Ромка Кактус : Старуха и её полуночный оркестр

Старуха варит жабу, а мы поём. Хорошо споём – получим свою долю, споём так себе – изгнаны будем в лес. Таковы обычные условия. И вот мы стараемся. Старуха говорит, надо душу свою вкладывать. А где ж нынче возьмёшь такое? Её и раньше-то днём с огнём, а теперь и подавно. Но мы стараемся, глотки дерём так, что самим страшно становится. Как бы не попортилось что внутри от напряжения. Ибо человек, с головы до пят набитый внутренностями, и ничем сверх того, только за требуху свою переживать и в состоянии. И страшно нам, и жабы хочется, а сил никаких и вдохновенье прошло.

Кот же, безухий рыжий Бельфегор, не поёт. Потягивается да зевает. Это он жабу выследил и за свой кусок не переживает. Старуха его сильно уважает: за певческий талант и охоту. Далеко нам до кота, проигрываем по всем пунктам, и кто-то ещё говорил о величии разума.

– Разум хорош для того, чтоб бомбы делать да на голову себе потом сбрасывать, – говорит Профессор.

Он сейчас тоже не поёт, спит или делает вид. Лежит спиной к костру, в шинельке своей потрёпанной.
Война была, а мы зачем-то остались: я и сестра моя Анечка. Она моложе меня на год, но я иногда думаю, что на два. Совсем ничего не может и писает сидя, как инвалид. Это из-за неё я к Старухе пришёл.

– Есть хочу, – сказал. Сопли по лицу, грязь. В волосы сухих листьев заранее накидал, будто бедствую. А ведь так и есть.

Она посмотрела на меня. Я рукой ей помахал. И она мне в ответ.

– Сестрёнка у меня, – сказал. – Несмышлёная. Паука слопала. Не поделилась со мной. А паук ядовитый был. Плачет теперь, дурочка, а я что сделаю?

И на котёл старухин посмотрел, на цыпочки встал и шею вытянул. Кипит что-то там, пованивает.

– Ну, – сказала Старуха, – умеешь-то что?

А я почему-то вспомнил, как в садике в хоре пел. На самом деле, только рот открывал и то не вовремя.

– Пою, – сказал. – Как соловей.
– Как этот? – Старуха палкой подцепила в котле и вытащила ворону.
– Даже лучше, – сказал.

Так мы со Старухой и пришли к согласию. Я Анечку привёл. Она боялась сперва, пряталась по кустам. Только было слышно, как желудок урчит, огромный, словно весь голод мира там живёт. Всех ворон распугала. Вылезла наконец. Ей Старуха похлёбки дала и по волосам погладила.

И жили мы, значит. Со Старухой и котом. Ещё Профессор к нам прибился. Петь не захотел, лекции читал, про войну и оружие. Теперь-то что. Старуха его почти не слушала. И не кормила. Пока он ей новую палку не смастерил. Вместо прежней, поломанной. Старуха его за это крысиным антрекотом попотчевала. Она ведь раньше поваром работала. И лет ей не так много, двадцать три, кажется. Профессору двадцать пять, если не врёт. Однажды он на Старуху забрался и верхом вокруг берёзки два круга сделал. Мы смотрели из кустов. Хихикали в ладошку. А Старуха стонала от тяжести. И Профессор так дышал, потому что больной весь. Не знаю, не знаю.

Профессор нас после этого за цветами посылал. Не нашли цветов. Воронку нашли и трупы в ней. Вонища. Мы-то к трупам привычные. Их много было раньше. Груды целые. В них даже прятаться можно было, если свежие. Лежишь, как под одеялом, вспоминаешь, как мама в лобик целовала и свет гасила, уходя. Куда-то она совсем ушла, и папа ушёл. Он голову на полу оставил и без неё ушёл, глупый такой, шляпу где носить будет?

В общем, не было цветов. Осколки какие-то, обломки. Мусор разный. Старуха нас за мусор всегда ругала. А Профессор говорил, что нужно учиться жить без всех тех излишеств, от которых помутнение и произошло. Он так говорил: помутнение. Словно вещи людям свет застили. А во тьме чего не натворишь.

Жаба почти уже готова. Старуха специи в котёл сыпет. Помешивает. Разливает по мискам. И Профессору тоже, хоть не заслужил. Лапки для Бельфегора, он ест урча. Мы с Анечкой едим, хоть горячо.

– Профессор, – Старуха говорит. – Ужин стынет.

А он поворачивается, говорит:

– Что-то не хочется.
– Как же так?

Профессор садится. Гитара у него в руках. Где только раздобыл. Струны три всего, висят как лапша. Он их пальцами пробует, говорит:

– Я в эту ночь влюблённый.

Он покрутил что-то, снова пробует пальцами. И тут получилось всё. Звучит гитара.

– Эх, старуха, – поёт наш Профессор, – ты не знаешь, что такое рок-н-ролл!

Да и откуда бы ей знать такое, если даже я не знаю.