Марат Князов : Шах Пепсии

Уже в постели, а точнее на груде мягких тюфяков, когда наложница повернулась к нему взопревшей от танца шахерезадой, Али Шах был атакован странной мыслью. Не мыслью даже в обычном понимании, но сходством некоторых черезвычайно странных обстоятельств, вынудивших его медлить, разглядывая её упругие прелести. Дело в том, что прогуливаясь во внутреннем садике дворца, недалее как сегодня утром, Али Шах подглядывал за случкой двух борзых. Правитель вряд ли мог смутить собак, даже наблюдая за ними совершенно открыто, однако прячась за розовым кустом он почувствовал себя естествоиспытателем.

Странная аналогия между утренним проишествием и его положением здесь, на ложе любви, заключалась именно в этом розовом кусте. Правда сейчас, он почувствовал его за спиной. Наложница заёрзала. Её точёный пальчик в дешёвом перстне показался возле самой скважины, наверное затем, чтобы проверить хорошо ли та смазана. Долгожданный ключ находился совсем рядом, но не торопился открывать храм наслаждений. Надо заметить, что правитель Пепсии заблаговременно пожевал бойского корня, и ключ этот сделался похож на крепостной таран. Мысли же владыки были не с девушкой.

Присутствие за спиной делалось всё ощутимей. Али Шах не выдержал напряжения и обернулся. Возле дальней колонны что-то мелькнуло. Вскрикнув, он протянул руку к алому шнуру тревоги.
- Замри! - раздалось в голове и владыка понял, что не может пошевелиться. Али Шах не был героем, но страха не почувствовал. Он покосился на рабыню. Та осталась в призывной позиции и явно ничего не слышала.
- Отпусти её, - прозвучал голос.
- Оденься и иди, - приказал Али Шах. Девушка покрыла себя куском шёлка и выбежала из покоев, приложив ладони к лицу. Этот жест должен был означать скорбь и позор.
- Мальчик на котором ты пробуешь съедобность корня, утешит её. Оденься же наконец.
Тело обрело подвижность. Пальцы ухватившиеся было за спасительный шнурок, помедлили и разжались.
- Правильно. - одобрил голос, но уже не в голове, а снаружи. Он принадлежал человеку одного с Али Шахом возраста, правда без бороды и странно одетого. На голове незнакомца не было чалмы. При нём не было оружия, из чего Али Шах заключил, что тот не пепс.
- У тебя значимый день Али. - сказал незванный гость, - Меня зовут Фарт и сегодня ты почувствовал меня.
- Почему ты обращаешься ко мне словно к простолюдину?
Фарт рассмеялся.
- Потому что ты простолюдин, Али. Даже здесь, во внутренних покоях, за десятью кольцами лучников и мечников, утопающий в роскоши и утоляющий похоть лучшими девушками, ты остался простолюдином. Переменить этого не под силу никому.
- Как смеешь ты, наглец! Мои предки правили Пепсией десять тысяч лун.
- Твой дед был раскуривателем смешных кальянов. После его смерти дело продолжил твой отец. Они очень любили свою работу. Из-за этого ты родился с изъяном в голове. Очень редким изъяном. Он позволяет нам приказывать тебе так, чтобы ничего не было слышно. Всё это время ты был только перчаткой на нашей руке.
- Чем?
Фарт расхохотался снова.
- Забыл, что у вас нет перчаток. Что ж использую более понятную метафору. Да будет тебе известно, всемогущий Али, твои простолюдины не могут позволить себе столь же сладостные соития, что и ты. Крестьянин не будет постоянно брюхатить свою бабу, потому что за каждого лишнего щенка, ты, наимудрейший, берёшь совершенно справедливый налог. Знаешь как они выходят из положения?
Али Шах опустил голову.
- Вижу знаешь. Но всё равно напомню. На "ключ от храма наслаждений", хе-хе, они натягивают слепую кишку барана, а уж потом засовывают его в "заветную скважину". Твоя Пепсия, о достойнейший, суть лоно, мы - мужское естество, а ты, та самая баранья кишка.
Лицо Али Шаха покраснело, губы сжались. Теперь его рука потянулась за кинжалом.
- Ну-ну, - сказал Фарт примирительно, - Хранитель божьей истины на земле, не может быть в тоже время и её гонителем. Или может?
- Докажи правоту своих слов.
- Она не требует доказательств, и ты знаешь об этом.
Али Шах и правда откуда-то это знал. "Да что за наважденье!", - пришла вдруг мысль.
- Чего тебе нужно?

Фарт отделился от колонны. Прошёл мимо фонтана, по мягкому шаньскому ковру ручной работы, и сел за шахматный столик со стороны чёрных.
- Составь мне партию, наимудрейший.
Али Шах повиновался. Он уселся напротив и пристально поглядел на Фарта. Тот не был похож на пейца, либо ландца, скорее мерянин. Впрочем и у мерян он никогда не видел такой диковинной, одновременно прилегающей к телу и скрывающей его формы, одежды.
Али Шах заподозрил в противнике искушённого игрока. "Удивить, значит победить", - подумал он, и двинул пешку королевского слона ровно на одну клетку. Фарт столь же осторожно шагнул королевской пешкой. Повелитель Пепсии продолжил пешечную экспансию на королевском фланге, и бросил в бой пешку прикрывающую коня. Та, опередила подругу ходившую до того, на целый корпус, и начала было переполняться гордостью, как...
- Мат! - прогремело со стороны чёрных.
Али Шах замер, и если бы не густая ухожанная борода, то стало видно, что он сидит с открытым ртом. Ферзь чёрных нанёс белым совершенно предательский удар, атаковав короля, защитить которого не было никакой возможности.
- Неужели мат? - спросил он Фарта.
- В два хода. - подтвердил тот.

- Так мы заставляем тебя делать нужные ходы.
- Кто эти "вы"?
- Неважно. Можешь считать "нами" меня. Это будет справедливо, потому что тобой занимаюсь только я.
- А как ты исхитрился сосватать престол, сыну кальяньщика?
- Подмена. Ты родился всего на неделю раньше настоящего наследника шаха. Тебя подали кормилице, а настоящего принца скормили псам.
- Кто во дворце посмел бы сделать такое?
- Сын повитухи. Он лунатик и действовал даже не проснувшись. Над этими несчастными мы имеем власть точно такую, как над тобой.
- Почему же вы не поставили шахом его?
- Ночью он может свалиться с дворцовой крыши.
- Бред!
- Как и всякое величие в этом мире, о достойнеший.

Шах возжелал затянуться кальяном, но позвать кальянщика возможности не было. Вино бы тоже пришлось очень кстати, однако сосуд с ним стоял в дальнем конце будуара. Идти за ним не хотелось из-за действия бойского корня. Было бы смешно направляться к серебряному кувшину с вздыбленным спереди халатом, словно бы к вожделённой любовнице, а Шах не любил быть смешным. "Да чего это я?", - подумал владыка, - "Фарт верно и мысли мои читает. Нерешительность куда смешнее, чем ключ без храма." Он посмотрел на Фарта, тот вертел в руке только что побеждённого белого короля, и мыслей кажется не читал. Шах остался сидеть без вина и кальяна, и про себя посулил заднице гостя шайтановых рогов.

- Сегодня долгожданный день, о наичутчайший! Ты почувствовал меня, и я должен огласить тебе своё предложение.
- Предложение? - Шах усмехнулся.
- О каком предложении говорит человек использующий владык вместо бараньей кишки? Ты хотел сказать "повеление".
- Нет. Мы долго готовили жатву, но начать её должен именно ты.
- Объяснись.
- Ты похож вот на него, Али. - Фарт мягко опустил на доску искусно вырезанную шахматную фигурку, - ты правишь и воюешь, караешь и милуешь, но делаешь это исключительно по чужой воле. Почему же, в отличии от него, ты получаешь в полное владение всё завоёванное и умноженное тобой, а мы не имеем ничего?
- Что ж, - Али Шах огладил бороду, - Я велю дать тебе караван золота.
Дикий хохот был ему ответом.
- И не потребую назад верблюдов, - прибавил правитель Пепсии, но хохот не стихал.
- Я отдам тебе весь свой гарем, - продолжал Шах, понимая, что говорит не то.
Фарт аж заколотил ладонью по шахматному столику, фигурки подпрыгнули и он умолк.
- Да чего же тебе нужно?
- Войны!

Надо сказать, Али Шах ничуть не удивился. Если джинн захочет твою жизнь, то вряд ли получится откупиться щербетом.
- На кого же мне потребуется напасть?
- Ты обьявишь войну Пепсии.
- Как?
- Дело в том, наипобедоноснейший, что эта война будет не совсем войной. Было бы уместнее назвать её жатвой. Мы долго возились с пепсами, Али. Откармливали, чинили и чистили хлев, меняли пастухов и скотников. Пора пускать скотину под нож.
Правитель Пепсии побледнел.
- Нельзя ли обойтись другим народом?
- Никак. Каждому народу своё время. Другие ещё не готовы. Пепсия же, твоими стараниями превращена в сухую траву ожидающую искры. Рабы ропщут, чиновники воруют, придворные погрязли в интригах.
- Можно ли винить в этом только меня? - спросил Шах.
Пальцы его так сильно впились в бороду, что самый кончик её натянулся будто верёвка под повешенным.
- Кто же тебя винит. Ты ведь только кишка, не забыл. Но надетая на очень большой.
Тут Фарт покосился на выпирающую складку великолепного халата, и снова рассмеялся.
- Теперь достаточно всего трёх указов, пары отрубленных голов, одного неурожая и Пепсия вспыхнет, чтобы сгореть дотла.
- Государства не выгорают до тла. Напившись крови, чернь остановится и мои воины сомнут её. Если же пролитая кровь ослабит тех и других, в дело вмешаются соседи. Лендцы и пейцы пожалуй откусят по кусочку, но меряне заберут всё, и ни тебе, Фарт, ни твоим соплеменникам ничего не достанется.
- За это не переживай. Никто не сунется. Бараньи кишки натянуты слишком туго, чтобы вмешиваться в наши планы.
- Да кто же вы такие? Кто вы, Фарт?!
- Мы избранные. Мы собираем жизни и делаем из них элексир бессмертья, позволяющий нам жить эоны напролёт. За это время мы подчиняем себе новые народы и так продолжается вечно. Нас немного. Мы не плодимся подобно животным, но прирастаем количеством благодаря людям. Таким, как ты, наисчастливейший. Ибо сами мы лишь приготавливаем день жатвы, начать же её может исключительно смертный.
Фарт поднялся. Голос его зазвенел и Али Шаху стало жутко.
- В этом вся суть нашего предложения. Принеси в жертву свой народ и сделайся одним из нас, Али.
- Но... - Али Шах осёкся.
Властитель не знал, что следует за этим "но". Слишком многое изменилось в нём и для него, за столь короткое время. Как оказалось, счастливая звезда возвеличила сына кальяньщика, дав ему земные блага, все и сразу. Власть, богатство, женщин, обрёл он, благодаря какому-то деффекту в голове, и теперь та же щедрая рука протянула ему небывалый дар - бессмертие.
- Но что если я откажусь?
- Это твоё право, наиробчайший. Всё пойдёт как и шло, но не долго. Мы голодны, Али, и нам придётся действовать быстро. Скорее всего, уже на следующую луну ты отправишься к праотцам, а твоё место займёт кто-то из завсегдатаев весёлой кальянной. Если он окажется сговорчивей, мы выпьем Пепсию со всеми её колодцами и оазисами. Пустыня поглотит твою столицу и твой дворец погребут барханы.
- В два хода, - сказал повелитель Пепсии, опустив голову.
Неровность на халате почти исчезла. Нового урожая бойского корня ещё не собрали, а прошлогодний уже терял силу.
- Именно. На долгие комбинации нет времени.
- Мне нужно подумать.
- Завтра я приду за ответом. Только пожуй своего корня, наираздумчивый. Действие его соков полезно для твоей способности видеть и слышать меня. Прощай.
Али Шах выпрямился. В кресле на против никого не было. На шахматной доске осталась позорно проигранная позиция. По центру лежал обманутый белый король. Владыка дёрнул за шёлковый шнур и заорал.
- Писаря!

Вечером того же дня десятки лучших гонцов пришпоривали своих коней, торопясь донести высочайший указ во все концы Пепсии. Он повелевал предать огню все смешные кальянные. Вместе с кальяньщиками и их семьями.
В полночь же, тайная стража вышла на улицы, чтобы хватать каждого кто проводил ночь без сна. Особенно дорого обходилась бессоница в пределах самого дворца. Много знатных вельмож сочли лунатиками, и уже утром головы несчастных оказались сложены в одной яме.
Али Шах предпочёл остаться владыкой Пепсии. Но полыхнули окраины взбешённые его жестокостью. А во дворце, так и вовсе рвануло. И полилась кровь. И полетела по ветру чёрная сажа. Всё свершалось по предсказанному Фартом.
Терзаемый малодушием, великий правитель хотел увидеть посланца избранных ещё раз. Думал обмануть его, представить происходящее, как знак, что он принял предложение. Проситься прочь из начавшегося ада. Да только в минуту ярости приказал он извести все запасы бойского корня. От того не было ему больше утешения и в любви. Наложницы не распаляли его, жёны гнали, и даже евнухи в гареме потешались над ним. В маленьком кабинете, под охраной нескольких верных воинов, проводил Али Шах последние дни. Он много пил, играл сам с собою в шахматы, и проклинал весь мир, в котором не было для него бессмертия.