но она смотрела на него с призрением. То ли дело Саид, рослый и мускулистый с густой черной шевелюрой и щетиной, отрастающей к шестому уроку. Учительница смотрела на него глазами жадной самки…
Только мудрый физик, похожий на Гэндальфа с благородным именем Генрих ценил и уважал Витю. «Слушайте слова не мальчика, но мужа»,- бывало произносил он. Бабуины пытались было ржать, но суровый взгляд мастера заставлял их заткнуться.

Долго ли, коротко ли, но даже пыжики иногда выходят по амнистии, закончилась и Витина школьная пора, а объективность череды письменных олимпиад поставила точки над i, стерев предвзятость престарелых самок. Витя поступил на Физический факультет МГУ.
«Всё, новая жизнь, и это моя империя, потому что я победил»,- подумал Виктор, входя в аудиторию первого сентября. Десятки ребят рассаживались по местам, но Витя не спешил. Ведь всякой империи нужна королева, он выбирал, смотря от доски вверх. И, вот она! Без лишнего словоблудия – самая красивая. Всё съежилось внутри, но молодой человек взял волю в кулак и направился к ней, ведь он, как ему тогда казалось, находится в своем праве, он выжил в школе и победил на олимпиаде. Хотя Витя был умным парнем, мысль о том, что здесь все такие, почему-то не пришла ему в голову. Тем не менее, на «Привет!» Галя, так звали девушку, ответила улыбкой, а не ударом в нос. А к концу вводной лекции он даже взял её за руку! После всех мероприятий они пошли в кафе, а после разъехались. Он записал её домашний телефон в свой модный на тот момент Nokia 3310, который родители подарили ему за поступление. Этому аппарату, сочетающему в себе простоту, функциональность и неубиваемость, тогда лишь предстояло занять свое место в нашей культуре, наряду с ватником, водкой, валенками и автоматом Калашникова. Русский человек любит такие вещи. Но, в 2001ом году, Витя искренне считал его статусным предметом и гордился, что у него такой телефон. Однако этим аппаратом всё Витино богатство и ограничивалось. Полученную от мамы пятихатку и сэкономленные 200 рублей они проели. Впереди было воскресенье, а в понедельник они договорились идти в кино. Нужно было срочно достать денег. Кровь сдавать можно было лишь с восемнадцати лет, а как еще быстро намутить лавэ Витя не знал. К великому счастью, юноша встретил у лифта своего старшего товарища и соседа, предпринимателя из Узбекистана, который, по воли случая, планировал на следующий день переезд. Всё воскресенье с самого утра до позднего вечера молодой человек, хоть и бывший дрищем и очкариком, с фанатичным упорством перетаскивал кресла и диваны, скручивал вновь купленные шкафы.
-Откуда в тебе только силы берутся,- удивлялся Сайфуддин Акбарович, так звали буржуина,- вообще, как муравей.
-Любовь,- с улыбкой ответил Витя.
К ночи у него в кармане лежала целая тысяча.

Понедельник должен был стать первым по-настоящему учебным днем, но Витя думал только о Гале… Они были на одном потоке, но в разных группах. Первой лекцией была Линейная Алгебра. Гали не было. Второй - великий и ужасный Матан. Её тоже не было. Группы разошлись по семинарам. Витя пошел звонить ей домой. После продолжительного ожидания трубку взяла какая-то старуха со скрипучим голосом: «Галю? Гали нет. Что передать?».
На лбу у Виктора проступил холодный пот: «Что-то случилось». Он поспешил к расписанию, нашел малую аудиторию, где должна была заниматься её группа. Нашел старосту, которым оказался волосатый парень в балахоне «Король и Шут». Галя была в списках, но на занятиях её не было…
Как на кактусе, сидел Малафеев на последнем семинаре… Когда эта, самая длинная в его жизни пара, наконец закончилась, он вновь позвонил и снова старуха повторила свои слова, уже сердито. Было три мысли. Во-первых, позвонить ещё раз, сказать, что он сам из университета и её не было, но тогда, если ничего не случилось, а у Гали какие-то важные дела, он подставит её. Во-вторых, можно поехать домой, пробить номер через взятую на Радио рынке базу и немедленно нанести визит, вдруг старуха врет, может у Гали понос или болезненные месячные, и она просто хочет лежать в позе эмбриона, потому попросила бабку не беспокоить её. В-третьих, обратиться в милицию. Алгоритм в голове сложился быстро: пробить номер, нанести визит, если её и правда нет, с родственниками обратиться в милицию. Бонусной мыслью стало лютое желание заработать, чтобы подарить Гале такой же телефон, как у самого, и она больше никогда не терялась.

Погруженный в раздумья, Витя спешил к метро. Как вдруг заметил её, обнимающуюся с каким-то парнем. Сказать, что он охренел от происходящего – всё равно, что промолчать, тем не менее Витя подошел.
-Привет, а чего это ты на занятия не пришла, - спросил Малафеев.
-Привет,..-промямлила Галя.
-Здорова, -ответил её спутник, рыжий полноватый парень, почти на голову выше Вити, с широченной улыбкой,- квартиру смотрели. Я, кстати, Глеб.
-Витя, какую такую квартиру.
-Ну,- пикнула Галя.
-Мою, - ответил Глеб с еще более широкой улыбкой.
-Ясно, - уже спиной к ребятам, чтобы те не заметили наполняющие его глаза слезы, ответил Виктор и поспешил домой.

Как такое могло случиться, Витя узнал довольно быстро. Ответ был на удивление прост. Папин Икс Пятый. Его Витя увидел на следующий день, когда Глеб парковался перед занятиями. Оказалось, что Витя был не единственным, кто заметил Галю и взял её номер. И, в воскресенье, пока Малафеев тягал кресла и собирал шкафы, чтобы заработать на кино, Глеб уже заезжал за ней.
Финальным аккордом истории стала Галя, которая, ожидая лектора, играла в новый мобильный телефон.

Витя погрузился в учебу. Как и везде, учиться тут хотели не все, и такое положение дел было Малафееву на руку. Он делал лабы и писал курсачи для своих однопоточников, что позволяло довольно неплохо, по меркам студента из панельного гетто, жить. Глеб был в числе постоянных клиентов и никогда не торговался.
-Что ты здесь делаешь,- как-то спросил Витя,- ну шел бы на эконом что ли. Нафиг тебе эти физика с программированием?
-Не боись, - ответил Глеб,- у меня всё схвачено. Готово?
-Как всегда.

Преподавателям лучше расслышать унылое блеяние Глеба при сдаче очередной работы, которую он даже не читал, помогали несколько Ярославов Мудрых. Попадались и зубры, взять которых так просто не выходило. Тогда следовал звонок, который помогал советским ученым лучше вникнуть в реалии современного бытия.

Галя появлялась редко, а после первой сессии и вовсе где-то рассосалась. Глебу она наскучила за пару месяцев. Витя больше не заморачивался, а как-то зимним вечером, когда он пошел купить новую карточку МТУ-Интел, в его жизнь постучался секс. Датая девка, лет на пять или семь старше, покупала пиво в том же магазине, куда Малафеев пришел за Интернет-картой, и буквально сняла его. С тех пор, время от времени, ему перепадало в разных ситуациях. Принцип был прост: если в этом месяце был секс, то это хороший месяц, если не было, то и хрен с ним. Так шли годы, пока Виктор постигал тайны Вселенной.

В конце обучения в универе Витя познакомился с Юлей. Позднее он понял, какую бесхитростную и банальную стратегию в его отношении она реализовывала. Но тогда Малафеев был еще слишком молод и неопытен. Юля не была симпатичной, скорее менее страшной, чем его предыдущая подруга. Она притворялась божьим одуванчиком. Когда Виктор осведомился о том, кто был у неё раньше, и почему не было крови, если она сказала, что девственница. Она рассказала что-то о неловком гинекологе, который что-то там нечаянно повредил...
Так вот стратегия. Она была проста и стара, как мир. Шлюха из гетто, наскакавшись со школы по херам гопников и успевшая обслужить пару сожителей собственной матери, внезапно осознала, что ничего большего, чем карьера продавщицы в «Пятерочке» ей не светит. Нужно было найти, что называется умного дурака. Им и стал Витя. Юля, втеревшись в доверие без особого труда, стала устраивать скандалы не из-за чего, а после заставлять Витю извиняться. Один раз, глубокой ночью, она сказала: «Ну вот давай, я уйду». И стала собираться. Виктор не мог отпустить её в ночь, и стал упрашивать остаться. Проклятая совесть, лакомый кусок для искателей идиотов.

Некоторое время спустя Юля родила Ванечку. Они поженились. Истерики не кончались. Юля училась в кокой-то бессмысленной заочной платной шараге, которая по недоразумению называлась институтом. Юля часто приходила пьяная и не в духе. Но, тем не менее, Виктор покорно выкладывал деньги на образование, на шмотки и бог знает на что еще. Ребенок - отличное орудие вымогательства. Государство наше позволяет женщине сидеть в декрете три года, нормальные женщины начинают что-то мутить на дому или выходят на полставки через полтора-два. Юля сидела на шеи Виктора более пяти лет. Действительно, зачем заморачиваться работой, если очередная истерика может решить все финансовые проблемы. А по запаху спиртного, который Виктор часто ощущал, приходя с работы, он понимал, что скучно ей не было.
Через пять лет, Юля наконец-то решила поработать, Вите удалось пристроить её в аудиторскую контору, где довольно высокое положение успел занять его университетский товарищ.

Но, на работу она ходила, казалось, лишь для того, чтобы рассказывать своим коллегам, какой у неё никчемный муж. О чем Виктору стало вскоре известно. Этим она занималась в маникюрных салонах и парикмахерских. А после приходила, смеялась и говорила: «Мы опять болтали о том, какой же ты неудачник, вон у Аньки муж новую машину купил». И так далее. Секс Витя получал едва ли не по талонам. Ну, а кроме денег и том, какой Витя лох, они, казалось, вообще ни о чем не говорили. «Скорей бы утро и снова на работу», - это про него.

Вскоре Юля вновь забеременела. И родила Анечку. Малафеев не пожалел полтинника, чтобы проверить на ДНК обоих детей. Ваня был его, Аня чужая…
-Мерзкая скотина, так ты мне не доверяешь,- сказала Юля, когда Витя положил на стол результаты тестов.
Долго ли, коротко ли, но они развелись. В начале этого мероприятия Виктор познакомился с
Василием Магометовичем, они пьяные, с товарищем пересчитали в подъезде ему все ребра, чтобы он не смел отказываться от Анечки. План Юли полностью удался, алименты более чем вдвое превышали зарплату в «Пятерочке». Можно было бухать, трахаться, ничего не делать, на малую долю выделяемых средств покупать мелким макароны, а остальное тратить на себя любимую. И главное, смеяться. Виктор Сергеевич всегда замечал искреннюю радость в глазах Юли, когда они встречались на улице, он не припоминал такого счастья, когда возвращался домой с работы. Это был Юлин триумф. Понимала ли она, что Витя хочет её убить. Конечно, и от этого делалась еще счастливее. Жрать, бухать, путешествовать по Египтам и Турциям на «детские» деньги – прекрасно. Но не это главное. Она купалась в его ненависти. Да, Витя ненавидел Юлю, часто перед сном представлял, как сжигает её заживо. Но он любил Ванечку, и несмотря на все гадости, которые мама придумывала о папе, вместо того, чтобы учить его читать, например, он отвечал ему взаимностью. Так и получается: «Кому ****ь, кому мать». Витя с радостью убил бы *****, но тогда умерла бы и мать его любимого сына. Этот парадокс, известных каждой шкуре, почему-то не проходят ни на Физическом факультете, ни на ВМК…

Погруженный в эти мысли Малафеев не заметил, как добрался до Сколково.
В коридоре его окликнули:
-Здорова, Витек, как там отчеты?
-Здравствуйте, Глеб Борисович. Все готово еще вчера, Вас просто не было на месте.
-У, да у нас вчера была такая движуха – страшно вспомнить. Давай, неси.

Да, это был тот самый Глеб. У него действительно всё было схвачено. Его батюшка служил при советской власти в Анголе с правильными людьми. Поэтому почти сразу после института Глеб стал одним из топ менеджером в Сколково. Не забыл он и своего друга ботана. В основном, от него требовалось генерировать наукообразный бред, под который для распила на верхних этажах иерархии выделялись государственные средства. Но некоторое оборудование удавалось получить и Малафееву. Зачем оно, и чем он занимается, когда не делает то, что ему велено, а с этой хренью он обычно быстро справлялся, никому не было интересно. Империя, мучающаяся от нефтяной ломки, вкидывала в Сколковскую топку миллиард за миллиардом, надеясь обрести облегчение. Но вместо открытий, дающих быстрый экономический рост, росли почему-то только особняки на Рублевке и за пределами нашего богоспасаемого Отечества. Так что у народа вокруг было много дел, и Виктор Сергеевич чувствовал себя спокойно.

Виктор отнес отчеты и, уходя, как тогда, в школе, прислушался. О чем говорят мальчики? До него донеслись обрывки фраз, которыми Глеб обменивался с другим руководителем: «Кокс…. Бум-бум-бум…. вся дырка в кольцах… ага, целка… хз из Урюпинска… ха-ха-ха…. Четырнадцать… да алкаши наверно…. триста». «Ребята опять ходили в свой любимый закрытый свингер- клуб»,- понял Витя. «Ну, каждому свое»,- рассудил ученый и вернулся в лабораторию.
В 2014ом году, когда Малафеев находился в самой адской стадии бракоразводного процесса, Глеб подошел к нему и сказал:
«Витёк, зови меня на людях по отчеству. Сам понимаешь, дисциплина, субординация, все дела».

В те месяцы началась борьба за освобождение Украины, после бескровного присоединения Крыма, в Донецке и Луганске вспыхнула война. Всем в те дни казалось, вот-вот Империя расправит, сложившиеся после Холодной войны, крылья. Малафеев всерьез тогда хотел застрелить Васю и этого проклятого мажера, избить на прощание Юлю и сделаться строителем Русского Мира. «Ну и что, что дрищ, ну и что, что очкарик,- думал он в те дни, - Моторола, вон тоже совсем не великан, а как зажигает, чай не в десятом веке живем, СВД исправит дефекты зрения, а в мелкого труднее попасть». Но эти мысли закончились бессмысленной покупкой «Сайги» и «Грозы». К своему стыду Виктор осознал, что физику любит больше, чем Новороссию.

«Борисович, ****ь», - хмыкнул Виктор, внося последние штрихи в свою работу.
На столе перед ним лежала коробка площадью с нотубук и вдвое толще, которая по USB-кабелю соединялась с его переносным компьютером. В углу находился отсек под плотной крышкой, объемом с пачку сигарет. Виктор Сергеевич осмотрел стол, взял карандаш, сломал его не две части и положил обе в этот отсек. Окинул взглядом комнату, задал место скачка, выдохнул и нажал Enter.

Не успел звук от щелчка клавиатуры достичь Витиных ушей, как обломки карандаша материализовались точно в углу комнаты, куда отправил их Малафеев и со звоном упали на кафельный пол. Виктор Сергеевич открыл рот от удивления.
Он, конечно, знал, что так и должно было произойти, но знать и стать свидетелем - совершенно разные вещи. Он положил в контейнер ластик и скрепки. Результат повторился. Он налил чай из своей чашки с медведем на одной стороне и Путиным на другой. Снова успех!

Малафеев отключил телепорт от ноута, запер их в шкафу и поспешил на другой этаж. Здесь обитали биологи, которые колдовали над тайнами клонирования и стволовых клеток, управляясь не менее жизнерадостным менеджером, чем Глеб. Тут трудилось много девушек, сюда после развода, Витя относил по две большие сумки «Рафаэлы» каждое восьмое марта. Вдруг, чего и обломится. Мужика в нем так никто и не заметил, но местные обитательницы всё же хорошо к нему относились, с некоторыми у него сложились приятельские отношения, тут можно было выпить чаю и послушать истории о каких-то других мужьях. Витя применил все свои скромные шарм и обаяние, чтобы выпросит мышонка и лягушку.

Пятнадцать минут спустя сначала лягушка, а затем и мышь благополучно совершили пространственный прыжок. Телепорт не убил существ. Лягушка скакала по кафелю, а мышь спряталась под шкаф. Немалого труда стоила Малафееву их поимка, но через полчаса они вернулись в свои контейнеры.
Виктор Сергеевич собирался домой. Он очень ревностно и с опаской относился к плодам своего труда. Дома у него было два компьютера, один из них был, как он выражался «целочкой», поскольку никогда не знал Интернета. Здесь он и проводил расчеты, избегая электронной почты и облачных сервисов, всю информацию с работы он выносил на флэшке, по возможности использовал личный ноутбук. Настройки корпоративного оборудования он всякий раз обнулял. Виктор Сергеевич регулярно ставил стул на стол и смотрел, не появилось ли под панелями фальшпотолка проводов скрытого видеонаблюдения. Утро каждого понедельника начиналось с обследования помещения на жучки, этим же заканчивалась и каждая пятница. Замок в шкафу он давно поменял на собственный, а уходя, клал на его дверь одну крупинку пшена. Этим трюком он особенно гордился, потому что он напоминал Малафееву о его корнях. Именно так, крупинкой пшена, положенной на крышку, его бабка помечала трехлитровые банки с самогоном, так она могла следить за тем, что дед не выжрал пару стаканов и не заполнил образовавшуюся пустоту водой.

С приближением ко второй половине четвертого десятка Виктор Сергеевич всё яснее понимал, что мир только и ждет момента, чтобы поиметь его. Поэтому сейчас он был уверен, что единственный на планете, кто знает тайну телепортации - это он. И отдавать её, этот пятидесятипудовый бриллиант, в чьи-то чужие руки он не спешил. Начальник? Еще не хватало, чтобы Глеб получил его Нобелевскую премию. Слышал он и истории о том, как воруют наиболее удачные изобретения в патентных бюро. Нет, еще не время. Не хотелось ему, правда, и отдавать свой приоритет очередному Эдисону или Маркони, но по его прикидкам, особенно с учетом грантовой системы, человечеству нужно еще более столетия, чтобы приблизиться к его результатам.

Малафеев еще раз проверил всё на предмет информационной чистоты. Положил телепорт и ноут в ранец и отправился к машине.
Дорога была трудной, но он не замечал пробок, лишь мысль о том, что делать дальше, занимала его разум. Внезапно, слева, возвращаясь в свой ряд через две сплошные перед ним возник черный Кайен.

Виктор едва успел затормозить, чтобы не разодрать ему правое крыло. Машина заняла место перед Малафеевым в левой полосе и остановилась. Поток и так еле двигался, поэтому остановки никто не заметил. Из кабины вышла блондинка, в шубе на распашу, под которой был виден леопардовом спортивном костюме. И начала кричать:
-Слышь, даун, ты что, ослеп?! Не видишь, я еду?!
Малафеев открыл окно.
-Чего глазами хлопаешь? Овощ, – не унималась девушка, - здоровья много, так тебе объяснят, чё по чём!

Малафеев сжал губы. Часть его хотела заржать, часть объяснить даме правила, используя всё богатство русского языка. Но главной мыслью было желание без проблем доставить домой прибор, поэтому он вспомнил Дейла Карнеги, чью книжку как-то прочел, вдохнул и произнес:
-Простите, пожалуйста, я неправ. Просто задумался, еще раз извините, впредь буду внимательнее.
-Хорошо, что ты это понимаешь, - уже спокойнее сказала водительница,- знай своё место, скотина, и больше не попадайся мне на пути.

С этими словами она вернулась в свой автомобиль, и поток продолжил движение. На светофоре она сделала очередной дерзкий маневр и скрылась из виду.
От всей этой истории Малафееву захотелось одновременно есть и какать.
Он был не из тех ханжей, что поливают фаст-фуд самыми грязными словами, поэтому свернул в Макдональдс. Ранец с телепортом лежал в багажнике, поэтому барсеточникам было до него не добраться. Виктор спокойно зашел в уборную. Оправившись, он потянулся к металлическому кожуху с туалетной бумагой. Пусто. «Вот сволочи, еще ведь расписываются на двери, за что, интересно». Витя окинул кабинку взглядом. В углу, за бачком, на прямоугольном выступе из кафельной плитки лежала зелено-оранжевая книга. «Фёдор Достоевский. Преступление и наказание», - прочитал Малафеев.

-А, это ты, сучка,- сказал Витя, открыв книгу на первой странице, где был портрет писателя, - вот из-за тебя весь культурный код в багах. Что дали твоему Родечки совесть и Евангелие? Десять лет лагерей и жену проститутку? А Лёва, Таня, Глеб, соска эта на Кайене, бесы твои, в семнадцатом победившие, им значит всё, а мне ждать Царствия Небесного? Да только нет этого Царствия, понимаешь? Сегодня утром я забил последний гвоздь в крышку гроба Господня, понимаешь?

Тут Малафеев понял, что сидит на толчке, без порток и вслух разговаривает с покойником об атеизме.
Он поднялся и провел Достоевским между булок. Снова взглянул на писателя, борода его порыжела, словно от удивления.
- Тварь ты, Федя. Съел медведя,- с этими словами он бросил писателя в унитаз и нажал на слив.

Кушал Малафеев не торопясь, поглядывая через окно на машину со своим сокровищем. К окончанию трапезы пробка слегка рассосалась, и он тронулся в путь. Через пару километров движение вновь ухудшилось. Поток обгоняли пешеходы, слева пронеслась скорая. Виктор включил музыку:
-Перемен! Мы ждем перемен! – запел тёска Малафеева.
-Да уж, братан, давно пора, - заговорил Виктор со вторым за вечер покойником.

Вдалеке, на дороге Витя заметил какое-то оживление. Через несколько минут его взору открылась страшная картина. Слева на трассе стоял «Икарус» со смятой половиной морды и моргал оставшейся фарой, правее, перпендикулярно движению, был раздавленный почти до середины черный Кайен, а в нескольких метрах от него лежало тело той самой блондинки с расколотым черепом. Рядом на корточках сидели врачи и разворачивали черный мешок. Около «скорой» стоял, держась за бок, усатый мужик с окровавленным лбом и диким взглядом, вероятно водитель автобуса. Чуть дальше по дороге бродил полицейский с ведром и собирал в него куски мозга.

«Надо же, там под прической даже были мозги», - вот была первая мысль, посетившая голову Малафеева после созерцания этой картины. Он улыбнулся этой мысли и продолжил свой путь в еще более приподнятом расположении духа. «Да, может правовая система Империи не далеко ушла от Русской Правды и холопы с боярами по-прежнему отвечают за один и тот же проступок совершенно по-разному, но, к счастью, законы физики одни для всех. Жаль, что ты этого не поняла, гуманитарная сука. (Почему-то Витя не сомневался, что эта дохлая шкура принадлежала именно к гуманитариям) Хотя, нет, шучу, не жаль». С этими мыслями Витя открыл окно и харкнул на асфальт.
-Тара-пам-пам-пам. Physics. i'm loving it, - пропел Витя и закрыл окно.

Дома ученый поужинал, переместил еще несколько предметов и жидкостей, после чего отправился спать.

Ночь Малафееву приснился удивительный сон. Из раскалывающейся головы блондинки вылупилась та самая брюнетка в красном платье из детства. Но на этот раз он догнал её и как следует засадил, однако на этом видение не закончилась. Она надулась, лопнула, и из неё поползли дети, сотни детей.
Витя проснулся счастливым. В школе он слышал историю про Менделеева, но считал её байкой и уж точно не думал, что озарение может снизойти и на него. Он твердо знал, что делать дальше.

Виктор Сергеевич запер ноут и телепорт в сейф, где стояла «Сайга» и налегке отправился на работу. Нос был заложен, поэтому перед тем, как идти к машине, он отправился в круглосуточную аптеку во дворе дома, чтобы купить капли. На пороге стоял Андрюша. Он учился с Витей в одной школе и был на два года старше. Малафеев всегда радовался встречи с этим человеком, потому что она напоминала ему об одном из немногих светлых пятен в бесконечном мраке тех лет. Как и многие другие ребята, Андрюша до определенного момента издевался над Витей. Но в один прекрасный день, было это классе примерно в пятом, Андрюша, стало быть, был в седьмом, когда он в очередной раз зажал Малафеева в углу и начал пинать, тот подпрыгнул и вцепился зубами в верхнюю часть уха своего обидчика. Андрюша наносил удар за ударом, но Витя лишь сильнее сжимал челюсти. Вскоре он прекратил бить, а верхние и нижние зубы Витии встретились, преодолев хрящевую преграду. Андрюша заныл и с тех пор проникся уважением, которое сохранялось и по сей день.
-Здорова, Витек, как сам, - осведомился Андрюша.
-Привет, потихонечку, - ответил Витя,- вот, правда, приболел малость.
-Я тоже, ах-ха-ха, приболел, после вчерашнего,- сказал Андрюша и вынул из кармана флакон «Муравьиного спирта», - вот, надо поправиться, хе-хе-хе.
-Как ты это пьешь, там же кислота, я знаю «Боярышник» пьют, а это…
-Да, «Боярышник» - дрянь, он стоит 11 рублей, за 25 грамм, а это,- он откупорил флакон,- 12, но тут 50 грамм, а кислоты всего 1,5%, я в Интернете прочитал, можно пить.
-А в честь чего гуляешь?
-Да пацаны вчера на лавке после поминок догонялись, вот и меня не обидели, - сказал Андрюша, делая глоток,- слыхал, Танечка-всё.
-Как, так?
-А вот так. Она же на спидухе китайской сидела, фен или соль, я в этом говне не шарю, лучше вот,- он поднял вверх «муравья», словно варяжский вождь кубок с мёдом, и сделал еще глоток, - ну и беременная, поставилась, случился выкидыш, сознание потеряла, истекла кровью. Мать пришла вечером, она уже холодная и комок этот рядом лежит. Такие дела. Вчера закопали, но меня там не было, ребята вечером рассказали.

Малафеев пошел за каплями, в том же здании был и круглосуточный магазин, где он взял себе «Вятского» кваса и «Девятку» Андрюше. Тот очень обрадовался внезапному подарку, они постояли еще некоторое время, поминая Танечку и вспоминая школьные годы. День обещал быть хорошим.

Быстро расправившись с рутиной, Виктор Сергеевич приступил к освоению тех областей знания, которые до этого времени находились на отдаленной периферии его интересов. Ему надо было изучить анатомию, разобраться в инфракрасном сканировании, научиться писать приложения для смартфона, а дома окончательно откалибровать свой прибор.

Две недели спустя работа была завершена. Теперь телепорт соединялся со смартфоном, на который он установил насадку для сканирования. Созданное приложение содержало базу анатомических знаний, а также позволяло точно определить точку для скачка. На всякий случай Витя вынул из платы блоки, отвечающие за поиск Интернета и сотовой сети, блок GPS. Малафеев поставил кружку в угол комнаты, разбил яйцо в камеру телепорта, навел камеру, щелкнул. Яйцо оказалось точно внутри, даже ничего не разбрызгалось. «Асса»,- сказал Малафеев.

Следующим днем была суббота. Малафеев взял ранец с оборудованием, отнес Юле чирик и вместе с Ванечкой отправился в Московский зоопарк. Многие животные прятались от холода, но Ванечка был рад всем, кого удалось увидеть. В теплом павильоне жили обезьяны, туда и стремился Виктор Сергеевич. Пока Ванечка пытался привлечь к себе внимание мартышек, которые, к счастью, заметили его и проявили ответный интерес, Малафеев осторожно харкнул в резервуар телепорта.
-Так, сынок, давай обезьянку сфоткаем, - проговорил он, подходя к вольеру с шимпанзе.
«Ну, лапочка, посмотрим, где твоя матка…»,- подумал Малафеев, уткнувшись в приложение.
«Щёлк»,- ответил смартфон. Виктор был готов быстро отвести ребенка, если внезапно животному станет плохо. Но ничего не произошло, обезьяна лишь потерла свою промежность. За время прогулки было проведено еще четыре аналогичных эксперимента.

«Снайпер бьет издалека, но всегда наверняка»,- вспомнил Малафеев чухонского эльфа из «Властелина колец» в переводе Гоблина.
Прогулка закончилась, он отвел Ванечку к матери. Ему очень хотелось оставить его себе, но закон в нашем благословенном Отечестве всегда на стороне женщины, даже такой, как Юля. Ну и женских хитростей никто не отменял. Малафеев, как мы уже знаем, был атеистом, но жизнь с Юлей побудила его однажды приобрести книгу «Молот Ведьм» откуда он, помимо прочего узнал, что ведьма не может плакать, как обычные люди, но во время бесовского припадка стремится измазать глаза слюнями изо рта, чтобы создать видимость слез. Когда ученый во время следующего концерта заметил, как Юля осуществляет этот прием, то был так потрясен увиденным совпадением, что даже ненароком осенил себя крестным знамением…. Он и позднее наблюдал это: Юля часто истерила, но никогда не плакала, а размазывала по лицу слюне.

Дверь открыл Вася и окинул пришедших мутным взглядом, Юля, похоже, уже выключилась, где –то в глубине квартиры ныла Аня.
-Чо, говноеды, нагулялись? – осведомился он, - давай домой, щенок.
Ванечка проследовал в квартиру. Дверь захлопнулась.
Малафеев побрел домой. Жил он в пяти минутах ходьбы. Юля и Вася часто наведывались в его двор к своим собутыльникам, так было, например, в тот день, с которого началось это повествование.
Малафеев приготовил яичницу и уселся смотреть очередную передачу про радиоактивный пепел.
-Нубы тупые, чего вы понимаете, - заговорил ученый с телевизором, - ну сожжете вы со штатами друг друга, зачем? Чтобы китайцы царствовали? Мегатонны вообще для лохов, расколоть бы земную кору к чертям, чтобы никому ничего, вот это было бы дело. Свели бы партию на ничью, всё лучше, чем это унылое прозябание. Хотя нет, не лучше, я ещё поиграю.
С этими словами Виктор выключил ящик, помыл тарелку и отправился спать, завтра предстоял сложный день.

Утром Малафеев встал рано, залез в интернет и стал изучать форумы, посвященные экстракорпоральному оплодотворению, суррогатному материнству и донорству. По его скромным прикидкам одну палку гвардейцев можно было разделить на десять отрядов. Генерал съел очередную порцию яиц, взял оборудование, и отправился в центр столицы. Виктор Сергеевич, не мудрствуя лукаво, направился в ГУМ. Именно тут в воскресный день роились элитные самки. Он зашел в уборную, передернул затвор, собрал семя в шприц, зарядил телепорт.
Армия экспансионистов была готова к вторжению, охота началась. Малафеев, как снайпер разместился на балконе второго этажа. Раз светская львица, выстрел, аккуратная перезарядка, чтобы не попасться под камеры, два, три…, десять. Счастью ученого не было предела. Виктор вернулся в туалет за новой обоймой. Игра продолжалась. Через несколько выстрелов Малафеев понял, что вторая палка пробудила чувство голода. Он купил гамбургеров, молочный коктейль, распихал их по карманам и продолжил охоту, перекусывая на хоту. Под ручку с кавказцем в белых брюках шла блондинка на две головы выше Малафеева, но не внизу, а прямо по той галереи, где стоял Виктор. «Нет, не удержусь. Была не была.»,- щелчок.
-Э, придурок, ты что мою девушку сфотографировал?
«Бля!»,- подумал Виктор Сергеевич и произнес:
-Не, я это, покемонов ловлю.
-Какие покемоны, тебе лет сколько, дятел? У меня даже сын этой фигней не занимается.
-Ты не говорил, что у тебя есть сын, - вмешалась в разговор шикарная блондинка, с бюстом, заставляющим лопнуть глаза, - может и жена есть?
-Не твоё вообще дело, курица, знать, чего у меня есть, - произнес мужчина, а девушка потупила взор, - А что до тебя, если увижу чего в интернете, ты у меня быстро на бутылку сядешь, дебил русский. Гном, чертов.
Они ушли, а после оказались внизу.

Малафеев сделал последний глоток, мысленно прощаясь с любимым клубничным коктейлем, и снарядил им камеру телепорта. Раз. Пара остановилась. Второй. Кавказец схватился за живот. Третий. Коричнево -розовая масса хлынула из жопы на белые брюки. Секунду спустя магазин взорвался хохотом, засверкали вспышки десятков смартвонов. «Не обижайте гномов»,- подумал Малафеев и покинул магазин, наличие огромного числа камер напрягало его, хотя он и старался заслонить свой ранец во время перезарядки, распахивая куртку и укутывая своё добро, словно наседка выводок.

Виктор Сергеевич еще несколько часов гулял по Москве, отправив свое семя во чрево еще примерно пятнадцати самок, а после направился домой.
Смеркалось. На лавке у соседнего подъезда Василий Магометович с двумя товарищами и какой-то бабой пили из пластиковых стаканчиков «Праздничную», «закусывая» «Охотой».
-Где это ты шлялся, говноед? – осведомился Вася и слегка пнул Малафеева под жопу. Компания загоготала. Витя, осыпаемый матюгами, спешно отступил к своему подъезду. Дома он посмотрел в окно: компания продолжала пьянствовать.
-Это классика, это знать надо, - проговорил Малафеев достал с полки тарелку и поставил на пол. Яичница и гамбургеры завершали свое путешествие по его организму. Он спустил брюки и присел над посудиной. Спустя несколько десятков очень непростых секунд работа была завершена. Виктор Сергеевич даже удивился, как в таком маленьком человечке могло скопиться столько дерьма? Удивление сменилось гордостью, он взял тарелку, ложку, телепорт и подошел к окну.
-Ну, братишка, я тебе покушать принес, сейчас узнаем, кто говноед, - сказал Малафеев, зарядил телепорт, нашел на экране смартфона желудок своего врага, щелкнул. Раз, другой, третий.

Василий скрючился, опираясь на невысокую изгородь, отделяющую асфальтовую площадку у подъезда от кустарников под окнами дома. Четвертый. Изо рта у него полилась пена с кусками кала. Малафеев приоткрыл фотрочку: компания вновь разразилась хохотом:
- Чего это ты слабенький сегодня.
- Братан, ты чего в натуре жрал такое?
- Реально говно какое-то, фу бля.
Не удержался и Витя, он упал на колени в припадке истерического смеха, на глазах выступили слезы.
Сегодня научная, синтетическая творческая деятельность славно послужила делу размножения и доминантности, счастливый Малафеев отошел ко сну.

Дальнейшие несколько месяцев не содержали особо примечательных событий, однако кое-что следует отметить. Малафеев приладил контейнер с дозатором, к крышке телепорта, теперь он мог отправить семя внутрь десяти женщин, не снимая ранца. Ученый проведал обезьянок в Московском зоопарке и убедился, что они здоровы. Сделал в «ИНВИТРО» спермограмму телепортированного семени, удостоверился, что его головастики хорошо переносят пространственный скачек. Его сильно заботило КПД, осуществляемой работы. Он мог не попасть на овуляцию, женщина могла сделать аборт, да мало ли что еще могло произойти. Виктор не задерживался на работе, как раньше, телепорт ждал его в багажнике машины, расправившись с рутиной, он шел на охоту. Одиноких женщин он теперь игнорировал, избрав стратегию кукушки. Чем счастливее выглядела пара, тем охотнее Малафеев разряжал телепорт. Гулял он местах скопления элиты, по субботам любил подежурить у ЗАГСов. Его расстраивало то, какое количество невест были негодными, поскольку под сканером оказывались беременными. Бывали казусы, но финт с покемонами исправно работал. Тем не менее он, будучи ответственным и дисциплинированным человеком, трудился не покладая рук. Он много читал об особенностях мужского организма вообще и деторождении в частности. Оказывается, нельзя было трудиться каждый день, организм должен был восстанавливаться. Но вечера таких дней не пропадали даром, Малафеев стал ходить в качалку, поскольку узнал, что естественный тестостерон, чье производство усиливается во время выполнения силовых упражнений, улучшает качество семени, а вот химические его заменители приводят к обратному эффекту. Виктор Сергеевич подсел на раков, это было дорогое удовольствие, зато на следующий день шишка просто ломилась из брюк на новые подвиги. Сам точно не зная зачем, во время общегосударственного запоя, посвященного Новому году и Рождеству, Малафеев посетил Беларусь, отстрелял около сорока доз семени и сделал лазерную коррекцию зрения.

В Москве, во время очередной охоты, случился забавный инцидент. В одном из переулков он встретил бригаду Энтео, осаждающую очередной абортарий. Поскольку мысли о низком КПД его деятельности продолжали разъедать разум, в башке что-то щелкнуло и Малафеев заорал:
- Так их Димон!!! Шлюхи!!! Убийцы!!! Слава Христу!!!
- Слава Христу!
-Православие или смерть!!!
-Православие или смерть!!!
Малафеев остыл и поспешил ретироваться. Попасть в обезьянник ему совсем не хотелось.
Потом передумал и вернулся, чтобы покрыть нескольких активисток.
С тех пор церкви и собрания пролайферов вошли в обязательную программу.
«Вот они удивятся, когда какая-нибудь целочка забеременеет», - радостно думал он.

Особо запомнился Виктору праздник Красная горка, когда брачующихся было так много, что Малафеев, заряжая контейнер телепорта в шестой или седьмой раз, натер свой конец до кровавой ссадины, дома пришлось засыпать его стрептоцидом и воздерживаться от охоты несколько дольше, чем ему бы того хотелось.

Наступало лето. Как не увлекательно было промышлять распространением своих генов, Виктору становилось скучно. В один, не самый прекрасный день, Малафеев встретил Ванечку, который пускал в луже кораблики. Глаз его был синим, губа рассечена.
-Одноклассники? – спросил Виктор.
-Дядя Вася, - ответил Ванечка и заплакал.
Малафеев, как смог, утешил ребенка и пошел домой. Мальчик рассказал, что они уезжают на дачу и проживут там всё лето. Виктор Сергеевич погрузился в раздумья. Он, конечно, часто хотел кого-то убить, но мысли эти были весьма абстракты. На деле, даже кур всегда рубил дед, пока не умер, а с ним и хозяйство, хотя деревенский дом Малафеев держал в порядке. Даже в удачной судьбе мыши и лягушки, которые совершили первый прыжок, он практически не сомневался.

«Ну, вот что такое человек? – думал он, - животное, которое почему-то считает себя разумным. А животное что такое? Белковая машинка. Ну ты же можешь сломать машинку, значит и с человеком справишься». Малафеев взял из шкафа любимый инженерный калькулятор. Включил. Ударил молотком. Сосредоточился на ощущениях. Было жалко денег на новый калькулятор. Всё.
Малафеев пошел в зоомагазин и взял десяток хомячков. По дороге он жалел, что не родился мусульманином: «Вот у них даже малыши учатся баранов резать, пока мы достоевщиной мозги засераем. Стоит ли объяснять, кто в дальнейшей жизни будет иметь преимущество, а кто болт в голове и клизму в жопе? – про себя рассуждал он, - ну ничего, сейчас будем восполнять пробелы в образовании».

-Главное не выкладывать в Интернет, - вслух произнес Виктор с улыбкой.
Хомячки были милые. Он посадил их во взятый с антресоли старый системный блок и отнес на кухню. Погладил, нарезал яблочко, зверьки принялись жевать. В животе похолодело от осознания того, что ему предстоит сделать. «Может отнести их обратно в магазин, хрен с ними, с деньгами, просто», - пронеслась в голове рабская, трусливая мысль. Малафеев попытался взять себя в руки, но его все равно знобило.

-Ладно, давай, тряпка, соберись, - Малафеев достал из кухонного стола блендер и включил в розетку. Поймал одного из хомячков и посадил в стакан аппарата. Зверек смотрел на ученого доверчивыми черными глазками, шевелил усиками на мордочке, переступал лапками по ножу, расположенному на дне стакана. Оставалось нажать кнопку Пауэр…
-Не могу, ****ь, не могу, - заорал Виктор Сергеевич, сполз по стене на плинтус и зарыдал в голос, - видать, я так и помру лохом.

Когда он успокоился, то отнес девять хомяков обратно в магазин, а одного, того, что выжил в блендере, хоть и невключенном, оставил. Там он еще купил корма, клетку и всякой нужной хомякам приблуды, которую посоветовала ему девушка-продавец. Он пошел к Ванечки. Дверь открыл Вася.
-Чего тебе?
-Ты почему моего сына бьешь?
-Хочешь и тебя ебну? Чего приперся, говноед?
-Подарок принес, -промямлил Витя.
-Подарок это хорошо. Э, таракан, ползи сюда, папаша пришел.
Они с мальчиком прошли в комнату, где на диване спала Юля.
-Вот, держи, - поставил Виктор на пол клетку и протянул сыну ладонь с хомяком.
Мальчик засиял от счастья:
-Ух ты, всегда мечтал о хомячке! Как его зовут?
-Сноу, - не растерялся Малафеев,- потому что он воскрес.
-Круто! У меня есть хомяк Сноу, который воскрес!
-Вот тут корм и всё, что ему надо. Будешь о нем заботиться?
-Ага!
-Дай-ка сюда, - вырвал Вася зверька у мальчика, - не, ну в натуре, нахуй эта ***ня?
Вася пошел к выходу из комнаты.
-Стой, - заорал Малафеев и кинулся на него.
Однако слабенькие удары Виктора, не смогли причинить громиле хоть какой-то вред.
-Ты чё, мразь, берега попутал? – спросил мужик, прописывая Малафееву локтем в нос.
Он стукнулся затылком о шкаф, хлынула кровь. Виктор сполз на пол.
Василий Магометович прошел в уборную, игнорируя крики и плач ребенка, и смыл Сноу в унитаз.
От криков очухалась Юля:
-Правильно, нечего всякую грязь в дом тащить. Денег бы лучше принес, дурак, - пробормотала она.
Анечка проковыляла из другой комнаты и тоже заплакала.
-Пап, может он опять воскреснет? – рыдал Ванечка.
Малафеев ничего не ответил и пополз к дому, подгоняемый матюгами.

Утром следующего дня Малафеев взял отпуск за свой счет на две недели. Глеб был не совсем вменяем, и, когда Витя сослался на усталость, отдавая заявление, предложил угоститься беленьким. Малафеев вежливо отказался, Глеб, казалось, обиделся, но заявление подписал.

На охоту за девушками он больше не ходил, его ждала другая охота. Он, конечно, мог отправить любой предмет в любую часть Васиного тела, но это было не то. Малафеев хотел не просто «сломать белковую машинку», он хотел замочить эту тварь, увидеть в его глазах страх, мольбу, знать, что он понимает, кто его убьет, смотреть, как из него вытекает жизнь.

Виктор сидел на лавочке во дворе юлиного дома, ел мороженое и читал книгу.

Он видел, как они грузят свои пожитки в Васину «Ниву», как уезжают.
Настала пора Вите браться за дело. Некоторого труда стоило приобрести «Клофелин», но кто ищет, тот всегда найдет. Кроме того он купил четыре пары наручников, красный мяч на кожаных ремешках для затыкания рта, мотоциклетный шлем с непрозрачным стеклом, еще простецкое снотворное, пару маленьких навесных замков, упаковку полиэтиленовых мешков и чекушку «Путинки». С этим добром, ноутом для рутинной работы, блендером и, конечно телепортом, он отправился в свое «родовое имение».
Витин участок располагался на краю деревни, на склоне горы. Два участка перед его домом были заброшены, а дальше, доживала свой век бабка Даша. В деревне жило еще несколько стариков, а на другом конце поселения был дачный поселок. Маленький Витя проводил здесь всё лето, поэтому хорошо знал каждого жителя. Он запарковал машину так, чтобы её было хорошо видно с дороги и пошел погулять. «Я тут, в деревне, в своей, все поняли? Телефон и всё кроме телепорта тоже в избе, в этой соте, там и будут лежать, поняли, господа мусора?»- думал Малафеев. Напомним, смартфон телепорта был переделан так, чтобы не выдавать владельца, а для звонков Виктор использовал другой аппарат. Некоторые старики копались на огороде, некоторые сидели на лавке у дома. Витя со всеми поздоровался.
В дачной части поселения ему даже обломилась палка шашлыка от друга детства. Тот был младше, поэтому старшие ребята не брали его, из-за чего он и играл с Малафеевым. Об этом Виктор подумал только сейчас, хотя в целом сельские и даже дачные ребята были добрее городских.
На обратном пути Виктор встретил бабку Дашу, которой до того видно не было.
- Витенька, внучёк, здравствуй, золотой, помоги, а?
-Что такое, баба Даш? Здравствуй.
-Да вот, лапшички сварить хочу, а петуха поймать не могу, старая стала.

Ловить «петуха» –это именно то, чем Витя собирался заняться вечером, поэтому с радостью согласился потренироваться на птице.
Спустя десять минут погонь и упорной борьбы птица таки зашла в сарай, где и была схвачена Малафеевым. Витя крепко сжал его ноги и опустил вниз головой. Петух хлопал крыльями и пробовал клеваться.
-Ну, ты эта, - сказала бабка Даша и кивнула на пень с воткнутым топором.
-Э-э-э,- сказал Виктор и подумал: «Блин, да чего я, в самом деле».

Он подошел ко пню, вынул свободной рукой топор и опустил на шею петуха. Топор звякнул, Витя отпустил петуха. Безголовая птица встала захлопала крыльями, мощная струя крови брызнула Малафееву в лицо.
- Ой, Витенька, нельзя же отпускать, пока биться не перестанет, - всплеснула руками бабка Даша.

Птица подергалась еще немного и затихла. Малафеев пошел в свою избу.
Подкрепившись дошераком, который валялся в шкафу с прошлого сезона, Витя пошел в дальний угол участка, где располагался сарай, в котором раньше хранили сено, поэтому он как бы являлся продолжение забора и наружу открывались ворота, а со стороны сада была только маленькая дверь. В этом же здании было что-то типа склада и мастерской. Тут, под пыльным брезентом стоял дедов «Урал» с люлькой. Витя любил этот аппарат, но ни разу после смерти деда не катался, хотя заводил каждое лето, чтобы проверить исправность и, по возможности, поддерживал рабочее состояние, год назад заменил негодные камеры и одну покрышку. Делал он это тайно, старался угадать момент, когда кто-то пилит дрова, поскольку после смерти деда, он всем так невзначай сказал, что его продали, поскольку древний «Урал», да еще с неполным комплектом документов, совсем не интересный нашему государству, для сельских мальчишек был большой ценностью. Малафеев проверил работоспособность мотоцикла, подкачал колеса. Всё исправно.

Он вернулся в избу, растворил снотворное в воде, зарядил дозатор телепорта.
Вновь пошел погулять. Летом в деревне вся жизнь на улице нет тут никаких «сов», все встают рано и достаточно рано, по московским меркам, ложатся. «Сегодня старикам следует спать покрепче», - подумал Витя и обошел деревню, уткнувшись в телефон, отправляя порции снотворного в желудки односельчан.
Сгущались сумерки, Витя выкатил «Урал». Кустарники и бурьян, которыми заросли брошенные огороды надежно прикрывали его от лишних глаз. Пройдя несколько сотен метров со своим мотоциклом, как бурлак на Волге, Витя, весь потный, наконец рискнул завести мотор. «Ничего, обратно будет проще, есть небольшой уклон»,-подумал Малафеев.
Через несколько километров движения по лесной дороге он, включил фару и одел шлем. Ему предстояло преодолеть сорок километров по проселочным и лесным дорогам Московской области туда и обратно на мотоцикле без номеров, не попасть под камеры и не встретить ментов.
«В принципе, процесс становится необратимым, только, в момент смерти Васи, а так, всегда можно отмазаться: «Вот детство решил вспомнить, на дедовом моторе гоняю. Да, без номеров, ну, вот доки, какие есть: я Малафеев, он Малафеев. Держите, ребята, по пятерочке, я домой». Или: «Вот, друга пьяного везу». И дальше тоже самое. Правда в таком случаи придется ретироваться… Ну, хоть маршрут изучу, вдруг пригодится…» - так рассуждал Малафеев, пробираясь через спускающуюся ночь.
Но, маршрут был проработан хорошо, распечатки Гугл карт, которые Виктор сделал в том же Интернет-кафе, где мутил «Клофелин» не подвели, Малафеев достиг деревни, где отдыхали Юля и Вася, без приключений. Он уже бывал здесь, но пользовался нормальными дорогами. Деревня стояла на берегу реки, с довольно крутым берегом, в котором были вырублены ступеньки, чтобы легче было спускаться к мосткам. Вдоль всего берега, у самой воды, шла тропинка, которую со стороны домов не было видно. Малафеев оставил «Урал» в зарослях ветлы, снарядил телепорт «Путинкой» с остатками снотворного и «Клофелина» и пошел по тропинке. Не доходя порядка пятнадцати метров до того места, где он бы поравнялся с домом-целью, Виктор свернул наверх, сделал несколько шагов, потом стал ползти, высунул голову и стал наблюдать.

Перед домом, с открытыми дверями стояла Нива из неё лилась музыка в стиле «шансон», рядом тлел мангал, вокруг лавки перед домом валялись бутылки, на ней сидели пьяные люди, включая Юлю и Васю.
Малафеев ждал, прошло полчаса, стало холодно, заморосил дождь. Народ зашевелился. Василий откололся от компании и пошел к реке, пошатываясь спустился по ступенькам, встал на мосток, закурил, достал член и стал ссать в реку.

«Романтик хренов»,- подумал Малафеев и разрядил телепорт в его желудок. Вася крякнул, словно собираясь срыгнуть, но сдержался. Окончив ссать, он развернулся и, шатаясь куда сильнее, пошел в гору, но не удержался на размокших от дождя земляных ступеньках, повалился на бок, упал и затих. К счастью дождь был не сильный, поэтому компания не спешила расходиться, но терять времени было нельзя. Виктор подбежал к Васе и схватил его за ногу, поволок по тропинке к мотоциклу. Снова, как муравей, как тогда, когда двигал диваны Сайфуддина Акбаровича, упирался Малафеев, но на этот раз силы ему придавала ненависть. Несколько раз он падал, но вставал и продолжал тянуть. Вот и люлька, Малафеев достал из неё дедов шлем с очками, погрузил Васю, одел их ему на голову, застегнул его куртку доверху, после чего его лицо практически полностью скрылось. Виктор оглянулся, похоже, исчезновения Василия Магометовича никто еще не заметил, он обыскал его, выкинул найденный телефон в реку, завел мотор и тронулся в обратный путь.

В начале четвертого утра Малафеев втолкнул мотоцикл с грузом в ворота сарая. Под толстой балкой, в середине помещения, где заканчивался сруб и начиналась крыша, Виктор расстелил несколько листов полиэтиленовой пленки, которой раньше укрывали огурцы.
Затем он сковал Васе руки за спиной двумя, для надежности, парами наручников, снял с него сапоги и проделал тоже с его щиколотками, взял цепь, которой раньше привязывали корову, соединил ноги с руками так, что пятки были обращены к ягодицам, закрыл на маленький замочек, вставил в рот шарик, запер сарай и пошел в избу спать.

Проснулся Малафеев в начале первого, всё ломило, спина болела. Несколько секунд он еще думал, что находится в детстве на каникулах, и сейчас бабушка позовет его есть творог. Потом он очухался, осмыслил произошедшее и ему от волнения захотелось в туалет. Он надел другую, новую, старую одежду, следует отметить, что в деревне всегда было много его ношенного барахла, которое он и донашивал, «московские» же шмотки всегда оставались в чистоте. Сходил в уборную, которая располагалась во дворе и решил нанести визит бабке Даше.

У доброй старушки он попросил пяток яиц и немного хлеба, от денег она, разумеется, отказалась.
-Ты со своей наукой, забудешь, как есть и помрешь с голодухи, - сострила бабка Даша, - как это, забыл купить продукты, ой чудик. С ума сойдешь в своей Москве за компутером этим. Переезжай к нам, в дедовом доме станешь жить, пойдешь механизатором, раз понимаешь по технической части.
-Ну, не знаю, баб Даш.
-А что? И бабу тебе подыщем, вон у Маруси какая внучка выросла: не пьет, не курит, работящая и это, дойки, чуть не по ведру, - лукаво усмехнулась старуха, - не то, что твоя эта курва…
-Спасибо, я сам как-нибудь, это… - проговорил Малафеев и поспешил к калитке.
-Эх, Витёк, смотри- пропадешь…
Малафеев пошел к дому, а бабка Даша вслед перекрестила его с порога.

Делать нечего, надо было отправляться в сарай. Виктор Сергеевич сознательно тянул время, но откладывать дальше было нельзя.
Малафеев вошел в сарай, держа в руках гостинцы от бабки Даши, сковородку и блендер. Вася уже очухался и, когда Виктор открыл дверь, сощурился, а после замычал. Витя, когда заходил за сковородкой, успел вкрутить пробки, поэтому включил свет и запер за собой дверь на крюк.
-Ну как самочувствие, - осведомился Малафеев, - давно проснулся?
-Бу-бу-бу, - ответил Василий.
Только сейчас Малафеев заметил, что под Василием была лужа.
-Глянь-ка, осикался! От страхи или от водки, интересно.
-Бу-бу-бу.
- Ну не мычи, Вась, давай поговорим, - с этими словами Витя вынул шарик.
-Развяжи меня, уёбок! Где мы, ****ь, вообще? Ну, давай.
-Мы на твоих похоронах.
-Ты охуел, мразь?! Тебе ****ец! Я тебя живьем закопаю!
- Ты…
-Быстро, ****ь! Я сказал!
-Слушай…
-Ты меня слушай, мразь, бегом, петух ****ый, ну, живо!
«До чего бестолковый человек», - подумал Витя. Василий Магометович продолжал кричать, а тем временем Малафеев молча, без спешки, расстегнул ширинку и стал писать на Васю.
-Сушнячок, наверно, вот, угощайся, - тихонько приговаривал Витя, - пись-пись-пись.
-****а тебе, уебок, - глаза его налились кровью от бешенства, - разорву нахуй.

Разговор не складывался, и Малафееву пришлось запихивать шарик обратно, сразу это сделать не удалось, потому что Василий вертел головой и зажимал зубы. Пришлось взять с верстака пассатижи, хватить его одной рукой за нос, а второй затягивать ремень. Он наконец заткнулся, хотя его беспомощная брань звучала для Вити, как музыка.
Вася продолжал мычать. Витя перешел на шепот:
-Вась, Васянь, Васяя, аууу, - пленник на мгновение замолк и перевел взгляд на Витю, - я не развяжу тебя, ты не уйдешь отсюда живым, всё.
Вася снова начал мычать, и извиваться, во взгляде не было ничего кроме ярости, ни мольбы, ни страха. Виктора Сергеевича это слегка опечалило. «Не верит», - подумал он.

Малафеев взял дедову лебедку, продел трос под коровьей цепью, соединяющей ноги и руки Васи, закрепил, приставил деревянную лестницу к стене, залез верхом на балку, приладил к ней лебедку, начал крутить. Вася заизвивался, попытался укатиться, но ничего у него не вышло. Скоро он оказался болтающемся чуть менее, чем в полутора метрах от пола. Витя вышел из сарая, но вскоре вернулся, неся большие алюминиевые бак и два корыта. В дедовом инвентаре Малафеев без труда отыскал сапожный нож, которым, как известно, режут рубероид.

Вскоре Вася висел на тросе совершенно голый, его вещи отправились в бак. Виктор приподнял его голову за подбородок и посмотрел в глаза. Ненависть всё ёще была основным, что читалось во взгляде, но появились и легкие нотки недоумения. «Лед тронулся, господа присяжные заседатели», - подумал Витя. И вновь обратился к дедовым запасам. На этот раз он извлек из кучи хлама паяльную лампу и примус. Последний он переставил поближе, на верстак и вплотную занялся лампой так, чтобы Вася видел его приготовления. На его лице Малафеев различил первые нотки страха, он стал громче и как-то иначе мычать, осмысленнее что ли. Всё изменилось, когда со свистом из лампы вырвалось пламя. Витин мучитель задергался и завыл, замотал головой, глаза округлились.
-Вот ты, Васянь, правда - животное. Вот чем горящая лампа в моей руке страшнее просто паяльной лампы? Или ты думал, что я не смогу её включить, или считал, что я блефую? Тогда что мне мешает сейчас блефовать, я ведь еще реально тебя не коснулся? Да нет, просто огонь увидел, рефлекс сработал, реально мозг, как у белки. А подумать, что лампа, даже выключенная, уже равна ****ецу ты не можешь. Ну, ничего, сейчас все рефлексы заработаю.

С этими словами Витя подставил под мерзавца тазы и быстро провел лампой по его телу. Туда- сюда, туда- сюда, запахло палеными волосами:
-Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная? – осведомлялся Малафеев.
Мразь действительно начала краснеть. Виктор Сергеевич стал двигать лампой медленнее и полностью остановил её на животе. Василий мычал изо всех сил, извивался, втягивал живот, с бледного лба градом лился пот. Кожа почернела, под пламенем показалось что-то светло-розовое. Малафееву показалось, что Вася стал мычать тише и биться менее активно. Виктор думал, что сало начнет стекать в таз, но этого не случилось, а злодей, кажется, стал вырубаться.
«Ладно, оставим пузо, в конце концов там много нужных органов, не хотелось бы, чтобы ты сдох раньше времени. Мы еще не обедали», - подумал Витя и убрал лампу от живота. Василий уронил голову, потом начал быстро и глубоко дышать. Малафеев перешел к пальцам ног, в них никаких полезных органов не было, зато было много нервов, Васиной морды ему больше не было видно. Он остановился лишь, когда показались серые кости. Туша не шевелилась, Малафеев выключил лампу.

-Ну, блин, неужели подох? Ау! Ты тут, Васянь, Вася?! – Малафеев пощупал на шеи пульс. Нашел не сразу, но нашел. – Ах ты читерская крыса! Нет, ну какая ты всё, таки мразь, а?! Я тут парюсь, мучаюсь, а он, знай себе, вырубился, да спит спокойненько. Сволочь!

Витя поставил лампу на верстак и вышел на улицу. Здесь он наконец смог отдышаться. Виктор заметил у себя эрекцию, улыбнулся и пошел к машине. Вскоре он вернулся с ведром воды, целлофановым пакетом с лекарствами и телепортом. Малафеев обхватил лоб своего гостя синей изолентой, приподнял ему голову. Он старался придать ей более естественное для общения положение, примотав к тросу, но получалось не очень хорошо, изолента тянулась и белела. Но Виктор Сергеевич не унывал, когда катушка закончилась, Васина голова приняла приемлемый вид.

Малафеев вынул кляп и поднес нашатырь. Вскоре Вася замычал и открыл мутные глаза.
-Бля, Витек… Пить, прошу.
«Смотри-ка, уже просит, а не требует», - мысленно порадовался Малафеев.
-Конечно, Вася, я ж не зверь, - сказал Малафеев и поднял ведро к морде Василия Магометовича, тот начал жадно хлебать.
- Ты вообще, ****ец, Витя, дебил, больной на всю голову.
-Не-а, я умный. Вот смотри телепорт. Берем, кладем. - Витя положил в аппарат горсть гвоздей,- щелкаем.
Вася застонал. Гвозди материализовались в его ягодице.
-А ручки-то, вот они, а гвозди в жопе, - показал Витя пустые ладошки.
-Помогите!!! Спасите!!! Убивают!!!- завопил Вася. Но на то, чтобы кричать громко и долго у него не было сил.
-Ты бы заткнулся, а то я тебе помогу.
-Слушай, Витек, прости меня, выпусти, не убивай, а? – взмолился Василий Магометович.
-Ну, как я тебя выпущу, я тут накоптил лет на десять, минимум.
-Я никому не скажу. Нужна Юлька, забирай, прости, а? В больнице спросят, скажу, пьяный уснул у костра. Вот.
-Ой, сказочник. Ладно, давай тебя подлечим, - сказал Витя и достал шприц и несколько ампул.
-Что это? Смертельный укол. Ну и ладно, сука, тебя Бог накажет! Сдохни, мразь, - заорал Василий и зарыдал. Крупные слезы покатились по красному лицу. По-настоящему плачущий навзрыд взрослый мужчина – редкое зрелище. Малафеев надел кляп.

На этот раз обошлось без пассатижей, Вася почти не сопротивлялся. Виктор Сергеевич приблизил своё лицо к Васиной морде и провел языком по его небритой щеке. Раз. Другой. Третий. Это был вкус победы.
-Нет, Вася, это не смертельный укол. Баралгин и Лидокаин. Я просто не хочу, чтобы ты сдох раньше времени. В медицине я не силен, но по идеи должно стать легче.
Малафеев, как сумел, обколол Лидокаином обугленную ногу Василия и вкатил две ампулы Баралгина в свободную от гвоздей ягодицу, пожалел, что так и не прочитал методичку Юрия Евича по экстремальной медицине, заглядывая в мутные глаза своего обидчика, вернулся к верстаку, зажег примус и поставил на него сковороду.
- Вот зачем ты хомяка убил? Ну вот, что он тебе сделал? Мычишь? «Игру престолов» то смотришь? Я вот смотрел. Смотрел и расстраивался, приоритет в науке, знаешь ли, вещь крайне важная. У меня на твой счет мысли эти давно в башке плавали, ну так знаешь, далеко. Но плавали, клянусь, веришь мне? – Василий непонимающе моргнул в знак согласия.

Малафеев извлек из кучи хлама ржавый содовый секатор, зажал в кулак Васины член и яйца, щёлкнул. Василий Магометович застонал, сжался в таз, журча, полилась кровь. Он начал блевать только что выпитой водой, кляп мешал найти ей законный выход и она устремилась через нос, смешиваясь в тазу с кровью.

-Такс, - проговорил Малафеев, - ты там еще живой? Живой. Хорошо, смотри.
Виктор Сергеевич воткнул блендер в розетку, положил член с яйцами, включил. Вася плакал и скулил, жмурился, но открывал глаза и продолжал смотреть и выть.

Малафеев разбил два куриных яйца, принесенных от бабы Даши, вылома из хлеба мякиш, добавил. Подождал, пока смесь станет однородной, выключил блендер, слепил две крупненькие котлетки, положил на сковородку, включил примус. Бледный Вася истекал слюнями, слезами, соплями, рвотой и кровью, но еще смотрел. Пока котлеты жарились с одной стороны, Витя затыкал Васину рану солидольной тряпкой. Затем Малафеев перевернул котлеты, и продолжил крепко держать тряпку.

Масла не было, но тефлоновая сковорода не пригорала. «Тефаль, спасибо, что думаешь о нас, грешных», - улыбнулся про себя Витя.
Котлеты зажарились, Витя выключил примус, отломил корку хлеба, получился бутерброд.
-А ничё так, - проговорил Малофеев с набитым ртом прямо перед лицом Василия Магометовича, - посолить только забыли, а так нормально. Очень даже ничего. Не Биг Тести, конечно, но есть точно можно. Хочешь попробовать?
Вася на мгновение сфокусировался на бутерброде, потом на Вите.
Малафеев вынул кляп, и, дожевывая бутерброд, срезал изоленту сапожным ножом.
-А, му, э-э-э, бэ, о-о, ы, - застонал Вася.
Малафеев приподнял его за волосы и посмотрел в глаза:
-Я думал ты будешь поразговорчивее.
-Э-э-э, - ответил Вася и хлопнул мокрыми глазами.
-Ладно, всё, отмучился, - спокойно сказал Виктор, воткнул нож ему в горло и стал пилить, двигаясь от позвоночника к подбородку. Кровь мощным потоком хлынула в таз.

Малафеев попил воды из ведра и вышел на улицу. Главное дело было сделано, но впереди была самая нудная часть- уборка. До сих пор в деревнях часто сжигают мусор, своя яма, оставшаяся еще с войны была и у них, поэтому зловонный костер не стал бы чем-то необычным, тем более вокруг все свои, да и далеко до них, но сжечь целый труп здорового мужика было не так просто. Малафеев решил применить комплексное решение. Он натаскал в яму дров и угля, которые оставались с тех пор, как ими топились зимой. Там уже лежало довольно много веток и прутьев, которые остались с тех пор, как Витя последний раз брался облагородить сад. Он взял ножовку, быстро обошел участок, найдя еще несколько больших, отмерших за зиму веток, отволок к яме.

Вернулся в сарай, кровь с тела стекла, он поменял тазы под трупом, вылил кровь в яму, вернулся, залез на балку, спустил Васю чуть ниже и вспорол ему брюхо. Теплые кишки свалились в таз. Вынимать органы было противно, но не трудно, скоро Василий был пуст.

Виктор Сергеевич отволок таз к яме, вывалил на кучу дров, угля и веток, сходил за лампой и примусом, вылил из них остатки топлива, чтобы быстрее занялось, поджег распечатки гугл-карт, кинул, отскочил, чуть не лишившись бровей. «Так, работа пошла», - подумал Малафеев и вернулся в сарай. Вскоре их него послышалось урчание дедовой «Дружбы». Получалось не очень аккуратно, мясо с жиром и кожей шли в один таз, а кости в другой. Особое внимание Малафеева привлек мозг:
- Эх, Йорик, бедный Йорик! Увы, я знал его, -проговорил Виктор, держа мозги на вытянутой руке, - хотя там был череп, а не мозг. Дээ, отдать бы его профессору Савельеву, интересно было бы узнать, для чего на самом деле был нужен этот придурок? Но, увы.
Мозги отправились в таз с мясом. Виктор поработал еще немного, пока не понял, что дальше обпиливать кости не имеет смысла, после чего поволок корыто к огню. Пламя разгорелось внушительно, внутренностей уже не было видно. Он вывалил мясо в огонь, поправил лопатой, принес еще дров, добавил, положил сверху старую покрышку, найденную в сараи, чтобы запах был менее странным.
Вдруг он услышал свист.

-Эу, есть кто? – раздался крик.
Здесь заходят на участок, не дожидаясь ответа. Пустить незваного гостя к костру Витя никак не мог, поэтому воткнул лопату в землю и пошел навстречу судьбе.
-Здорова, Витень, чего это ты тут устроил?- это был соседский парень Митя.
-Да вот, порядок навожу, хлам всякий из сарая, ветки жгу.
-А я уж думал пожар. Ну и вонь ты развел, чего там такое?
-Да говорю, ветки, бурьяна много прелого с того года, пленка, покрышка.
-Ой, дурак, покрышки он взялся жечь. От этого говна у тебя яблок не будет. А в чем это ты? В крови что ли? – Осведомился Митя.
Конечно, Малафеев старался быть аккуратнее, но его работа не прошла бесследно для одежды. Виктор сам поразился своему спокойствию, хотя и благодарил судьбу:
- Да, бабке Даше вчера петуха рубил, а он убежал?
-Как убежал?
-А вот так, без головы убежал, вот и забрызгал меня.
- Ох, чудик, нашла бабка, кому доверить. Вот дед Егор, был бы жив, он бы тебя крапивой быстро охерачил и за петуха, и за покрышку. Чудные вы, москвичи, тридцать лет-ума нет.
-Ну…
-Ладно, бывай, смотри избу не спали.
-Пока.

Малафеев вернулся в сарай. После фонтана мощнейших в его жизни, доселе невиданных эмоций, встреча с Митей оказалась, как холодный душ, вернувший Виктора на грешную землю.
«Не, ну вот почему он так ко мне относится?- подумал Виктор, - Блин, да как он смеет? Ладно, ничего, скоро узнает, кто я такой. Скоро все узнают!» По мере того, как охота с телепортом надоедала Малафееву, в его голове зрел план дальнейших действий. И вот теперь он окончательно сформировался. Оставалось только закончить работу и отправится в Москву. Впереди был День России и на этот праздник Малафеев возлагал особенные надежды. Но, сначала дело. Вновь зарычала «Дружба», Виктор не спешил, распиливая кости с шагом в два-три сантиметра. Особое внимание он уделил пальцам, ступням и кистям, поскольку именно они могли выдать в костях человека, фактически, пила переработала их в кашицу.

- Дружба крепкая не сломается, не расклеится от дождей и вьюг, - напевал Малафеев за работой. Он любил Советский Союз и те вещи, которые в нем производились. Их было немного, но они были качественными, фактически более половины предметов из тех, которыми он воспользовался для восстановления справедливости, были старше, чем он. Виктор Сергеевич горстями погрузил кости в полиэтиленовые пакеты для мусора, потом каждый пакет вложил в другой, затем в третий. Также поступил с цепью, наручниками, намордником, лебедкой.
«Лучше перебдеть, чем недобдеть», - думал он. Малафеев отнес кости в автомобиль. Разобрал пилу, сложил частями в пакеты, тоже отнес к машине, туда же отправились помытые, но согнутые вдвое алюминиевые тазы. Он снял с мотоцикла двигатель, прошелся болгаркой по номерам, помыл аппарат, отволок двигатель, засунутый в большой мешок от картошки, наверное, в багажник, чуть не надорвался во время этого действа.

Вернулся в сарай, снял колеса, помыл пол, стены и всё вокруг. Костер догорал, он отнес туда свою вчерашнюю одежду, одежду Васи, тряпку, снял то, во что был одет сейчас, тоже бросил в огонь, вернулся в избу в одних трусах, снял их, надел московские шмотки, принес еще дров, снова помыл сарай и опять отправил тряпку в огонь.

«Всё, наверно», - подумал Малафеев. Из улик, кажется, осталась только сковорода со второй котлетой. Он отнес её в избу, разбил туда оставшиеся яйца, подкрепился, закусывая второй коркой хлеба и запивая водой. День был очень утомительными, и Малафеев быстро отошел ко сну.
Проснулся он в начале девятого. Оделся, еще раз обошел участок, всё проверил, запер, что следовало запереть, и пошел к машине. Предстоял путь домой, правда, с несколькими остановками. Он тронулся в путь, погруженный в свои мысли, на выезде он увидел бабу Дашу. Она звала его, махая рукой.

«Неужели что-то случилось», - насторожился Малафеев, подъехал к её калитке.
-Заходи, золотой, покушай лапшички из своего петушка, не завтракал, небось.
У Малафеева отлегло от сердца, он не стал обижать старуху отказом, тем более, что действительно не завтракал. Суп получился наваристым, Виктор ел с удовольствием. Разговор зашел о политике.
-Ох, Витенька, не приведи Господь, вам повидать то, что мы повидали, - говорила бабка Даша, - немец, когда пришел, полдеревни сжег. А как наши его от Москвы погнали, как начали «Катюшами» из-за леса бить, так и вторая половина сгорела. Одни печки стояли.
-У-у, - поддакнул Витя, наворачивая лапшу.
-А дед твой, Егор, когда с фронта вернулся, то начал строиться. И все начали. А теперь что? Я вот после Малахова новости смотрю, плачу бывает: то Украина, то эта вот Сирия. Витюш, ты вот парень умный, скажи, где эта Сирия?
-Ну, под Арменией, через Турцию, километров пятьсот где-то, это, от Армении.
-А что они там? Какой интерес?
-Ну, там всех злодеев перебить, чтобы к нам не поползли, чтобы не было, как в Чечне было.
-Ох, не приведи, Господь, Витенька. Вон Лешка Тамаркин, да его знаешь. Ага, золотой парень был, у кого бывало машина встанет, так мужики взрослые понять не могут, а он, пацан, раз-два и починит. Головастый был, куда там, доделистый такой. А вернулся из Чечни этой – дурак дураком, ага, орет ночами, пьет, не просыхает, на мать с кулаками бросается. В больнице два раза лежал, в этой, в психической, ага, да всё без толку. Чего уж он там насмотрелся – не знаю. Ох, не приведи Господь.
- Ну, всякое бывает, а ты, баба Даш, телевизор лучше скатертью накрой, да вазу поставь сверху, дольше проживешь. Исправен проигрыватель то?
-Ага.
-Ну, вот и слушай свою Русланову.
-Куда, там, - не унималась бабка Дарья,- вот бывает вечером «Корвалола» выпью, а всё равно уснуть не могу, соловья слушаю.
-Тоже дело хорошее.
-Так вот пришел к нему этот Жирик.
- А-а-а, этого Соловья, не бережешь ты себя, баба Даш, совсем не бережешь.
- И, значит говорит, мол, давайте атомную войну устроим, силушку покажем. Голландию или Финляндию, это разбомбим.
-Исландию, - поправил Витя.
-Да шут их разберет, ландии енти. Да я к чему. Раньше, порядок был. Дураков-то, не больно-то допускали, это, выступать-то. Громыко, бывало, как скажет, так все обсерются, - засмеялась старушка,- а это что? Дамка моя, не гляди, что скотина, и то поумней была, без дела не тяфкала, покуда не сдохла. Эх, Витя, поднять бы из гроба Сталина, да расстрелять их всех к ****ей матери, прости Господи, за сквернословие.
-Кого?
-Да всех: порошенок этих, чубайсов, жириновских. На тур они нужны?
Только тут Малафеев заметил на шкафу, в углу, под иконами портрет генералиссимуса.

В дверь без стука зашел Митя:
-Вот, баба Даш, я тебе из села хлебушка привез.
-Ой, спасибо, ангел мой, сама-то я когда бы доехала.
-О, чудик, и ты здесь. Старушку объедаешь.
Малафеев напрягся.
-Митенька, нельзя же так, он же у нас теперь холостой, кто его покормит. Горяченькое надо кушать, а то недолго и язву заработать на этих Макдональсах.
-Рогоносец он, а не холостой, - заулыбался Митя.
Малафеев поплыл. Пальцы побелели на рукоятке ножа, которым он, по праву мужика за столом, резал хлеб. «Витя, Вить, Витёёёк, ауу. Ну всё, всё. Посчитай до десяти. Всё», - взял вверх, разум Малафеева.
-Как не стыдно, Митя, ай-йай-йай, извинись щас же!
Митя насупился:
-Прости, Витек, я так, по-дружески. А бабы, что с них взять, всякое бывает. А вот тоже с одной…
-Ладно, не плети, что не следует. Садись лучше с нами завтракать.
Митя сел. Бабка Даша поднесла ему миску лапши. Малафеев протянул ломоть хлеба. Его окончательно отпустило. Удивительное дело, только что он собирался, если не зарезать его, то уж, как минимум переместить ему в пузо стакан незамерзайки, а во время следующего визита узнать, что тот помер от паленой водки. И вот они уже преломляют хлеб. «Может и правда, переехать в деревню, - проскользнула у Вити подлая мыслишка, - да не, слишком далеко всё зашло, чтобы останавливаться».

-Ну чего, Витек, как житуха-то, скоро на Марс полетим?
-Скоро, может раньше, чем многие думают.
-Ох, ребятки, я уж точно до Марса не доживу.
-Телек выкини – доживешь.
Все засмеялись.
-А это твой что ли зомби-петух?
-Он самый.
-Ох, и смех и грех.
Все снова засмеялись.
-А Мишка как?- спросил Митя о двоюродном брате Виктора.
-Нормально. Работает, плодится, - ответил Малафеев.
Посидев еще немного, компания разошлась. Митя пошел направо, к своей избе, а Витя поехал налево, в сторону столицы.

В десяти километрах от деревни находилась огромная свалка. При Советской Власти здесь добывали песок, затем сюда стали свозить мусор. Здесь был свой особенный мир. На свалке обитала колония бомжей, они добывали цветной металл, собирали бутылки, бумагу. У них был свой городок из шалашей. Все попытки навести здесь порядок ограничились одним КПП без забора и бульдозером, который никогда не работал. В самый разгар лихих девяностых бывали здесь и добропорядочные селяне, дед Егор тоже, бывало, приезжал сюда за хлебом для свиньи.

Один раз взял с собой, Витю:
«Что ж, внучек, жизнь теперь такая. Вот, твердый значит черствый, его надо брать, а зеленый – плесневый, его не бери, а то Маньку отравим», - объяснил дед. В сборе хлеба Витя тогда не преуспел, зато нашел всех бегемотиков из Киндер-Сюрприза, которых не хватало ему для полной коллекции. Место это было поистине легендарным, каких только историй не рассказывали об удивительных находках: чемодан с младенцем и ложкой, воткнутой в живот, чемодан с долларами, древние иконы, запчасти от рентгеновского аппарата (думал цветмет, принес, умер), просто трупы, золото в слитках. Ну а счет историям типа: нашел, понюхал, выпил, умер, шел на десятки. Кто-то остроумный назвал это место ГУМом, так и прижилось. Тут Витя и оставил двигатель и пилу. За неделю они растворятся, а через месяц станут новыми банками для пива или офисными стульями. Подлую мысль покормить бомжей и бродячих псов человеческими косточками Малафеев отринул. «Урал» было особенно жалко, но теперь, если что, у него не было мотоцикла, а была куча хлама, он не мог покинуть участок и кого-то похитить. Он отъехал, поставил номера, которые снимал перед поворотом на объездную дорогу к свалке, и тронулся дальше.

Виктор Сергеевич продолжал думать о содеянном: «Ну, да, логично обвинить бывшего мужа, допустим, но, во-первых нет тела-нет дела. Во-вторых, телефон я бросил вниз по течению: пошел пьяный ссать, упал, утонул, уплыл. В-третьих, алиби: Митя, бабка Даша, куча соседей. В-четвертых, Вася был охранником, его социальный статус невысок; вот если бы та блондинка на Кайене пропала, её бы до упора искали, а здесь что? Вот, кстати, если тот усатый водитель из «Икаруса» пропадет, а я почти не сомневаюсь, что он пропадет, его тоже никогда не найдут. Забьют просто. Где тут выгода для правоохранительной системы? Одно дело, если бы сразу, а так, мы уже почти два года не живем. Я исправно плачу алименты, у меня хорошая работа, я вообще, формально, классный парень, даже приводов не было. В-пятых, репутация лоха и терпилы здесь может сыграть положительную роль, на меня даже Юля не подумает. Ну, да ладно, пустое. Вот приеду в Москву, развернусь, вы еще обо мне услышите. Еще Сталин твой, баба Даш, в щенках окажется. Узнаете про Малафеева».
Через некоторое время Виктор свернул и поехал к реке. Здесь он вышел с пакетами, полными Васиных костей, стал гулять по берегу и бросать кусочки так далеко, как мог. Пятнадцать минут спустя о Василии Магометовиче осталась только память…

Домой Виктор зашел ненадолго, выпил кофе, еще раз подумал, сходил в аптеку, купил контейнер для мочи и поехал в КВД. Диспансер располагался в старом кирпичном здании. Виктор зашел и стал гулять по коридорам. Народа было немного, но на банкетке у стены Виктор заметил грустного парня. Трудно было сразу сказать, сколько ему лет, наверное, он всё же был младше Малафеева, но лицо имело весьма испитый и потасканный вид, хотя следует отметить, что одет он был хоть и скромно, но опрятно.
-Здорова, браток, как жизнь?
-Бывало лучше.
-Витёк,- Малафеев протянул руку.
-Лёха.
-Будем знакомы.
-Будем.
-Так ты чего такой невеселый, Лёха?
-Да, бля, вообще ****ец, - начал свой рассказ Лёха, - я короче только весной с кичи вышел, вот ну домой не торопился, затусил с кентами. Сам знаешь, водка, бабы, да еще кой чего, ну понимаешь… Вот, значит, месяц я отдыхал, ну а чего, имею право, три года оттрубил, собирался уже домой. У меня матушка в Тверской области, вторую корову купили, помочь бы хорошо.
-Ну-ну, мать- это святое.
-И я о том, мать - это святое. Да только пошел я на той недели утром поссать, а не могу. То есть могу, но ****ец, короче.
-Чего?
-Да нихуя, как будто огнем жгут или режут, еле поссал, короче. Залупа красная, как помидор.
-И чего сказали?
-Сифилис и гонорея, - парень откашлялся.
-А СПИДа у тебя нет.
-Типун тебе на язык, Витя. Господь милостив, - пациент перекрестился, - только гепатит у меня. Но это давно, когда только ставиться начал.
-Ясно.
-Чего тебе ясно? Ты сам по жизни кто? Часом не мент, дохуя что-то любознательный.
-Так и есть, - парень напрягся, - в смысле, что любознательный. Ученый я.
Малафеев, протянул пропуск на работу.
-Ну, нахера мне твоя ксива? Допустим, ученый, верю. Чего изучаешь, ученый?
-Применение резонансных эффектов в области медицины. Видишь ли, у всего есть частота собственных колебаний: у меня, у тебя, у банкетки, у микробов тоже есть своя частота колебаний. Если внешние колебания совпадут с внутренними, то их разорвет просто нахуй и всё.
-Кого?
-Микробов. Знаешь, из-за этого солдаты переходят мост не в ногу, иначе может наступить резонанс и мост рухнет.
-И правда, рассказывали что-то такое в армейке. Правда, мы через мост не ходили, на стрельбы-то два раза ездили. Ну-ну и чего? Микробов значит, как тот мост разорвет? А людей.
-Ну, Лёха, людей можно и без резонанса разорвать, - вспомнил Витя о Васе,- А вот микробы- моя работа.
-И чего, любые болезни можно лечить?
-Скоро будет можно. Проблема правда есть.
-Какая? – Лёха откашлялся.
-Ну, чтобы получить культуры, (микробов то есть) для экспериментов надо пройти очень большую бюрократию, кучу бумажек заполнить. А завхозша, ну та, что микробов выдает, такая сука, если б ты знал.
-А, и тебе значит нужны мои микробы, - догадался Лёха.
-Совершенно верно, подрочи, пожалуйста, в эту баночку.
-Нихуя себе! Я думал кровь сдать или чего.
-А чего? Человечеству поможешь, себе и вообще, - Малафеев вынул из кармана тысячу рублей.
-А ну, покажи еще раз свою ксиву, что это за такой ученый-дроченый. Ну да, Сколково, я слыхал про Сколково. Сходится вроде, - Лёха еще раз посмотрел ксиву, потом на тысячу, откашлялся и согласился.
Малафеев ждал возле уборной, когда Лёха расправится со своим захворавшим змеем. Из-за двери доносилось сопение и подвывание, чувствовалось, что желание помочь прогрессу в этом человеке огромно. Лёха вышел, снова откашлялся и протянул Малафееву банку малафьи.
-Лёх, а чего ты всё время кашляешь?- осведомился Виктор, отдавая тысячу, - простудился?
-Да не, на киче тубик подхватил.
«Это просто праздник какой-то»- подумал Малафеев.
-Сочувствую. Харкани-ка, до кучи, в эту же баночку.
-Чё, прям сюда? А я не испорчу?
-Нормально, всех микробов в базе данных отыщем, через прибор несколько раз прогоним, станет малафейка чище, чем у папы Римского.

Мужчины попрощались и Виктор Сергеевич вернулся в автомобиль. В бардачке лежал флакон одеколона «Гвоздика», он вымыл им руки, лицо шею, прополоскал рот и горло, поморщился, отплевался и тронулся в путь, на работу.

Трудовой день подходил к концу. Малафеев зарядил телепорт Лёхиными выделениями, нашел на парковке автомобиль Глеба, остановился и стал ждать, слушая радио. На фоне роста международной напряженности в стране усиливались чистки, поймали очередного жулика с мешками из под картошки, полными долларов, депутат Фёдоров объяснял слушателям, что это американские деньги на переворот. Ещё несколько известных граждан спешно покинули Родину, это только за одну неделю. Депутат звал всех на митинг в честь Дня России, но Витя и так бы пошел. Глебов батюшка, Борис Ааронович, и так принадлежал лишь к третьему кругу друзей Владыки, а тут и вовсе, кажется, впал в немилость. По обрывкам фраз, которые слышал Малафеев, он понимал, что элитное семейство видит будущее весьма туманно и лихорадочно ищет возможности исправить ситуацию. Телепорт, разработанный формально под началом Глеба, мог сослужить здесь хорошую службу. Глеб был, ясное дело, туповатым, но цепким, настойчивым и упрямым. Виктора бы просто прожевали и выплюнули. Иногда Виктор просыпался в холодном поту, в таких снах он видел, как Глеб получает его Нобелевскую премию. Нужно было подстраховаться прежде, чем совершить самый решительный в жизни шаг. Глядя из «Гранты» на Глебов Bentley Bentayga, Витя чувствовал себя панфиловцем с бутылкой бензина напротив фашистского танка… Нет, он мог бы конечно взять что-то вроде Суперба, если бы не Юля и если бы круг его интересов не лежал далеко за пределами автомобилей.

Подошел Глеб, заметил его.
-Здорова, Витёк, чего это ты, по работе соскучился?
-Да нет, встречаю, это, одну, ну в общем, - изобразил Малафеев стеснительного любовника.
Люди охотно верят в ту ложь, которая укладывается в их представление о мире.
-Ай да, Витень, кабелек, смотри предохраняйся, - засмеялся Глеб,- ну, бывай.
-Ты тоже.... Предохраняйся, - в полголоса буркнул Малафеев и телепортировал Лёхино семя Глебу в прямую кишку.

Глеб тронулся. Минут через десять, в течении которых Виктор вспоминал Галю, институт, работу, вечно довольную рожу Глеба, Малафеев тоже поехал. Он знал, где найти дядю Борю. Бронированный Пульман и Гелик с охраной не стали преградой для телепортации. На этот раз Витя не мудрствовал, а просто отправил ему в мозг щепотку соли. Бориса Аароновича подхватили охранники: «Может сдохнет, может просто заинсультит. Да и какая разница, пона****или народной нефти в девяностые, а теперь царствуют, да личинок своих тупорылых протаскивают. Вообще не жалко, то ли дело «Урал»» , - подумал Виктор и вздохнул, сожалея об утраченном мотоцикле. Он не стал досматривать сцену и поехал к дому.

В своем районе он заглянул в «Сбербанк» и снял сто пятьдесят тысяч рублей. Когда он выходил, то заметил на пороге банка высокую стройную брюнетку, курящую ментоловую сигарету. «Ничё так», - подумал Малафеев. Мысль о том, чтобы зарядить телепорт, а после и эту девушку почему-то даже не родилась в его голове. В нем явно что-то переменилось, он пристально посмотрел на неё. Она заметила его взгляд и ответила улыбкой.
-Привет! Как тебя зовут? – спросил Малафеев, решив не изобретать велосипед.
-Алиса, - ответила девушка.
Виктору показалось, что она словно чует бабским своим нутром всё, что с ним случилось за последнее время, и ей это очень нравится…
Как бы то ни было, полтора часа спустя они были в его квартире, Алиса стояла перед ним раком, подходил к концу уже второй тур их общения. Кончить еще раз практически подряд было не очень просто. Малафеев покинул её влагалище и сказал, проводя членом между её ягодиц:
-Надо бы, чего поинтереснее, да потуже.
-Нет, - возмутилась Алиса, - я в жопу даже мужу не даю!
-А мне даешь, - произнес Малафеев, снайперски харкнул её четко между булок и, не давая опомниться, вколотил ей в очко по самые яйца.
Алиса занукала, заупиралась, но Виктор крепко держал её за талию. В любом случаи, три или четыре такта спустя дело было кончено.
Девушка пошла в душ. Через некоторое время она вернулась и стала собираться:
-Ну ты, блин, ваще. Правду говорят: чем меньше блоха, тем сильнее жалит, - стала подводить Алиса итог своего приключения, - Ты звони, если что. Давай телефонами поменяемся.
- Ага, - буркнул Малафеев, - только я свой в машине забыл, - соврал Виктор, - вот напиши.
Он протянул ей взятую с тумбы салфетку и карандаш. Алиса написала номер, закончила сборы, поцеловала Витю и вышла. Малафеев захлопнул дверь и вернулся в квартиру, взял салфетку с номером, высморкался в неё, бросил в толчок, а сам уселся сверху оправиться. День подходил к концу, а впереди было еще много дел.

Виктор копировал файлы, распечатывал документы, грузил данные на флэшки. Когда дело было сделано, перед ним было две кучки бумажных и электронных носителей информации. Каждая из них содержала всё необходимое, чтобы воссоздать телепорт. Малафеев вынул жесткий диск из компьютера-целочки и положил в одну из куч. Кроме этих наборов и самого телепорта в квартире более не было ничего, что хоть как-то могло бы намекнуть на его работу. В общем коридоре с прошлого ремонта лежало много досок и панелей ДСП. Малафеев сколотил два крепких ящика. Носители информации из каждой кучки он положил в пакеты, завязал, затем еще раз и еще, обмотал скотчем . Теперь всё надежно защищено от влаги. Он убрал кульки в ящички, наглухо заколотил и повторил операцию с пакетами и скотчем. Затем сел за компьютер, опороченный интернетом и стал лазить по Авито и Авто.ру, сделал несколько звонков, поел и отошел ко сну.

Наступило утро субботнего дня. Малафеев помылся, позавтракал, посмотрел на компьютер, на телефон, грязно выругался, взял снятые вчера деньги и направился к выходу. У подъезда с банкой Очаковского джина с тоником сидела грустная Юля.
-Здорово, Витек.
-Привет.
-Ты знаешь, горе у меня.
-Чё такое?
-Да Васька мой пропал.
-Как так?
-Сама не знаю. Мы значит сидели, на даче, отдыхали, я, если честно, не очень помню. Ну, короче пошел дождь, я пошла спать. Просыпаюсь утром, его нет. Машина стоит открытая. Туда – сюда, телефон выключен, Федька сказал, он вроде поссать пошел, больше он его ни видел. Ходила, искала, орала, думала, может упал где, да и уснул. А нет его.
-А дальше?
-Ну, дальше ментам позвонила, поругалась с ними, спрашивали кто я ему, да жить учили, что мол пить меньше надо, вши серые. Но в итоге всё же взяли заявление о пропаже, ну так, знаешь, на отъебись.
-Может белку поймал и в лес ушел или забухал с кем на дачках.
-Ну как так можно забухать, сколько уж времени прошло?
-А разве нельзя? По-моему это как раз в его стиле.
-Ой, не знаю, боюсь, как бы не утоп.
-Ну, было б золото, а говно всплывет.
-Охерел ты, пёс шелудивый? Вот Васька вернется, я ему расскажу, что ты говорил.
-Ладно, не надо, Юль, я пошутил.
-Пошутил он, давай косарь – не расскажу.
Виктор старательно отыгрывал образ лоха и потянулся за кошельком.
-Вот, у меня только семьсот рублей, - достал Витя деньги так, чтобы Юля видела содержимое кошелька.
-****ишь, наверно, ну ладно, давай, я подумаю: рассказывать или нет.
Малафеев протянул деньги и пошел дальше своим путем, мысленно радуясь, что до сих пор следует маминому совету и хранит крупные деньги отдельно. Если бы Юля заметила пятерки, то мигом бы придумала миллион причин, почему они должны перейти в её распоряжение, причем немедленно. «Если бы запустили церебральный сортинг, то Юля без сомнения оказалась бы коллектором от Бога, ну или от Дарвина», - думал Малафеев. Он прибыл на радиорынок, взял два простых аппарата в несетевой палатке, без труда купил две симьки без регистрации, его телефон был дома, забурился в интернет кафе. Через час он отправился покупать машины. Он взял фиолетовую семерку, когда сделка совершилась, Виктор выбросил телефон и передал мысленный привет Яровой. На семерке он поехал на вторую встречу, где купил белую пятерку. Он не заморачивался:
-Едет?
-Ну да?
-Точно едет, поехали, прокатимся. И правда едет, по рукам.

Просто рассказать об этом, но со всеми заморочками это дело заняло почти целый день. Виктор отогнал в свой район одну машину, затем вторую. Наступила ночь, но спать Малафеев не спешил. Он вызвал такси, наугад назвал спальный район подальше от своего дома и отправился в путь. Ему предстояло воровать номера. Во дворах пятиэтажных кирпичных домиков еще хрущевской постройки простых автомобилей было достаточно, попадались даже москвичи. Через два часа скитаний он нашел и обчистил двойников обеих своих новых машин. Затем он выбрался из темных дворов к площади у метро, перекусил шурмой из круглосуточной палатки, снял мотор и поехал домой спать.

Настал воскресный день. Виктор встал по будильнику. Малафеев взял один из кульков с набором документов, сел в пятерку и уехал в спальный городок недалеко от столицы, по пути он заехал в магазин «Русь», купил два комплекта замков на все двери и багажник, поменял. Перед тем, как завернуть во двор, он осмотрелся и сменил номера. Здесь была даже старая «Волга». Витина классика могла простоять тут много лет прежде, чем кто-то обратит на неё внимание, а собянинские инициативы до сюда уже не доходили. Так у Малафеева появился тайный сейф у всех на виду. Последняя дорожная камера была в семи километрах от этого места, телефона при нем не было. Всё конечно можно найти, если искать, но этот вариант показался ему лучшим. «Хотя, если всё будет благополучно, стоять ей тут меньше суток. А если нет?», - думал Виктор. Он оставил в багажнике ящик с документами и ушел.

Домой Малафеев вернулся на общественном транспорте. Отобедал. Поменял замки на второй новой машине. Поехал. На этот раз он двигался в сторону центра, оглядывал дворы около станций метро на своей ветке. Виктор вновь осмотрелся, сменил номера, припарковал автомобиль в тени каштанов. Эта машина осталась пустой.

Он снова вернулся домой, на этот раз на метро. Вечерело. Он выбрал все нычки, что были в его квартире, взял подаренный отцом фамильный перстень, второй кулек с документами, вышел на улицу, поймал бомбилу, проехал половину пути, покинул автомобиль, поймал еще одну машину, они вновь тронулись. Малафеев ехал в автосервис своего кузена Михаила.
Воскресный предпраздничный день, сотрудников почти не было, лишь один мужичонка ковырялся в чреве «Октавии». Но Миша, как и ожидалось, был на своем месте.
-Опа, Витек! Здорово, братан! Какими судьбами? – обрадовался Михаил.

Это был невысокий пухловатый мужчина, чуть старше Виктора. Его, вечно улыбающееся лицо походило не то на Луну, не то на масленичный блин. С тех пор, как он начал лысеть, завел привычку бриться под ноль. В детстве они часто вместе проводили лето у деда Егора, Михаил тоже любил технику, они часто вместе химичили в сарае, один раз даже собрали пушку Гаусса. Однако женитьба на забеременевшей однокласснице заставила Мишу прервать образование. Тем не менее, сегодня у него был свой сервис и четверо детей. «Неплохая жизнь, завидная даже», - иногда думал Малафеев. Связь они не теряли, Виктор иногда встречал у них Новый Год. Малафеев, хоть и был атеистом, чувств верующих старался не оскорблять, поэтому стал крестным Мишиной дочери.
-Привет, Мишган, дело есть к тебе.
-Ясно, а чего не позвонил? Какое дело?
-То-то и оно, дело секретное. Ты мне не звони, неделю минимум не звони. И не было меня тут.
-Да чего такое-то, чего ты страху нагоняешь?
-Я серьезно. Понял меня?
-Да, понял, понял. Выкладывай уже.
-Вот тут, - Витя поставил на стол сверток,- моя неоконченная работа. Я бы хотел, чтобы ты отдал этот сверток Ванечке, когда он вырастет. Тут ничего особо важного нет, но на дисер хватит. И вообще, если со мной что случится, позаботься о нем, ну там, чтобы в бутылку не заглядывал, объясни, чтоб ****ей остерегался, чтоб вышку получил, у нас, или в МИФИ, или в ФизТехе, захочет стать гуманитарием, ****ы ему дай, но не сильно. И вот еще что, - Малафеев достал тоненькую стопочку разнородных купюр: долларов, евро, рублей, положил сверху перстень. С Мишкиного лица давно сошла улыбка, а тут он и вовсе помрачнел, но слушал внимательно, не перебивал, - Это еще прадеда нашего, хочешь, сам пока поноси, а как восемнадцать Ванечки стукнет, подари, скажи от отца. А как третий курс окончит, сверток отдай. Еще момент: он хоть и живет с матерью, если так можно назвать, но прописан у меня и по идеи, если что, он единственный наследник, ну ты последи, чтобы Юля не просрала эту хату, чтоб она не уплыла некуда. Лучше сдавать её, а деньги на Ванечку. У денег, прошедших через Юлю, КПД, конечно, меньше, чем у паровоза, тем не менее… Всё вроде.
-Так, Михаил подошел к сейфу и вынул бутылку «Арарата», а теперь давай без этой ***ни – что случилось то? А?
-Дело важное. Не знаю получится или нет… Ну, я разберусь.
-То-то я и смотрю, никак подыхать собрался. Слушай, ты, случаем, не повеситься ли из-за шкуры своей надумал. На-ка, - Михаил протянул Виктору стакан коньяка, - за встречу. Мужчины выпили, - братиш, ты это дело брось, я тут сауну знаю рядом, девочки золотые. С парком да с малафейкой мигом вся дурь из башки вылетит, поехали - Мишка вновь заулыбался.
-Да не собираюсь я вешаться. Просто важное дело, всякое может быть. Ну и вообще, давно хотел сказать, что если вдруг чего, чтоб ты Ваньку не забыл.
-Да чего, ****ь, - рассердился Михаил, - чего с тобой может быть? Ты не куришь, пьешь раза три за год, чего, блин, с тобой может случиться? Слушай, а это точно дисер? – Миша постучал по свертку,- ящик какой-то.
-Да сказа же, - ответил Виктор. Михаил недоверчиво посмотрел на ящик.
-Может ты это, плутония где-нибудь с****ил, а теперь боишься на кичу уехать? – Михаил улыбнулся губами, но глаза его оставались серьезными и пристально смотрели на Малафеева.
«Блин, не верит, вот я чертов перестраховщик. Вообще он прав. С плутонием он, конечно, погорячился, но мало ли, что может быть в этом ящике. Даже, если я его так впарю, только за порог, он его вскроет. По идеи не должен, но вдруг начнет втыкать, а если чего… Надо закрыть вопрос», - Подумал Виктор и встал из-за стола. Он молча вышел из кабинета, взял у усатого мужика монтировку, вернулся.
На соседнем столе у стены лежало много бумаги для принтера и всяких канцелярских принадлежностей. Там он нашел нож для писем, срезал верхний пакет со скотчем, развязал остальные, вскрыл ящик.
-Боже, Миша, блин, какой в жопу плутоний, - он развязывал последний пакет, - Вот, видишь: графики, формулы выкладки, пара флэшек, диск, ничего интересного. На, сам посмотри.
-Ну, - промычал Миша,- а зачем столько пакетов, ящик?
-Сам знаешь, я человек основательный, чтобы не отсырело, не проебалось ничего. Забей, короче, по большому счету - это херня. Ну, не херня, конечно, для меня это важно. Так, вишенка на торте, ты главное следи, чтобы Юля хату не просрала. Всё, посмотрел?
-Ага.
-Я убираю, - Малафеев завернул два оставшихся пакета. На столе нашелся и скотч, закрутил. Забил ящик монтировкой. Между первым и вторым из оставшихся внешних пакетов незаметно бросил монетку в пятьдесят копеек. Она должна была служить уведомлением о том, что никто не вскрывал сверток. Закрутил скотч и снаружи. – Не парься, короче. Хата – вот самое важное.
-Ну, я понял, но блин, какой-то ты сегодня кипешной. Расскажешь, что случилось? – не успокаивался Михаил и снова налил
-Да ничего, - улыбнулся Виктор, - давай, чтоб у нас всё было и нам за это ничего не было!
Братья снова выпили.
-Хух, - выдохнул Михаил, - посмотрите-ка на него, обычно пропускал, да отказывался, а тут блатных тостов понахватался, - он снова улыбнулся,- Не, ну может, тебя обижает кто? Мы с мужиками подъедем, растолкуем чё почём. Хочешь?
-Не, братиш, всё будет четко. – сказа слегка захмелевший с непривычки Малафеев, - Мы русские- с нами Бог! Просто сделай, что я сказал, если чё, хорошо?
-То четко, то если чё… Ты запомни, что ты мой брат, одна кровь, я тебя терять не хочу. Скажи- я помогу.
-Ты поможешь, если сделаешь всё, как я попросил, - Малафеев не стал добавлять, «если чё», чтобы дальше не затягивать этот разговор.
-Хорошо, брат, не хочешь, не говори. Всё исполню, как ты сказал, - потом добавил,- Если чё, - и улыбнулся, но на этот раз как-то очень грустно. – Ты, главное, береги себя, не натвори делов.
Братья посидели еще немного, но разговор не шел. Малафеев выпил на посошок, попрощался и вышел.

За шлагбаумом Виктор обернулся, брат стоял на пороге офиса и осенял его крестным знаменем…
Малафеев поймал маршрутку, отъехал подальше, вышел, снял мотор и отправился домой.

Наступил понедельник, это был День России. Раньше все скорбно смеялись над этим праздником, называли «День независимости России от самой себя», потом забыли, начали просто радоваться, что можно посвятить лишний день прополке огорода или приготовлению шашлыка. Но в последнее время празднику старательно предавалось особое государственное значение.
Малафеев заварил крепкого чая, пожарил яичницу, разодрал школьную тетрадь, сел за стол писать, затем сложил несколько бумажек, засунул в карманы, поел и вышел, захватив телепорт.

По пути в метро он зашел в аптеку, купил упаковку ампул с дистиллированной водой для инъекций, флакон жидкости для снятия лака, мятный «Орбит», ему казалось (именно казалось, потому что братья выпили совсем немного), что от него еще пахнет после вчерашнего, пакет с одноразовыми платками. В метро Малафеев макал в жидкость платочки и оттирал маркировку с ампул. Две он оставил, остальные выкинул. Виктор ехал на митинг.
Народу собралось порядочно, над головами людей развивались черно-оранжевые знамена «НОД» и государственные флаги. Было много полиции, проходить сквозь рамки Малафеев не хотел, но сцену и так было хорошо видно. Он забрался на клумбу, многие низкорослые граждане поступали, как он, сотрудники их не трогали. На разогреве выступали девушки в кокошниках, пели. Виктор окинул взглядом толпу. Грустные мысли начали лезть в его голову.
-Чубайса под суд! - крикнул кто-то сбоку.
-Под суд! – отозвались некоторые митингующие.
«Ну чего ты орешь? Вы Чубайса судите еще с тех пор, как я в школе учился, - подумал Малафеев, - вот скажут, тебе завтра по ящику, что твой новый президент – Ходорковский. Что ты делать будешь? А я тебе скажу. Ничего. Ну, максимум в бложике своем поскулишь. А если громко будешь скулить, то за тобой придут, не зря же нам Каспаров обещал либеральную диктатуру. Кто тогда за тебя заступиться? Правильно. Никто. Максимум три фрика с плакатиками на картонках от холодильника и то, пока их один разок на автозаке не прокатят. Взять хоть твоего Чубайса. Он же ходит, гуляет, работает, а вы что делаете? Ничего. Был один Квачков, да и то как-то понарошку. Эх»
-Расстрелять врагов народа! – снова раздалось из толпы.
-Как поганых псов! – отозвалось с другой стороны улицы.
-Ох,- вздохнул Малафеев.

Когда на мосту был расстрелян Борис Немцов, все говорили, что его убила атмосфера ненависти. Тогда душа Малафеева радовалось. «Неужели кто-то из этих людей набрался мужества и, таки, приговорил врага народа? Не самого главного, но того, до которого сумел дотянуться?»- думал он. А потом оказалось, что его убили чеченцы за деньги. Малафеев тогда надолго впал в уныние. Ладно, что чеченцы, Господь с ними; за деньги, а не по зову сердца, вот что было обиднее всего.

На сцене тем временем выступал Хирург.
«Боже, да скорее уже. Ты что у Кличко уроки ораторского мастерства брал, - с негодованием думал Виктор, - до чего же бессмысленная организация этот «Антимайдан». Весело, конечно, из под государственной крыши орать да зеленкой кидаться. Да много ли толку? Нет, единственный нормальный «Антимайдан» называется «Тяньаньмэнь». Танками, сука, танками, а не вашими харлеями. Ну вот сильно ли помогли Януковичу титушки? А вы, падет ваша крыша, что делать будете? Ничего. Вы даже человека без приказа убить не сможете, а я вот могу и еще много чего могу, очень много чего». Малафеев снова окинул взглядом толпу и, внезапно, презрение отступило, его накрыло волной глубокой, неиссякаемой любви к своему народу. Стоя на клумбе с телефоном от телепорта в руке, он вдруг ощутил себя Моисеем, сжимающим посох в руке перед тем, как вывести свой народ из рабства, Данте, держащим в ладони свое пламенное сердце и освещающим им путь к спасению. Именно он, Малафеев, приведет свой народ к свободе. На глазах у него выступили слезы.

Хирург наконец заткнулся. На сцене появился Владыка. Толпа встретила его ликованием:
-Родина! Свобода! Путин! Родина! Свобода! Путин!- скандировала она.
Сейчас Малафеев был особенно счастлив, что никому не рассказал о своем изобретении. У него на работе было много латентных навалистов и прочих стрелс-белоленточников. И, хотя единственное, в чем они преуспели – это превращение государственных средств в частные, эти люди почему-то во всем винили власть, даже покупая автомобили ценой в квартиру при окладе в полторы сотни, не забывали поговорить о корги. Взять хоть Глеба, «Рашка» было одним из его любимых слов для обозначения Родины. Если бы Малафеев был одним из них, то без сомнения отправил бы ту жвачку, что держал во рту от самого дома Владыке в мозг, но Виктор не был. Он поднял смартфон, прицелился. Один карман, снял ранец, положил новую бумажку, второй карман, перезарядка, брюки, еще перезарядка, рубашка, еще, внутренний карман пиджака. «Ну, хватит, наверное, заметит. Куда еще-то?» - подумал Малафеев и посмотрел на последний листик.

Записка гласила:
«Здравствуйте, Владимир Владимирович! Я, ученый, Малафеев Виктор Сергеевич, открыл тайну телепортации, подтверждением чему служит настоящая записка в Вашем кармане.» Далее следовали домашний адрес Малафеева, подпись и дата.

Хотя времени было мало, Виктор дослушал речь до конца и лишь потом, когда возобновился концерт, поспешил к метро.
Он вышел не на своей станции, а там, где припарковал пустую сейф-машину. Погрузил в неё телепорт и направился домой. Двери на площадку и в квартиру он оставил приоткрытыми. «Сами зайдут. Не хотелось бы без разговоров оказаться мордой в полу», - подумал Малафеев. Виктор одел шорты на голое тело, гавайскую рубашку, кеды. Затем передвинул кресло в дальний от двери угол комнаты, положил за щеку ампулу, сел на его спинку, чтобы занять господствующую высоту, и стал играть в телефон.

Пативэн не заставил себя долго ждать. Скоро на пороге его квартиры появились четверо крепких мужчин в штатском.
-Малафеев? – спросил старший
Виктор кивнул.
-Виктор Сергеевич?
Он снова кивнул.
-Полковник Кирзачов, потрудитесь это объяснить, - он помахал развернутой запиской.
-Разговаривать буду только с Владыкой, - заявил Малафеев.
-Разговаривать будешь, с кем я скажу, - мужчины начали приближаться.
-Стоять! - заорал Малафеев, оскаливая зубы с зажатой между ними ампулой, - стоять или все мои тайны умрут со мной!
Он встал на спинку кресла, держась ладонями за стены.
Люди остановились и посмотрели на старшего.
-Назад, - зашипел Малафеев.
-А ну не дури. Дай сюда, - полковник попробовал сделать еще шаг, протягивая руку.
-Назад, - Малафеев взглянул Кирзачову прямо в лицо и сверкнул глазами. Полковник отступил, - я всё расскажу, но только Владыке.
Малафеев, казалось, как Боженька блефовал. Вдруг он понял, что совсем не блефует: «Вода конечно не цианид, но вот щас разгрызу ампулу, пасть порежу, сглотну стекла, а там будь, что будет.»
-Так, Малафеев…
-Попроси их оставить нас вдвоем. Ну?
Полковник сделал жест бровью, сотрудники вышли за дверь.
-Так, Малафеев, ты хоть знаешь, что тебе за это может быть?- потряс Кирзачов листком.
-Мне терять нечего, моя жизнь-копейка. А вот тебе, полковник. А если бы не листок, а яд или еще что? Не думал об этом? А Он вот точно подумал. Ты же не новый губер, ты без пяти минут охранник в «Пятерочке», - шептал Малафеев, глядя Кирзачову в глаза. Он выдержал небольшую паузу, - я всё расскажу только Владыке.
-Что, думаешь, так просто? Сели и поехали?
-Можно сложно. Мне терять нечего, - повторил Малафеев, - замучаетесь потом расследовать. Да только уже не ты будешь расследовать.
-Ладно, погоди, - сказал Кирзачов и окликнул подчиненных, - глаз с него не спускать, - проговорил он и вышел.
Его не было минут пятнадцать, но Малафееву показалось, что он постарел лет на десять.
-Поехали, - сказал он, когда вернулся.
-Куда?
-Куда-куда. Куда хотел, в Кремль. Пошли. Муравьев со мной, остальные, осмотрите здесь всё, Голицын за старшего. Ты ведь не возражаешь?
-Нет, - решил не выделываться Малафеев насчет понятых и ордеров. «Если прокатило, значит прокатило, если нет, то и так поимеют. Да и что они сделают? Оружие, наркотики – не тот уровень, да и как это потом оформлять. Хотят смотреть, пусть смотрят, мне скрывать нечего» - рассудил Виктор.
Во дворе стоял черный Гелик, мужчины проследовали к нему. Муравьев сел за руль, Малафеев и Кирзачов расположились сзади. Всю дорогу Виктор не вынимал изо рта ампулу.

Сорок минут спустя он уже сидел в кремлевском кабинете под пристально изучающим его взглядом старого чекиста:
-Ну, Виктор Сергеевич, рассказывайте, что Вы там наизобретали?.



Прошло полтора месяца. Малафеев сделался директором закрытой организации НИИПТТ Научно-исследовательский институт перспективных транспортных технологий, в его распоряжение попали значительные производственные мощности. Финты с машинами и ампулой не вызвали никаких нареканий, а лишь убедили новое руководство в основательности и целеустремленности Виктора Сергеевича. Из-за исключительности обстоятельств полковник Кирзачов не получил никаких взысканий, хотя подколка про дистиллированную воду, ставшая известной в очень узких кругах, еще долго преследовала его. Институт занимался масштабированием и тиражированием изобретения Малафеева, хотя деятельность велась в обстановке строжайшей секретности, что создавало определенные неудобства, работа кипела.

В самом конце лета американцы продемонстрировали элемент новой системы ПРО. Она состояла из трех армейских грузовиков: на одном стоял огромный дизель-генератор, на другом сверхмощный радар, а на третьем лазерная установка. Во время испытаний машина продемонстрировала запредельную эффективность. По легенде учений враг нанес по США удар, используя две термоядерные ракеты с десятком зарядов на каждой. Все двадцать целей были успешно поражены. Закипела работа: под защиту новых установок попадали города, заводы, транспортные узлы, дамбы, атомные станции, корабли ВМФ США, их союзники по НАТО. Система была названа «Щитом Справедливости». Новость эту с огромным ликованием восприняли потомки древних укров и их братья по разуму из числа отечественных белоленточников. Итернет взрывался чередой непрерывных оргазмов от предвкушения скорой гибели «Ватного мира», Саша Грэй в свои лучшие годы не могла и мечтать о той популярности, которую теперь набирали картинки с обугленной Рашкой. Но время шло быстрее, чем когда либо, просветление не заставило себя долго ждать. На смену оргии троллей пришло осознание суровой реальности.

Малафеев сидел на лавке напротив церкви, ел мороженое и думал:
«Редкий гуманитарный задрот слышал о том, что фашизм есть «открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала» или какое-то другое определение, число которых давным-давно перевалило за десяток. Мало кто из граждан, хоть сколько-нибудь интересующихся политикой, не читал бранных дискуссий о разнице между «фашизмом», «нацизмом», «национализмом», «расизмом» и «шовинизмом». Но так ли важно вдаваться в нюансы терминологии или особенности устройства экономики Рейха? В голове обычного советского человека при слове «фашизм» просто всплывают черно-белые фотографии: истощенные люди за колючей проволокой, гора детских трупиков, кучи ботинок и волос, чьи хозяева отправились в печи. Фашизм – это просто груды трупов одних людей, убитых другими. Публицисты любили и до сих пор любят писать о фашистах, используя слова: «нелюди», «упыри», «звери» - жить так, конечно, приятнее, здорово думать, что это был какой-то отдельный вид, неудачная мутация, безумная аномалия. Увы, но это были люди. Смотреть на себя и мир через розовые очки чрезвычайно приятно: мы не пьем водку, не изменяем, не дрочим, не пукаем в транспорте и никого никогда не хотели убить так, что лишь страх наказания сдерживал нас, но ни одна струна души бы не дрогнула, если бы Большой Брат не смотрел на нас, не так ли? Не, ну а если что-то из перечисленного вдруг случалось в жизни простого человека, то в его сознании отпечатается лишь отражение из кривого зеркала готтентотской морали, в голове найдутся тысячи причин и оправданий по которым этот поступок, именно в этот раз и совершенный именно этим человеком совершенно верный. «Просто отморозков вокруг много, но Я (с большой буквы) не один из них». Вот и выходит, что трахаются только Касьянов с Пелевиной, только Шендерович обдрачивает матрас или только единороссы ездят пьяными. Мы, кроманьонцы, тогда еще не совсем разумные, начали свой путь по планете с того, что съели неандертальцев, на протяжении последующих тысячелетий мы, люди, регулярно ели добытую в боях человечину. Какие-то фрики дали этому аду ванильное имя «Первобытный коммунизм». Некоторые типичные сценки из древней истории мы можем пронаблюдать в «Библии». Они настолько кровавы, что время от времени возникают «моралисты» желающие запретить эту книгу. Средние века были не лучше: из голов поверженных врагов люди складывали красивые горки, деткам и женщинам вспарывали животы и копались в их кишочках, чтобы удостовериться, что они не наелись драгоценностей, из сарацин получался невероятно питательный шашлык. Очаровательная эпоха Ренессанса, сделавшая человека вроде бы более разумным, обогатила людей новыми знаниями, позволившими строить невиданные доселе корабли и вступить в эру Великих Географических открытий, что привело к фантастическому по размаху геноциду коренных народов новых земель.
Время шло, началась эпоха мануфактур, на помощь людям стали всё активнее приходить механизмы, так шея европейца познакомилась с гильотиной, а спина индуса с английской картечью и ядрами.
К началу двенадцатилетней эпохи тысячелетнего Рейха ничего существенно не изменилось, просто на смену мануфактурам пришли заводы и фабрики, в том числе и фабрики смерти.
Но люди не стояли на месте и продолжали становиться разумнее и разумнее с каждым месяцем, так под американскими атомными бомбами погибли несколько сотен тысяч японцев. На гране воплощения стояли планы США по тотальной атомной бомбардировки Советского Союза, лишь мудрость Берии, Курчатова, а также людей с такими подозрительными фамилиями как Харитон и Зельдович, спасла наш народ. О последних двоих следует почаще вспоминать тем, кто воспринимает Нас уже, чем Мы есть на самом деле. Когда в следующий раз решите вновь обидеться на всех «ходорковсих» оптом, то просто пощупайте пульс на своей руке и вспомните, благодаря кому ваше сердце бьется. Кто такие Мы? Кто с нами за одно, те и есть Мы. А у кого Рашка-говняшка, да лучше бы русни не было, тот и не русский совсем, и не Мы вовсе, будь он хоть трижды Иванов, Дмитрий, например. А кто хороший, кто плохой? Кто выжил, сохранился, победил и размножился, тот и хороший. А вот проиграли мы Холодную войну, так все братушки стали у дяди Сэма вротбирушки, а мы говняшкой и оккупантами. Гуманисты хреновы… Вон, Сахаров покуда с Боннэр не спутался, хотел всех американцев включая женщин и детей утопить огромный волной и никто ему не сказал: «Андрюша, ты понимаешь, что ты поехавший?». Наоборот, взорвали Кузькину Мать . И правильно, ни одна мышь не пищала, это бабка Даша верно заметила, Громыко тогда мог говорить, а не тяфкать, как эти щенки из ящика». – Малафеев доел мороженое, скомкал бумажку, выбросил в урну и тронулся в путь. Он прошел немного, перешел Знаменку и оказался на Моховой. Мысли продолжали роиться в его голове, последнее время он всё чаще думал не только о своем будущем, но и будущем своего Отечества: «Вот забавно: столько гуманистической плесени наплодилось в мозгах у гуманитарствующего быдла за те семьдесят лет пока две великие страны держали друг друга на мушке. Искатели вселенской справедливости. А если поскрести эту совесть нации, то что? Взять хоть международное право: приватизация – это было нормально, а друзьям Ходорковского пятьдесят ярдов вынь и положь. Чего кто кому понастроил и почему Россия одна все долги СССР платила – не важно, а вот придумали голодомор, надо бы компенсаций выплатить, можно подумать в моей деревне щей из лебеды не жрали. Да и вообще, за Крым хорошо бы контрибуцию, а СССР распался ну просто наисправедливейшим образом. Ой, право, ****ь, в очереди на скотобойню место занять…»

Малафеев поравнялся с памятником Достоевскому у Библиотеки имени Ленина:
- А, опять ты?! С тебя вся эта хрень началась, покаянный ты наш. Да, Гоголя бы хоть почитал… Там как было, хотя в книге такого и не было, это потом в кино сняли: «Ляха пусть ляхи и жалеют. Они нас не жалеют», - это, значит, Остап, говорил. А кто мозг-то себе любил повзрывать философиями да поисками вселенских справедливостей всяких. Правильно, Андрюша, теска, кстати Сахарова. И куда его это привело? Правильно, в национал-предатели. Тоже, кстати, без ****ы не обошлось… А просто нет ни Бога, ни Правды Божьей и нет этического стандарта выше национальных интересов. Так что, не прав ты, Федя, во всём не прав. Вот, кстати, о Федях. Взять хотя бы чеченцев: правы – неправы, будь ты хоть Федя, хоть сам Пушкин - получай обраточку. История та конечно печальная, только белоленточники и укры радовались да под****ывали, что у нас народы внутри нации ссорятся, но речь не о том. Вот ты можешь себе представить, чтобы русские так реагировали, когда какой-нибудь забугорный деятель нам что-то предъявить пытается? Я нет. Думать начинают, рассусоливать: «Может, мы не правы, а он прав? Может покается да извинится? Может и правда не спасли мы их от нацистов, а оккупировали? Может им денег дать, они нас полюбят? Твари дрожащие или право имеем?» А, имеем мы жить-то право, если в пределе? Может… А может по ****у дать, да так, чтобы хрен дяди Сэмов из жопы выскочил? Ой, ляхи-бляхи…

-Малафеев! – Виктор вздрогнул. На секунду ему показалось, что памятник ответил, - Малафеев! С кем это ты там разговариваешь? Материшься ходишь, руками машешь… Пушкины, чеченцы, Андрюши, Правда Божия. Чего?
Это был Кирзачов.
-А, ой, а откуда… вы всё слышали? Хотя да, точно, - Виктор так глубоко погрузился в свои размышления, что и забыл о том, что теперь он живет едва ли не в золотой клетке, но это его не напрягало до настоящего момента, - да вот, с Достоевским советуюсь…
-Ты заработался что ли? Смотри умишком не тронься.
-Да, задумался просто, - Малафеев в душе ликовал, что никто еще не изобрел аппарат для чтения мыслей.
-Ладно, поехали, пора.
На дворе было седьмое октября, Виктор Сергеевич ехал на день рождения к своему новому другу.

А пока автомобиль движется, вернемся к описанию происходящих вокруг событий, которое прервал Малафеев своими рассуждениями о справедливости и беседой с великим русским писателем. И так, оргия троллей длилась недолго. Международная напряженность продолжала нарастать. Каждый десяток новых установок «Щита Справедливости» неотвратимо толкал вперед секундную стрелку на Часах Судного дня. Ликование оппозиции сменялось ужасом, по мере усиления воинствующей риторики Вашингтона. Внезапно люди поняли, что радиация не разбирается в политических воззрениях граждан, общечеловеческая пелена пала с глаз, и открыла весь ужас ситуации: даже самому отчаянному русофобу придется встретить туже судьбу, что и самому ортодоксальному ватнику. Начался бег. Люди продавали имущество за бесценок тем, кто верил, что всё будет в порядке, и устремлялись за границу. Удивительным открытием стало то, что страны Запада не охотно принимали граждан, которые долгие годы обслуживали их интересы в Российской Федерации, а вскоре, после очередной воздушной провокации, авиационное сообщение с Россией закрыли почти все государства. Было у этого две причины. Во-первых тотальный ядерный удар был лишь планом Б, планом А было то, что РФ не выдержит ужаса ядерного шантажа, экономических трудностей и развалится без вреда для окружающей среды, поэтому белоленточники еще могли пригодиться. Во-вторых, было просто жалко кормить отработавший своё скот и в первую очередь это касалось не журношлюшек, а олегархата. Но наиболее проворным и нужным хозяевам удалось бежать. Многие жители Украины также поняли, что им предстоит стать не процветающей Европейской державой, а буфером, которому следует не пропустить радиоактивные облака от горящей Рашки к местам обитания более полноценных, по мнению США, народов. На границе с Польшей скапливались огромные пробки и толпы людей. В странах бывших ОВД и СССР, попавших в сателлиты Америки, формировались батальоны для контроля новых территорий, вступать самим на радиоактивное пепелище американцам не хотелось.

Не отставал и Китай, чтобы не разделить будущую печальную судьбу РФ китайцы дисциплинированно двигались в фарватере внешней политики Вашингтона. Огромные капиталы, вложенные в их страну Западом, надежда на то, что вскоре их ученые создадут свой купол, желание поживится трупиком России и угодить пока еще господствующим Штатам заставило их мобилизовать и перебросить к границе семь миллионов резервистов. Всё это вселяло в руководство КНР оптимизм. Россия начала эвакуацию во внутренние области населения приграничных районов, в первую очередь монголоидного. Кричали о депортации, о подготовке территорий к сдаче, но обходилось без серьезных инцидентов.
Малафееву нечего было подарить Владыке, самое дорогое он уже отдал, поэтому Виктор привез с собой только очередной доклад о своей работе и несколько десятков яблок в рюкзаке, которые вопреки пессимистическим Митиным прогнозам, удобренные Васей, уродились на славу.

Малафеева старались лишний раз не светить, поэтому официальная часть мероприятия прошла без него. Он оказался в узком кругу посвященных в дела его института. Некоторое время спустя Виктору удалось остаться с Владыкой наедине:
-Нам бы следовало рассказать о тех достижениях, что имеют место, - сказал Малафеев, - мы снизим напряженность, восстановим статус-кво. Сможем начать внедрение открытия в народное хозяйство.
-Рано, не стоит торопиться.
-Но ведь ядерное сдерживание больше не работает, Штаты готовы нанести удар.
-Вот и пусть наносят.

Малафеев напрягся. Он заглянул в глаза правителя и всё понял. Виктор вспомнил, как в 2014ом году собирался сделаться строителем Русского Мира. А чего ему собственно не хватало? У него была квартира, автомобиль, работа, которая даже после всех платежей позволяла вести нормальную жизнь, загородный дом. Средний негр из Уганды руку бы отдал, за то, чтобы иметь всё, что было у Малафеева. Но ему чего-то не хватало. Вспомнил он и ныне покойного Бориса Абрамовича Березовского: «Сколько денег он вынул из нашей страны – замучаешься считать. А нельзя было купить дом, да хоть за миллион фунтов и на десять миллионов коммерческой недвижимости так, чтобы это не пропало, получать с аренды пятьдесят или пусть даже сорок тысяч чистогана и жить в свое удовольствие, на лошадке кататься, телочек пялить, икоркой Дон Периньон закусывать? А дальше, как получится, жизнь по любому удалась. Нет, засмеют друзья олигархи. Всё лез, лез куда-то… И не то сам удавился, как в анекдоте, от того что из миллиардера стал миллионером, не то наши ему помогли, не то англичане, долазился короче. А чего ему не хватало?» Человеческое представление о себе совсем не абсолютно, а очень относительно, оно отталкивается от занимаемого положения и соизмеряется с положением окружающих. Малафеев всю жизнь был круче многих: тех, кто не закончил школу, тех, кто не поступил в институт, тех, кто уехал с первого курса за наркоту в лагерь, тех, кто в пятьдесят лет не имел детей, тех, кто пил боярышник у аптеки, тех, кто ютился в возведенных еще при Сталине бараках в городках, где не было работы, но он никогда не думал о них. Его сознание занимали те, кто по той или иной причине были лучше, чем он, занимали более высокое положение в той или иной иерархии. Они видели в нем ресурс, а он врагов и последнее время Виктор стал побеждать этих врагов одного за другим. Тоже самое он прочитал и в глазах Владыки. Основа государственного могущества – народ и труд, экономика и демография. Что такое Россия? Это менее двух процентов населения Земли и около полутора процентов ВВП планеты, если считать в долларах, то получится еще меньше, если в тоннах, пудах и киловаттах, то чуть больше, но доли эти постоянно снижаются. Что это всё? Погрешность. В Китае незарегистрированных вторых и третьих детей больше, чем в России граждан. Лох-ресурс, так смотрит на нас Западный мир. От дедушки, правда, у этого лоха маузер остался, плутониевый, поэтому совсем уж загнобить его не получалось, а вот теперь, по мнению Запада, и маузер не поможет, лоха можно пускать на удобрения. Бомбить бородатых гопников с калашами в сандалиях на босу ногу было, конечно, занятием весьма увлекательным, да только общего положения вещей это не меняло. Мысль о том, как кардинально исправить дело, давно жила на периферии сознания Малафеева, но сформулировать её четко он не то что не мог, не решался…

-Пусть наносят, - повторил Владыка, выводя Виктора из оцепенения, - у тебя всё готово?
-Ага, да, ясно, - Малафеев вернулся в реальность и протянул отчет, - с днем рождения! Вот, яблочко ещё с дачи, угощайтесь.
Малафеев протянул Владыке одно яблоко, а другое взял сам.
-Не отравлено? – с улыбкой спросил Правитель.
-Да что Вы, если бы я хотел, то… - Виктор осекся и надкусил плод вместо того, чтобы продолжить фразу.
-То ты бы телепортировал мне что-нибудь в голову еще на митинге, как Борису Аароновичу, - помог Владыка Вите завершить предложение.
Малафеев поперхнулся яблоком, его кусочек влетел в нос со стороны глотки, он побледнел.
-Да я…
-Да ты не всегда хорошо блефуешь, - улыбнулся Владыка, - Кирзачов! Он вот, тоже не зря свой хлеб ест.
Полковник протянул Правителю папку бумаг. Он открыл её и показал содержимое Малафееву.
- Вот твоя машина проезжает мимо его офиса, вот останавливается, вот он выходит, падает, машина трогается, - показывал Владыка распечатанные стопкадры, - Мы сомневались сначала, но у Вас, Виктор Сергеевич, сейчас на лице всё написано.
Виктор молчал, Владыка продолжил:
- Что стало с гражданским мужем твоей непутевой жены, я и знать не хочу, но экспертиза почвы с твоего огорода показала, что судьба его была незавидна, - Владыка откусил от своего яблока и перевернул страницу, - это ты в ГУМе. Случай был скорее комичный, чем криминальный, но видео с камер за тот день сохранили. Никто бы не заметил этого маленького человечка на втором этаже, если бы тобой не стали интересоваться.
Малафеев молча смотрел на картинки.

- Тут вот ты еще много где. Мы понимали, что ты телепортируешь, но вот что и куда, долго не могли сообразить, пока не обнаружили запись, где Вы, Виктор Сергеевич, извиняюсь, дрочите за рулем своей «Гранты». Но поздравляю, - Владыка протянул Виктору пачку документов.
-Это чего? – спросил Малафеев.
-Это тесты на ДНК, пятнадцать штук, это лишь малая часть ваших подвигов, как я понимаю, тут Вы постарались, даже мы, наверно, всех не найдем.
-Э-э-э, и чего теперь делать?
-А ничего Витя, глупостей не делать. Работать. Тебе сейчас главное работать.
-Работать, - повторил Малафеев.
-Ты ведь понимаешь, зачем? Ты ведь осознавал все риски, когда посылал бумажки, верно? Ты ведь мог и дальше девок крыть, мог денег заработать, даже без патента, миллион способов мог бы придумать, я в тебе не сомневаюсь. Но ты сделал, что сделал, потому что хотел чего-то большего? Верно? Ты понимаешь зачем работаешь?
- Понимаю… Стране помочь… Ну а эти то что? – Малафеев кивнул на папку.
-Хорошо, когда тебя понимают. Ты, Витя, человек верный, а верных людей мы ценим. Вот взять Бориса. Такие первыми нож в спину втыкают, мы про него давно уже такое знаем, что тебе знать не положено. Одно скажу- давно пора, не жалко… Иди, Витя, работай и ничего не бойся.

Резиденцию Виктор покинул на подгибающихся в коленях трясущихся ногах.
Время шло. По началу, Виктор считал, что золотая клетка нравилась ему больше, чем крюк в анальном отверстии, который он получил на дне рождения Владыки, но в его жизни ничего с тех пор не изменилось, поэтому он перестал об этом думать, разве что Кирзачов взялся иногда с усмешкой называть его «Отец». «Ну, не самая худшая кличка, - думал Малафеев,- уж точно лучше, чем Додик или Очкарик».

А вот про отсутствие перемен в мире за пределами института сказать было нельзя. Мир в своем движении к войне вышел на финишную прямую. Новые пополнения продолжали пребывать к границам Федерации. Внутри страны начались стихийные протесты запуганных людей, телевизор всё меньше справлялся с нарастающей паникой, особенно после того, как несколько важных деятелей пропаганды, превозмогая все трудность, смогли покинуть страну. Как крыса в ведре, к которому со стороны дна прикреплена паяльная лампа, а с другой заключенный, вгрызалась оппозиция, лишенная хозяевами возможности к эмиграции, в тело Российского Государства.

Четвертого ноября в столице вспыхнуло восстание. В ходе непродолжительных, но печальных событий, несколько десятков протестующих были застрелены неизвестными снайперами. Однако волна гнева, поднятая их кровью, разбилась о БТРы, вышедшие на улицы города. Восставшие пытались использовать Киевский опыт и уничтожить машины коктейлями Молотова, однако вместо унылого стояния бронетранспортеры открывали башенный огонь поверх голов атакующих, а сотрудники упаковывали наиболее активных боевиков. Людям попроще хватало душа из водомета. Тем не менее, уже без всяких снайперов, погибло еще несколько десятков протестующих, семь сотрудников и полтора десятка активистов «Антимайдана». Интернет был отключен полностью, телевидение строго дозировало информацию. Двое суток спустя, восстание было подавлено. Седьмого ноября прошел парад, посвященный памяти защитников Москвы 1941 года. Показали всё, кроме самого главного…

Хотя активная фаза переворота притухла, трудности лишь усугубились. Западные СМИ взрывались в истерике и, хотя до граждан, лишенных Интернета мало что доносилось, все решили, что дальше будет только хуже. Повинуясь привычке, выработанной за полтора тысячелетия борьбы за существование, люди стали делать запасы продуктов. Те, кто успел, набивали полные машины крупы и макарон, бросали работу без увольнения и уезжали в деревни и на дачи, подальше от мест предполагаемых бунтов и потенциальных ядерных ударов. Особенно серьезный удар пришелся по продажникам и программистам, в мире без интернета, со спросом исключительно на еду и бензин, им просто больше было нечего делать. Всем этим не преминули воспользоваться западные хозяева расположенных в России торговых сетей, цены на основные продукты питания взлетели в несколько раз. На фоне этого была отключена система SWIFT. Большинство людей знало, что это произойдет, поэтому обналичило все накопления, однако финансовая жизнь была парализована на несколько дней. Власть тоже готовилась к этим событиям, поэтому вскоре основные необходимые для жизни потоки удалось восстановить. Торговые предприятия, склады и крупные запасы продовольствия были национализированы, введена карточная система.

Малафееву досталась карточка с черной икрой и шоколадками, чему он был очень рад, поскольку хоть и не был нищебродом с момента окончания института, а икру последний раз ел в советском детстве, когда похожие наборчики приносила на Новый Год с работы мама. В магазинах тем временем ЧОПовцев сменили автоматчики Национальной Гвардии, которые пресекали противоправные действия граждан.

Нервы у многих не выдерживали, на улице часто стали встречаться сумасшедшие. Люди орали, плакали, падали на колени в грязный снег и начинали креститься.

Десятого декабря произошло вторжение в вещание федеральных каналов. Американцы показали ролик с новых испытаний «Купола Справедливости», на этот раз система сбила двести условных боеголовок. Они потребовали немедленной отставки Президента и правительства, а также сдачи ядерного оружия. Двенадцатого декабря восстание вспыхнуло с новой силой. На этот раз к профессиональным оппозиционерам и гастролерам из Украины примкнули люди, которые не выдержали противостояния, хотя несколько лет назад они радостно выпивали за присоединение Крыма. На этот раз счет погибшим с обеих сторон шел на сотни, значительная часть элиты, подобная Борису, которая и до того внезапно заинсультила, не пережила тех роковых дней. Тем не менее, власть снова выстояла. На часах Судного Дня до полуночи оставалось несколько секунд.

Двадцать четвертого декабря в Средиземном море взорвался старый американский авианосец с атомной силовой установкой. Без долгих раздумий обвинили Российскую Федерацию, мировые СМИ с радостью понесли эту весть по планете. Державы пришли в состояние войны. США выждали ещё сутки, после чего нанесли тотальный ядерный удар. С подводных лодок, военных кораблей, из шахт и с самолетов устремились к России тысячи мегатонн смерти. Но какого же было удивление в американском штабе, когда с экранов радаров одна за одной стали исчезать, не достигая цели, боеголовки. Когда на мониторах погасла последняя точка, в зале воцарилась гробовая тишина. Её разорвал хлопок пробки, вылетающей из бутылки шампанского:
- Oops, I’m sorry, - произнес писклявый женский голосок.
- What the fuck?!! – раздался рассерженный бас. Тем временем с экранов начали пропадать корабли, самолеты, подводные лодки…

Действительно, что же случилось? Во время полета в каждой из боеголовок образовывалось по три маленьких химических заряда, которые и разрушали боеприпас. А по три их было потому, что Малафеев любил всё делать основательно и с запасом. Та же участь постигла авиацию, флот противника, ракеты, оставшиеся в резерве, только заряды были побольше.

Удивлялись в Американском штабе недолго, ответный ядерный удар не заставил себя долго ждать. Боеприпасы материализовывались прямо посреди улиц, под крышами заводских корпусов, внутри штабов и подземных бункеров управления, уже под куполом, который оказался бесполезным. Через несколько секунд они взрывались, стирая цели с лица Земли. Пять минут спустя всё было кончено.

Несколько часов спустя по всем телеканалам планеты прошла картинка с российских спутников, снявших пылающий континент. В этот же день началось освобождение территории СССР.
Большинство республик, лишившихся опеки дяди Сэма, добровольно вернулись в состав государства на правах губерний. Решено было, что Российская Федерация не достаточно крутое название для возрожденной державы, так наша страна получила новое официальное наименование - Великая Русь. К огромному сожалению, в некоторых частях державы возникли партизанские отряды, состоящие из наиболее радикальных представителей местных националистов, поэтому войска всё равно пришлось вводить. Однако серьезных боестолкновений не было, сопротивляющиеся обычно быстро сдавались, узнав о том, что башни у «Армат» совсем не картонные. Многие пленные верили, как оказалось, в то, что США продолжают существовать, американцы вот-вот придут вместе с ними жарить вату, а ролики о конце Штатов снимал Фёдор Бондарчук на производственных мощностях «Мосфильма».

Трагический случай едва не произошел во время входа Национальной Гвардии во Львов. Хотя армия продвигалась быстро, к моменту её вступления в город на центральной площади уже стоял памятник Иосифу Виссарионовичу Сталину, человеку, благодаря которому этот многострадальный край несколько десятилетий назад, впервые за сотни лет, уже возвращался под сень имперских садов. Около него с четырьмя гвоздичками у каждого стояли Ирина Фарион и Олег Ляшко. Рядом на бордюрчике с разбитым носом сидел Александр Андреевич Проханов. Как выяснилось позже, сладкая парочка жестоко отогнала его от памятника Вождю, чтобы первыми засвидетельствовать свою лояльность к новому, впервые за тридцать лет, законному, порядку. Такая картина открылась глазам гвардейца, который первым вышел на площадь. Он так сильно засмеялся, что подавился куском каравая, взятым им на соседней улице у встречавших их отряд девушек. Боец едва не задохнулся и даже начал бледнеть, но, к счастью его товарищ читал методичку Юрия Евича и не дал другу пропасть.

Финты, которые выкидывали такие, как эти двое, решили не воспринимать всерьез. Никому не хотелось повторять ошибок преступного сталинского гуманизма, который не расстрелял всех бандеровцев, а лишь отправил на десять лет в лагеря, чем, без сомнения, заложил мину под нашу государственность. Расстреливать их никто не собирался, вставшая, наконец, с колен Русь, как и положено, обратила с вой взор к небесам. Но обо всем по порядку.

На грешной Земле оставалась ещё одна нерешенная проблема. Малафеев, который к моменту освобождения Львова уже сделался главой корпорации «РосТелепорт», получил премию «Глобальная Энергия», потому что нобелевка с падением Глобального Запада оказалась никому не нужна, и стал первым Героем Великой Руси, смотрел во вновь заработавшем Интернете новости. Его глазам открывались шокирующие фотографии и еще более чудовищные ролики. В Китае, Японии, а затем и почти во всех других странах Азии, Африки и Латинской Америки разгорелась страшная эпидемия. Первые две недели человек просто ходил и часто чихал, а на третью у него начинали растворяться легкие, а после и другие внутренние органы, с тех, кому удавалось прожить чуть дольше других, большими клоками сходила кожа. Население стремительно таяло, а европейцы почему-то не болели, хотя везде были приняты жесточайшие карантинные меры. Граждане наперебой обвиняли коварство природы, влияние радиации на мутации вирусов, злобных американцев, которые хотели прихлопнуть обоих конкурентов разом, а после обустроить, наконец, планету по принципу «Золотого миллиарда», да не вышло. Но Малафеев, вспоминая эвакуацию внутренних азиатов в центральные районы страны, почему-то думал о том, что он был не единственным, кто в те тяжелые времена трудился на благо Родины.
-Ну, и чей теперь Дальний Восток? Чьи теперь Курилы? А? Ух, пидарасы, так вам и надо!

Новости из Африки сначала произвели на него удручающее впечатление. Затем, сознание выдало картину из его университетской жизни. После сдачи очередной сессии он с группой отправился в клуб, где в скором времени он возжелал оправиться. В уборной он увидел, как негр засаживает в очко русской девушке. Амплитуда колебаний была столь значительной, что ребята даже не закрыли дверь, чтобы она не стесняла движений.
-Ну, в принципе, на всё воля Божья… - сказал Малафеев и закрыл браузер.

Впереди было много работы. Как мы уже отметили, Империя обратила свой взор в небеса. Задача состояла не в том, чтобы водрузить флаг на каком-нибудь унылом Марсе, а чтобы найти планеты изначально пригодные для жизни, переселения, колонизации. Список потенциально пригодных для этого космических объектов был к этому времени довольно обширен. План состоял в следующем: в большой телепорт, нацеленный на нужную планету, помещался телепорт поменьше. Этот маленький телепорт представлял из себя клетку-камеру для телепортации. Площадь пола была размером с одну клетку строевого квадрата, довольно редкие прутья решетки поднимались вверх почти на два с половиной метра и имели в середине одну перекладину. На потолке была установлена камера, которая должна была снимать панораму нового мира, аппарат для сбора и анализа атмосферного газа, другие датчики. На полу находился мешочек, куда расположенные подо дном бур с пылесосом должны были собирать грунт. Весь объем от пола до потолка был предназначен для телепортации на Землю. На крыше машины имелся парашют, по бокам из пола выступало четыре ножки для устойчивости. В клетку помещался бандеровец, лесной брат или иной враг народа.

По замыслу инженеров существовало два способа возвращения на Землю: ручной и автоматический. Если враг народа оставался живым, то ему следовало встать на перекладину решетки и нажать специальную кнопку на крыше, после чего через пять секунд происходил возврат. Если же нажать на кнопку уже было некому, то аппарат неделю выполнял автоматическую программу исследований, после чего телепортировал на Землю свой внутренний объем, включая результат эксперимента о том, как данная планета влияет на человеческий организм. Чтобы приобщить главный братский народ к делу освоения космоса и тем поощрить наиболее выдающихся строителей Русского Мира, а также, чтобы никто не жужжал лишнего, Центр Глобальных Исследований Вселенной решено было построить в Грозном. Туда и отправился Малафеев. Возможность получать данные из значительного числа обсерваторий, со спутников, серьезный математический аппарат и значительные вычислительные мощности позволяли прицеливаться и осуществлять телепортацию с минимальной погрешностью.

В горах возвели Карантинный Центр для накопления и обработки получаемых из новых миров данных, куда и должны были телепортироваться артефакты с других планет. Прибыл первый эшелон с врагами народа и малыми телепортами, закипела работа. Последние несколько недель Виктор Сергеевич метался, как челнок из одного центра в другой, внося финальные штрихи в проект. Теперь началось самое интересное. Он находился в центре отправки, с центром прибытия их связывал телемост. Первым путешественником суждено было стать какому-то волосатому генетику, который в тайне разрабатывал способы поголовного истребления жителей России и открыто поддерживал порочную связь с американскими агентами. Отправка прошла успешно, все затаили дыхание, прошло пять минут, потом десять, затем ещё полчаса, ничего не происходило, в Карантинном Центре пожимали плечами. Все, конечно, понимали, что скорее всего сразу ничего не произойдет, всё же очень надеялись на чудо… Работа продолжилась, пошла своим чередом, а вскоре превратилась в рутину.

В телепорт помещался телепорт с врагом народа, компьютер производил отправку на очередную планету. Далеко не все из заключенных понимали, что будет происходить, но то, что уходившие из накопителя временного содержания более в него не возвращались, было очевидно. Заключенные ожидали увидеть расстрельный ров, печь или на худой конец огромный блендер, однако, перемещаясь на транспортере в клетке малого телепорта среди компьютеров и научного оборудования, начинали испытывать недоумение. Лишь когда они попадали в камеру главной установки, им рассказывали, в чем смысл происходящего и давали последние указания по ручному возвращению. Вот тут и начиналось самое интересное. Многие до конца не верили, некоторые даже считали, что это реалити-шоу, чтобы над ними поглумится, что милосердные россияне посмеются над ними напоследок, а после отпустят домой. Убогие не понимали, что именно они и их предшественники десятилетиями выжигали в русских сердцах милосердие и, таки добились успехов. Кто-то из них, даже если и не верил до конца, всё же понимал, что пройти через зев этого огромного ящика и остаться в живых будет крайне проблематично. Одни начинали умолять, другие грязно бранились, трети плакали. Малафеев лично приказал делать паузу в тридцать секунд между помещением клетки в большой телепорт и отправкой, чтобы послушать эти откровения. Кирзачов, а куда же без него, не возражал, а пара его ребят снимала происходящее на камеру. Хотя перед экспериментом содержимое памяти врагов народа исследовалось с помощью передовых химических веществ, оставалась небольшая вероятность, что кто-то из них внезапно вспомнит что-то важное. Несколько раз даже приходилось отменять транспортировку, но после дополнительной проверки оказывалось, что коварные враги блефовали и их возвращали в эксперимент.

Ровно через неделю начались возвраты. В камеры карантинного центра стали падать мешочки с грунтом, приборы и камеры с данными о новом мире, обезображенные останки негодяев. Все материалы тщательно исследовались, а данные обрабатывались и вносились в специальную базу знаний. Некоторые миры были достаточно интересными, в определенном смысле даже перспективными, но ни один не был пригоден для немедленного начала колонизации. В одних была слишком высокая радиация, в других слишком разреженная атмосфера, в третьих наоборот слишком плотная, в четвертых её и вовсе не было, в пятых при нормальном давлении её состав оказывался ядовит, в шестых было слишком холодно, в пятых слишком жарко, в шестых бушевали такие вихри, что камеру целую неделю носило по атмосфере, и мешочек для грунта оставался пустым. Так прошло больше месяца, Малафеев всем живо интересовался, во всё вникал, он сам не заметил, как сделался патологоанатом любителем. Глядя через изолирующее стекло на вновь прибывшее тело врага народа, Виктор сходу угадывал, какие именно параметры данного мира мешают ему стать заселенным россиянами. Материал был чрезвычайно богат, но главного так и не случалось. Так прошло еще несколько недель. Небольшую радость доставило Малафееву то, что в числе «лесных братьев» оказался Лёва, он с большим удовольствием выслушал короткий рассказ о двадцатилетней дружбе между ними и с не меньшим удовольствием принял через неделю его останки.

Враги народа подходили к концу. Унылые гуманисты, с самого начала предлагавшие использовать для изучения новых миров исключительно автоматы, потирали руки. «Есть у них в душах червоточинка», - думал, бывало, Малафеев. Именно двоих из них он и встретил возле центра отправки, куда шагал, как обычно, ранним утром, держа стакан кофе в руке. Ученые испытывали присланного из Зеленограда шагающего робота, играли с ним и радовались, как дети. Сердце Виктора окутала густая пелена печали, он вздохнул и пошел ко входу, ответив на приветствие лишь легким кивком. Несколько часов он наблюдал за отправкой, а после поехал в центр прибытия.

Он ознакомился с результатами, полученными за время его отсутствия, сел за компьютер, посмотрел несколько роликов из новых миров. Камни, скалы, пыль, туман из серной кислоты – ничего интересного. Виктор вернулся к работе над новым проектом, он собирался создать телепорт, позволяющей шагнуть не только к другим звездам, но и в другие галактики. Он вел и теоретические изыскания относительно того, чтобы в перспективе аппараты россиян смогли посетить край наблюдаемой Вселенной. Вопрос о том, что там за горизонтом, в неизвестности волновал его чрезвычайно. Он был с головой погружен в вычисления, когда каскад диких, криков оторвал его от монитора. В комнату без стука вбежала Башира, её и без того большие черные глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут от восторга:
- Живой! – только и смогла произнести она.
Малафеев сорвался со стула. За стеклом лежал, извиваясь, окровавленный космонавт…
Виктор узнал его. Это был отправленный сегодня с утра злодей, некто Никита Кувиков, обвиняемый в пособничестве бандеро-фашистской хунте, русофобии, разжигании межнациональной ненависти и насаждении садомии. Его растрепанная, покрытая козявками черная борода и жирное, едва поместившееся в клетку телепорта, тело хорошо врезались в память Малафеева.
- Ну, ребята, чего вы? Я пошутил. Я это, Сталина очень уважаю, да и вообще, Чечня – круто! Ну чего вы, а? Давайте я никуда не полечу, а? Есть бутылка? Может, я лучше сяду, а? Ну чего вы, ну куда я? – плакал он перед отправкой.
Теперь он окровавленный лежал на полу карантинной камеры, сжимая своими короткими толстенькими пальчиками комочки грязного мха. Одна штанина его брюк была пуста.

В помещение вошли два человека в скафандрах и унесли путешественника. Вечером того же дня Малафеев получил видео с рассказом выжившего о визите на новую планету. Выяснилось, что камера материализовалась не достаточно высоко, чтобы парашют отработал, как надо, да еще и боком. Ноги Никиты выскользнули через прутья решетки, при падении подставки клетки сломались, враг народа получил открытый перелом, ударившись о камни, его сломанная нога оказалась прижата дном телепорта. Он был в ловушке, дотянуться до кнопки возврата злодей никак не мог, однако ему хватило смекалки остановить кровотечение, используя ремень из штанов. Он попытался сдвинуть лежащую на боку камеру и освободиться, но не сумел. От боли и ужаса враг народа потерял сознание. Несколько земных часов спустя сознание вернулось . Он осмотрелся. Вся поверхность планеты, покуда хватало глаз, была покрыта камнями и мхом. Но нужно было что-то делать, преступник понимал, что неделю до автоматического возврата ему не прожить. Он нашел камень и стал, превозмогая боль, перерубать плоть своей застрявшей ноги. Когда дело было сделано, он дополз до кнопки и вернулся на Землю.

Открытие было потрясающем наконец-то сбылась великая Мечта человечества! Первым делом новый мир, который раньше имел лишь цифровой код, нужно было как-то назвать. Малафеев, не мудрствуя лукаво, окрестил планету Путиндорой. Все согласились. Ясно было и то, что первым посетить этот мир никак не мог какой-то бандеровец.

Той же ночью пехотинцы Владыки отвезли Кувикова в горы.
-Эу, чью ты там мать ****? – осведомился один из бойцов.
Ответить враг народа ничего не успел, пуля из золотого Стечкина расколола череп его глупой головы. Гильза звякнула о камни, тело с грохотом полетело на дно ущелья, а нога так навсегда и осталась в бескрайних мхах Путиндоры…

Стать новым открывателем Путиндоры вызвался Игорь Волков. О судьбе этого человека до 2014 года было почти ничего не известно, даже Кирзачову. О его рождении ходили странные сплетни. Поговаривали, что один из лечащих врачей Сталина долгие десятилетия хранил в тайнике замороженное семя Вождя. В 1988 году, незадолго до своей кончины, старик, осознающий неотвратимость надвигающейся на страну катастрофы, убедил свою внучку стать матерью последнему ребенку Отца Народов. На шестом месяце беременности, через неделю после внезапной смерти еще довольно крепкого деда, она неожиданно исчезла. А в 2014 году в Новороссии появился Игорь Волков. Отважный ополченец, в начале событий, он не раз, проявляя личное мужество и смекалку, выручал своих товарищей, в дальнейшем, благодаря разумной и оригинальной тактике, группе Волкова удавалось наносить серьезный урон численно превосходящим силам захватчиков. Однако, после череды событий, вошедших в историю, как Минские Недоразумения, он был вынужден покинуть Новороссию и прибыл в столицу, где в скором времени вступил в НОД. Именно ему и предстояло стать новым Гагариным.
Приняв все необходимые предосторожности, чтобы космонавт не пострадал, Волкова отправили в путешествие.

Сутки спустя человечество узнало о Путиндоре. Владыка лично прикрепил на грудь Волкова звезду Героя Великой Руси. Началась колонизация.

Прошло полгода. За это время Малафеев успел жениться. Будучи верным традициям своего народа, он, как представитель элиты, выбрал себе в жены олимпийскую чемпионку, которую подметил ещё на Сочинских играх. По иронии судьбы её тоже звали Юля. Наконец он смог отсудить себе Ванечку. Всё было хорошо, лишь мысль о том, что не со всех планет, куда были отправлены враги народа, поступили материалы, иногда тревожила разум Виктора. «Мало ли. Может лава… Надо бы роботов покрепче туда отправить», - думал он в такие минуты и успокаивался. Вскоре он решил посетить Путиндору. Освоение нового мира шло во всю. Третий город, основанный россиянами на планете сразу после Медведовска и Кадырабада, получил название Малафеевск. В мире, эволюция жизни в котором добралась лишь до мха, теперь строились проспекты и здания, проводились аграрные эксперименты.

Виктор лежал на животе посреди луга. Одной ладонью он сжимал мох, подносил его к носу и нюхал, другой похлопывал по поверхности планеты:
-Ну, моя космическая целочка, вот тебя и покрыл русский человек. Заждалась наверно, смотри, какая у тебя густая шерстка уже выросла.

Малафеев повалялся еще немного, встал и пошел к городу своего имени.
Он бодро шагал по главной и пока единственной улице, проспекту Асена Павлова, справа он увидел бригаду работающих строителей, а среди них женщину с младенцем на руках. В бригадире он узнал Дмитрия Энтео, то тоже его заметил и узнал:
-Привет. Чего строите?
-Здравствуйте, Виктор Сергеевич, мы строим храм!
-Интересно. Это в честь чего?
-А вот, -Дмитрий подозвал девушку, - это Маша. Она, Вы представляете, забеременела, будучи невинной. Ей сначала не верили, но все врачи подтвердили. И вот, в день, когда Богородица укрыла православных от американских бомб, а всем грешникам Господь воздал по заслугам, родился Он.
-Ничего себе…
-Мы пережили Апокалипсис, немного не такой, как у Иоанна описано, но, очевидно, это он и был. И дева родила. Понимаете? Нового Спасителя, для Нового мира. Вернее того же, но в новом теле.
-Круто… И как называется эта церковь?
-Храм Христа Новорожденного.
-Офигеть…- Малафеев перекрестился и тронулся дальше.

Улица упиралась в главную площадь, где была еще одна стройка, здесь работал бульдозер, кран, несколько машин и много рабочих.
Малафеев остановился понаблюдать. Вдруг бульдозер остановился, из него выбежал человек.
- Витёк, Витёт! Здорова!
-Опа, Митя и ты здесь!
-А где ж мне ещё быть. Я как узнал, что добровольцев набирают, сразу завербовался! Ребята идите сюда, это Малафеев!
Народ окружил Виктора.
-А Вы с нашим Митькой правда из одной деревни?
-Правда.
-О, а мы думали - брешет.
Рабочие поболтали еще немного и вернулись к труду.

В десятках световых лет от Земли, в бескрайних мхах Путиндоры, в самом центре Малафеевска, где начинался проспект Асена Павлова, люди строили Дворец Физики.

Так Виктор Сергеевич Малафеев стал счастливым человеком, а Россия обрела суверенитет и сделалась Межзвездной Империей.

Конец.