Никита Вадимович Якименко : Про Анну

Сегодня утром проснулся в идущем куда-то трамвае. Просто и внезапно так взял и обнаружил себя стоящим и держащимся за поручень. Это было странно. Первое, что увидел, была женщина лет сорока пяти, которая смотрела на меня глубоким, почти материнским взглядом и улыбалась. Ее улыбка была доброй, а взгляд словно понимал всю ту нелепость со мной случившегося. Я внимательно осмотрел себя: относительно опрятный внешний вид, впившаяся в плечо сквозь куртку лямка от портфеля свидетельствовала о том, что он, портфель, и все его содержимое было на месте. Провел рукой в области нагрудного кармана, обнаружил кошелек и телефон. Дужки очков чуть сбились, но все же исправно покоились своим пластиковым мостом на переносице. Провел тыльной стороной ладони по лицу. Оно было гладко выбрито. Все было на своих местах и вполне обычно, как был обычен всякий мой день, в начале которого я каждый раз ездил на таком вот трамвае к себе на службу. Смущало другое: я отчетливо знал, что сегодня выходной и, что вчера я совсем не пил, но главное – я ничего не помнил за исключением того, что вчера по-моему действительно совсем ничего не пил. Воспоминание о том, как я сюда попал, и что случилось предшествующей ночью или вечером, на худой конец, упорно отказывалось хоть как-то соприкоснуться с моим затуманенным разумом.
Тем временем за окнами трамвая шел снег. Я бы даже сказал, что снег валил, и за этой белой завесой совсем невозможно было разглядеть что-либо. Я перевел взгляд от окна на женщину, но ее уже не было на том самом месте. Точнее, место было, а вот женщина, с ее глубоким, почти материнским взглядом и доброй улыбкой куда-то подевалась. Это тоже было странно. Хотя бы потому, ни одной остановки, с момента моего такого вот пробуждения, не было. Впрочем, я уже привык ко всем этим странностям, делиться которыми отчего-то никогда не решался и не спешил.
Женский, металлический голос оборвал мои такие размышления, поведав вместо географии присутствия очередной остановки следующее и, как мне показалось, в рифму. Это походило на какие-то стихи:

Позабудь, что покажется странным.
Только разве что не забывай
Хрупкой девушки с именем Анна,
Что вела этот алый трамвай.

Так бывает февральскою стужей
В городах часом позже зари:
Спать останутся те, кто снаружи,
А проснутся, не помня, внутри.

Позабудь, что покажется странным.
Скроет снежная все пелена…
Ведь могла бы случиться не Анна,
И трамвай бы ее был не ал.

Когда двери открылись, я поспешил выйти. Пройдя до ближайшего перекрёстка, повернул налево - прочь от трамвайных путей, и так шел прямо еще сорок шесть минут. Вместе со мной шел снег. Я бы даже сказал, что снег валил, и за этой белой завесой совсем невозможно было разглядеть что-либо.