Юраан : Трагедия альтернативно одаренных

«На писательском столе непременно должен быть беспорядок!», - подумал Митрофан, посыпая неровные желтоватые лужицы подсолнечного масла хлебными крошками. Масло он щедро разлил прямо на стол парой минут раньше, совершая ежедневный ритуал подготовки к работе. Возле монитора темнели позавчерашние огрызки яблок, покрытые точками маленьких мушек, а также отполированная до блеска кость неизвестного зверя, отнятая с риском для жизни на той неделе у дворовой собаки Тропика. Под клавиатуру были заботливо подсунуты три носка – два черных и один полосатый, синий с красным.
К работе почти всё было готово, но Митрофан пока не был удовлетворен. Переложив с места на место фантики от конфет и рулон туалетной бумаги, он прицелился, покатал во рту тугой комок слюны и плюнул точно в центр старенького «самсунга», на рабочем столе которого висела контркультурная картина «Молния №641: президент Трамп заправляет своему народу». Слюна угодила точно в рыжий вихор свежеизбранного властелина прерий и авианосцев и стекла на его голую спину.
- Мотя, ты завтракал? – Как обычно, вопрос жены был громким, глупым и несвоевременным: не написав положенные в день восемь строчек, Митрофан обходился исключительно кофе. Бывали случаи, когда он голодал пять дней.
- Пошла нахуй! – привычно откликнулся писатель, отодвинул кресло и сел за компьютер. Для максимального ухода от шаблонов и стандартов, буквы на его клавиатуре были давно замазаны черным лаком. Поверх темневших рядами квадратиков он нанес изображения древнегерманских рун, алхимических знаков веществ и миниатюрными картинками совокупляющихся космонавтов.
Где-то за спиной громко хмыкнула жена. Она была глухой, поэтому ответ Митрофана никак её не задел. Хлопнула дверь, от стены над ней отвалился очередной кусок штукатурки, повиснув в плотных слоях паутины. На винтажном проигрывателе «Электроника Б1-01» негромко играл привычный диск песен монгольских композиторов на ирландском языке.
- Вот ёбаный же стыд, все это писательство! – с чувством сказал самому себе Митрофан, уже двадцать шесть лет с гордостью носивший псевдоним Полуконьячный. – Без допинга хрен чего напишешь, а выпить - не на что.
По привычке пошевелив неработающей мышкой, он нервно отбросил ее в сторону. Пора было писать, но о чем? Решительно ничего не лезло в голову.
Митрофан запустил Word и тупо уставился в пустой белый лист. Поменял масштаб, цвет текста и убрал линейки сверху и слева. Вдохновения не было. Монгольские композиторы прерывали заунывное горловое пение своих подопечных скрежетом уздечек и ржанием.
Митрофан решился на крайнее средство. Он отодвинул назад кресло, встал, спустил спортивные штаны, в которых обычно ходил по дому и спал, и выложил прямо поверх клавиатуры свое мужское достоинство. Сморщенный комочек плоти сопровождался заросшими рыжеватым мехом яйцами.
«Раз уж говорят прастые луди, что хуй знает, у него и надо спрашивать!», - промелькнуло в голове писателя. Хуй, возможно, что-то и знал, но старательно отмалчивался.
Не шел, так сказать, на контакт.
- На Трампа дрочишь, Мотя? – громко спросила жена, за каким-то чертом снова вернувшаяся в комнату. – Совсем ты пизданулся со своим литпромом… Сходи, лучше, мусор выкинь!
Не найдя возражений, Митрофан натянул штаны и покорно побрел в кухню, откуда порядком воняло отходами. Жена, кроме феноменальной глухоты, страдала расстройством обоняния, а лично убрать кухню самому было западло и не по-мужски.
Всю дорогу через двор до мусорных баков Митрофан неспешно обдумывал сюжет нового рассказа. Ладно, не сюжет – хотя бы начало. Хотя бы первое предложение, зацепившись за которое он сможет покатить этот чугунный клубок дальше. Злобно рычавшего Тропика пришлось обойти по дуге – не забыл ему пес отнятую кость, не забыл…
Идти обратно с пустым ведром было легче и спокойнее. Митрофан присел на лавочке у подъезда, привычно охлопал карманы куртки в поисках сигарет и, наконец, закурил.
«Говно, говорят, у тебя проза, Митроха… И шутки устарели, и типажи картонные», - печально подумал он, выпуская клубы какого-то особенно вонючего дыма. – «Не любит тебя чейтатель, не понимает. Что ему, гаду, надо-то? Про секс снова – так придется с извращениями, оральные расширители героям в жопу засовывать. Даже лень про такое писать, да и не знаток я процесса».
Он почесал покрытую седоватой щетиной шею.
«Про убийства еще любят. Но чтобы по-хитрому как-то, чтобы хрен догадаться было. Нашли, блядь, Агату Кристи…».
Нервно ткнув бычком в лавочку, Митрофан тяжело поднялся, взял ведро и побрел к подъезду. Навстречу ему выводил на прогулку своего питбуля Колян, сосед с первого этажа. Что Коляна, что его питомца до усрачки боялись все окрестные дворы. Собаку – понятно, все же бойцовый пес, тупой и злобный. А сам Колян просто дважды сидел за пьяные драки и в нетрезвом виде представлял нешуточную угрозу.
- Здарова, сосед! – пропыхтел он, оттаскивая собаку за ошейник. – Фу, Шекспир! Фу, кому сказал!!! Свои!
- Привет, Коль, - откликнулся писатель, прикрываясь, на всякий случай, ведром. – Слушай, вопрос есть!
- Денег нет, - кратко ответил Колян, справившись-таки с собакой.
- Не, я не об этом. Тебе вот книги о чем нравятся?
- Какие, нахуй, книги по такой жизни? – искренне удивился сосед, едва не выпустив на свободу своего бойцового демона. – Я кино люблю смотреть, сериалы там. А читать это туфта всё, глаза тока портить.
- Па-а-анятно, - протянул Митрофан и добавил. – Ты извини, если чё, это я так поинтересовался.
- Базару нет, - сказал в ответ Колян и потянул собаку дальше. – Будут бабки, заходи.
Снова расположившись в кресле, Митрофан понял, что именно об этом разговоре и надо написать, надо сделать его началом рассказа, а потом уже думать дальше, добавить секс и убийства.
«Вот везет же некоторым! Придумают себе постоянных героев – Холмса с Ватсоном, профессора Лэнгдона, да Семена с Эммой, на худой конец, вот и пишут про них разную чепуху. А читатель хавает, он продолжения любит, сериалы, доааа».
Мысль сделать героем сериала Коляна с Шексиром даже Митрофану показалась несколько вздорной и он от нее немедля отказался. В перерывах между отсидками Колян работал грузчиком в мебельном. Такой главный герой читателей точно не возбудит.
Белый лист на весь экран начал раздражать, файл пришлось свернуть, возвращая из небытия Трампа, весело поёбывающего негритянку. Озадаченный тишиной в комнате, Митрофан понял, что пластинка кончилась, но переворачивать ее было откровенно лень.
О! А, может быть, написать рассказ о лени, философски препарируя ее через призму русского буддизма? Это будет по-своему задорно и свежо.
Митрофан снова развернул вордовский лист, сладко зевнул и забарабанил по клавишам, периодически путаясь между рунами ингуз и дагаз. По экрану потянулись следующие строки:

…Шекспир только по внешнему виду был собакой.
На самом деле, под его злобной личиной скрывался цветок лотоса. И был этот лотос не просто символом, но и смыслом его бытия. Он мог бы украшать пруды срединного Китая, навевая императору или рыбаку – в зависимости от того, кого именно принесло бы к воде, - мысли о вечном. О том счастливом времени, когда писателю не нужно будет доставать хуй для вдохновения перед работой, когда водка подешевеет до полной бесплатности, соседу Коляну всё-таки проломят голову в очередной драке и, не довозя до больницы, завезут сразу в морг, когда жена Митрофана обретет слух и нюх, сделается на три размера меньше в ширину, а сам писатель обретет славу и почести, сопоставимые с оными у Дарьи Донцовой.
Еще в это фантастическое время на всей Земле расцветут сакуры и можжевельник, знаменуя приход новой эры, последнего будду Матрейю, воплощенного посреди цветов лотоса, лежащего в окружении шлюх и блэкджека на заднем сидении роскошного лимузина. Исчезнут перхоть и простатит, мошенники будут спрашивать номера банковских карт, чтобы перевести на них деньги всем желающим, а небольшие, но голосистые птицы будут тихо-тихо напевать всем песни ирландских панк-групп на монгольском языке, слаще и мелодичнее которого нет, не было и не будет. И настанет время без времени, и читатели отринут свои айпеды и вернутся к привычным бумажным книгам, из каждой строки которых польется мудрость и благоухание Предвечного Света, чище которого, как известно…

Жена подошла к сидящему в кресле Митрофану. Он дремал, уютно склонив голову набок, изо рта у него свисала ниточка слюны, делая похожим лысого небритого мужа на Стивена Хокинга. Одна рука лежала на клавиатуре, вторая безвольно свешивалась вниз.
На открытом во весь экран листе сотым кеглем, красным жирным шрифтом было написано ХУЙ.