Юраан : Метод Александра Корейко

Павлик с детства любил деньги.
Конечно, нет, он не был нумизматом и бонистом, прости Господи за такие умные слова! Павлик, кстати, их и не знал. А если знал, то забыл. Он любил деньги как материальное воплощение силы и возможности жить так, как хочется, а не учиться неведомой херне в школе и ВУЗе, не прилагать силы на постылой работе, чтобы озолотить хозяина, получив взамен шкурку от банана. Поэтому образование своё он умышленно прервал после девятого класса, получив на руки невзрачный аттестат о знании таблицы умножения, умении выпиливать деревянных медведей и неглубоких познаниях в основах физики твердых тел.
Всё это были чепуха и непригодные во взрослом мире изыски. Деньги в аттестат никто вложить не озаботился, так что даже где именно валяется сейчас эта бумажка, он не знал.
За свою жизнь – а это уже почти двадцать пять лет, - Павлик прочитал всего несколько книг, если считать чтением увлеченное изучение печатного текста с его последующей переработкой зачатками разума. Учебники не в счёт: в них, как уже было ясно, не содержалось ничего подходящего для овладения деньгами в полном объеме.
Времени было много, так как армия Павлика миновала по причине плоскостопия и отвращения к защите Родины. Объединившись вместе, плоскостопие и отвращение способны творить чудеса в локальных масштабах районного военкомата.
Сразу после неполного среднего образования Павлик устроился на работу дворником, успешно отгребая то ворохи листьев, то неровные сугробы поближе к границам соседнего участка. Иногда попадавшиеся пустые бутылки и пивные банки разной степени контузии он сдавал в соответствующие приёмные пункты. Как ни странно, сам Павлик не пил и не курил. С женщинами иметь дело также приходилось редко – бичихами он брезговал, напарница Надька из Черкасс была на четверть века старше, на голову выше и на шестьдесят килограммов тяжелее, а приличным девушкам требовались подарки. Причина экономии заключалась опять-таки в деньгах: тратить их на иллюзорные удовольствия было для него глупо и неприемлемо. Вот если бы денег было много, тогда… Но «если бы» не наступало, оставляя законное место мастурбациям на журнал Playboy Poland, подшивку которого за 1997 год он нашел однажды в мусоре.
Павлик аккуратно поставил метлу в угол каморки, гордо называвшейся «Дворницкая», скинул украшенную пришитым оранжевым жилетом фуфайку на вешалку и присел на недавно притащенный с помойки, но вполне крепкий стул.
Настало время обдумать сегодняшний этап Поиска.
Он гордо называл этот процесс именно так, с большой буквы. В одной из немногих книг его заворожили мечты неглавного героя – найти набитый хрустящими купюрами кошелек. Вот так – просто найти, а уже с помощью его содержимого подняться над серой массой и воплотить мечты. К сожалению, инфляция последних лет сделала набитый кошелек недостаточно серьезным стартовым капиталом, даже если в валюте и крупными номиналами. Требовался чемоданчик, из тех, что в восьмидесятые ласково называли атташе-кейс, а в кино плотно набивали пакетиками с наркотой или деньгами.
Деньгами, конечно же, предпочтительнее.
Оставалось только найти его в свободном доступе, случайно потерянным по пьянке курьером или забытым им же на троллейбусной остановке. Вариантов была масса, отсюда и появился Поиск, который с большой буквы. Город был разбит на квадраты по карте, пришпиленной дома к стене. На обход каждого квадрата отводился один световой день – между утренним и вечерним выходами с метлой наперевес, и ночная смена. Дворы, свалки, закоулки между гаражами, все скрытые от глаз многочисленных прохожих места, где его мог (обязан!) был ждать чемоданчик. За несколько лет Поиска Павлик нашел четыре кошелька – к сожалению, с небольшими суммами, трое наручных часов, немыслимое количество зонтиков, массу дешевой бижутерии, ключей, и пять мобильников. Один раз ему попался труп какого-то бедолаги, но, убедившись издали в отсутствии чемоданчика и общем небогатом виде покойного, ближе подходить не стал.
Два раза Павлика били, когда он уже в ночной заход, с фонариком, проходил под окнами общаги, выходившей на Карла Либкнехта. Первый раз почти обошлось, только дали по зубам и отобрали фонарик, второй инцидент был печальнее: заподозрив в Павлике вуайериста, ему разбили лицо и едва не засунули купленный на смену фонарик в задницу, однако, обошлось. Спас полицейский патруль, доставивший всех участников в участок. Проверив документы и забрав последнюю мелочь, Павлика выгнали на улицу. О судьбе двух других участников боя он не знал, но на карте плотно заштриховал окрестности общаги, объявив их для себя закрытым районом.
- Павлик, ты чего? Спишь? Гляди, усё проспишь!
Надька засунула голову в дворницкую и, налегая на раскатистое «гэ», продолжила:
- Ты эта… Новости слыхал? Город гудит аж весь, бандюки гроши ищут!
Павлик, насильно вырванный из мечты, поднял голову и недовольно посмотрел на Надьку:
- Какие гроши, дура баба? Какие бандюки? Ты что сюда приперлась не в смену?
Ничуть не обидевшись на «дуру» и, уж тем более, на «бабу», Надька втиснулась в каморку полностью, перекрыв остатки кислорода и заполнив её целиком, все три квадратных метра.
- Ось бачь: вчера на окраине, на Степана Разина, шо ли, говорят, была стрелка. Ну, Плотник с друзьями был и какой-то хрен из Москвы к нему приезжал…
Надька, хоть и дура, спала иногда с одним бандитом, поэтому сведениям, даже поданным в столь несерьезной форме, обычно можно было доверять. Плотником звали какого-то местного вора, из тех, что не в законе, но вроде того.
- Оне гроши делили, приезжий-то от начальства воровского, а Плотник чёто в залупу полез, типа сам тут рулит и никого ему не надыть.
- И чё? – меланхолично откликнулся Павлик. – Вылезь из комнаты, дышать нечем.
- Щас вылезу, - Надька поправила платок, делавший её круглое лицо совсем похожим на колобок. – Короче, шо: грошей чемодан, гутарят, был. Плотник приезжего застрелил тама, на стрелке, но и самого ранили. В шею, что ли? Шум, гам, а его охранник один, моего Федьки кореш, чемоданчик по-бырому и уволок. Теперь усё мисто на ушах, бандюки шукают. Не тильки вони, та менты на выездах всем составом чекают.
- Кто, где, на чём? – нервно переспросил Павлик, заблудившийся в потоке Надькиного суржика. – Что делают-то?
- Денег, говорю, чемодан ищут усе, тупик ты вологодский!
- А бандит, что его уволок, он кто?
- Та я его сама ни знаю, мужик какой-то, - Надька наконец-то, хоть и с трудом, задом вышла из каморки. Повернуться к двери ей было явно негде.
– Серегой зовут. На машине увез он гроши и пропал, ищут. Прикинь, от он чудак – на номере три шестерки! Бисово отродье.
Павлик встал, перед глазами маячил вожделенный чемоданчик. Вот он шанс! Сработал-таки метод Поиска, хоть и не так, как думал, но сработал!
- А машина какая? – внешне лениво, но внимательно ожидая ответ, переспросил он.
- Та хрен её маму знает, чи тоёта, чи шо. Серая, говорят. Легковая, не бжип.
Она так и сказала – «бжип». Деревня…
- Вообще-то, похуй. Что, я его искать буду? – намеренно равнодушно ответил Павлик, хотя именно это и собирался делать. Сейчас же. Скорее!
- Та ты ваще пахуист, Павлик! – напоследок сказала Надька и ушла.
В висках часто и шумно бился пульс. Павлик вскочил, накинул свою, не рабочую, куртку, отряхнул рукой мятые джинсы и выскочил следом. Надьки в коротком коридоре между дверями дворницкой и мусоропровода уже не было. Жирная-жирная, а ходит шустро.
На улице окончательно рассвело. Люди на работу начинают идти, а он до вечера свободен – и за это время надо найти серую тойоту, бандита и чемоданчик. Это не по помойкам лазить, тут есть четкая цель!
Павлик решительно не представлял, что делать с бандитом, если он всё же найдет вожделенный чемодан. Драться? Не умеет толком. А тот, наверное, вооружен ещё, нож точно есть, а то и пистолет. Павлика пробила дрожь, но мечта вела его за собой, как хозяйка нашкодившего щенка – даже не за поводок, а крепко ухватив сверху за ошейник. Точно, вот и дыхание так же перехватывает.
Натянув потуже вязаную шапочку, Павлик потопал к выходу из двора, пиная оставшиеся после его же уборки на асфальте мокрые листья. По Большой Московской, разбрызгивая грязные лужи проносились машины.
«Как бы ноги не промочить в поисках…», - подумал Павлик. – «Хоть дождя пока нет. До Разина топать не ближний свет, сыро. На автобусе нельзя – нужно осмотреть всё по дороге». Через квадрат А7 по квадрату Д16, потом в Д9. Морской бой какой-то… Расчерченная карта города всплывала в голове сама собой, уж её-то Павлик точно знал лучше физики твёрдого тела!
Видимо, мечта была столь сильна, что идти на окраину не пришлось. Первая подходящая серая тойота нашлась через пару кварталов, но, поскольку внутри сидела девушка, Павлик прошел мимо, бросив в её сторону несколько внимательных взглядов. Во вторую подходящую машину садилось целое семейство – мама, папа и пара детишек. Один из детей бестолково бегал по лужам вокруг автомобиля.
Тоже мимо, идём дальше.
Номер смотрим – три шестерки. Три. Число зверя, знак чемоданчика.
Как и многие одинокие люди, Павлик любил разговаривать сам с собой, именуя себя во множественном числе. Вроде, как его много, а остальным денег не надо, только ему.
По привычке свернув в большой, на четыре дома двор, Павлик прошел знакомым маршрутом въезд-гаражи-подъезд, снова гаражи, начертив шагами сложный сигмовидный знак. Двор заканчивался тупиком. Можно было смело возвращаться по прямой на улицу, но… Да, в глухом углу, прямо на раскисшем от дождей газоне стояла машина.
Тойота? А кто её знает…
Павлик подошел поближе, нервно моргая и посматривая на худого мужичка в кожаной куртке, который нахохлившись, сунув руки в карманы, курил рядом с автомобилем.
Шесть-шесть-шесть. И привычный знак перекрещенных овалов на багажнике.
Подойдя к мужичку, замершему с сигаретой во рту, Павлик протянул руку и представился:
- Меня Павел зовут.
Мужичок нервно вдохнул дым, едва не обжег губы, выплюнул бычок и по привычке откликнулся:
- Серёга.
Руку мужичок не подал, наоборот, начал нащупывать что-то в безразмерном накладном кармане кожанки. Взгляд его пробежался по двору, по Павлику, но ничего опасного, видимо, не обнаружил.
Павлик опустил протянутую к мужичку руку и улыбнулся.
- Я заблудился чёто, как на площадь Ленина выйти?
Серёга озадаченно посмотрел на него и вынул-таки правую руку из кармана, собираясь показать что-то Павлику.
В этот момент дворник бросился на него и схватил руками за шею. Как ни странно для бандита, которые представлялись Павлику сплошь накачанными двухметровыми мужиками со стальными мускулами, Серёга явно был довольно хилым. Он захрипел и попытался разжать хватку одной рукой, второй пытаясь достать что-то из кармана. Показалась чёрная рукоятка – ну да, точно пистолет, - когда Павлик рванулся вперед и ударил Серёгу головой, лоб в лоб. Бандит откинулся назад, душить его, несмотря на легкое головокружение от удара, Павлику стало еще удобнее. Пистолетная рукоятка провалилась обратно в карман, Серёга пытался развести руки Павлика, но у него ничего не получалось.
Павлик ударил его коленом между ног, потом еще и еще раз, стараясь причинить как можно больше увечий. Серёгино лицо прямо перед его глазами налилось синевой, набухло венами на лбу, он что-то хрипел и пытался крикнуть, но хватка была железной.
Почувствовав, что противник слабеет, Павлик повалил его на грязный асфальт чуть в стороне от машины и начал методично бить Серегиным затылком куда-то вниз, в неровные мокрые выщерблины.
- Где… Мой… Сука, сдохни! Где чемоданчик? – прорычал Павлик, сам задыхаясь от борьбы.
Ответа не последовало: Серега с посиневшим лицом лежал на спине, из-под головы вытекало несколько медленных ручейков крови, словно размышляя, куда катиться дальше, раз уж хозяину они стали ни к чему.
Павлик поднялся и по привычке отряхнул мокрые грязные джинсы. Безуспешно, только вымазал окровавленные руки ещё и в грязи.
- Я вам дам… Похуист! Я теперь этот… - он погрозил низкому осеннему небу, словно символу неведомых врагов. – У меня чемоданчик!
Тяжело ступая на правую ногу, внезапно заболевшую выше колена – ударился, что ли? он дошел до машины. Двери были не заперты и, когда он открыл заднюю, то сразу увидел предмет своих многолетних поисков. Даже не так – Поиска!
Предмет был рифленым алюминиевым кейсом, довольно тонким, но увесистым, как сразу понял Павлик, вытаскивая его из машины. Пятизначный шифровой замок прямо под ручкой манил его немедленно набрать верный код. Сразу. Верный!
Павлик бросил чемоданчик под ноги и, так же тяжело ступая, вернулся к телу бандита. Пошарил в кармане, достал пистолет. Какая-то иностранная модель, с длинной скошенной рукояткой, вся в выступах, углах и латинской надписью вдоль ствола.
Естественно, стрелять Павлик не умел, но это и не было нужно – он подошел к чемоданчику, примерился и ударил рукояткой пистолета по замку. Толстый, но мягкий алюминий вмялся внутрь, замок перекосился. Второй удар. Третий.
Через пару минут ручка отлетела, а цифровой замок выворотило с корнем.
Не глядя отбросив пистолет в сторону, Павлик подцепил пальцем край чемоданчика и откинул назад. На него смотрели ровные пачки бумаги, ради шутовства перетянутые банковскими резинками. Пустой бумаги, поверх которой валялся листок с коряво написанным от руки «Хуй тебе, а не щеночка!».
Павлик зачем-то вытер лицо грязным рукавом и начал пересчитывать пачки, сбиваясь после двенадцати и начиная по-новой. Потом тяжело поднялся и опять вернулся к телу убитого, чтобы найти… Да, обязательно нужно найти… Он же курил?
. . .
Вызванный одним из жильцов дома на драку наряд ППС прибыл неторопливо, минут через двадцать. Освещая серые стены домов всполохами крутящегося синего света, уазик медленно въехал во двор и остановился вплотную к горевшему прямо в чемоданчике небольшому костру, у которого грел руки грязный паренек в дешевой куртке. И сам паренек, и куртка были обильно покрыты бурыми пятнами и полосами. Чуть поодаль лежало тело мужика постарше, голова которого почти плавала в кровавой луже.
Оба мента вышли из машины, достав на всякий случай табельные пистолеты. Но в насилии не было никакой необходимости. Паренек не обратил ни на машину, ни на них ни малейшего внимания, он сидя раскачивался перед огнем и повторял каким-то скрипящим голосом:
- Квадрат А7. Три шестерки. Число зверя. Знак чемоданчика. Я не похуист. Я не похуист. Я не похуист.
Иногда он замолкал, чтобы вдохнуть воздуха и так же мерно продолжал:
- Три шестерки. Число зверя. Не похуист.